Анри де Кастри - Маркиза де Помпадур

Широкое поле для комментариев: идет ли речь о действительно существующем лице или всего лишь о плоде воображения?

Король был воспитан Флёри в такой строгости, в такой боязни ада и Божьего проклятия, что не решался на супружескую измену. Однако сдержанность королевы в исполнении супружеских обязанностей обострила его чувства; вынужденный соблюдать целомудрие, пока его жена была беременна принцессой Викторией, – она родилась 11 мая 1733 года в Версале, – он, похоже, уже в марте этого года бросил перчатку незнакомке, имя которой стало известно лишь несколько лет спустя, – ее звали Луизой-Жюли де Майи-Нель. Она была супругой одного из королевских родственников, графа де Майи.

Графиня де Майи являлась фрейлиной королевы и ровесницей короля, он знал ее уже восемь лет. Эта девушка из хорошей семьи, имевшая четырех сестер, которые сыграют свою роль в жизни короля, не была красива, хотя Натье написал с нее портрет, не лишенный очарования.

Она была высока ростом, с красивой грудью и соблазнительным телом; уверяют, что она не ладила с мужем и имела связь с господином де Пюизье. Но она ни разу не беременела, что могло показаться достоинством и помочь избежать наводнения двора незаконнорожденными, как при Генрихе IV и Людовике XIV.

Говорили, что у нее очень веселый нрав и что она остра на язык; последнее испробовал на себе даже король, которого она знала смолоду. Поэтому ему было с ней легко, он не испытывал стеснения.

Связь окончательно оформилась в 1733 году и, поскольку Мария Лещинская снова была в положении, укрепилась во время беременности королевы, которая в июле 1734 года произвела на свет принцессу Софи (или Мадам Пятую). Но тайна связи прекрасно сохранялась, в нее был посвящен только первый камер-лакей Башелье.

Уверяли, что госпожа де Майи поначалу была не единственной прихотью Людовика XV, по этому поводу упоминают о рождении внебрачного сына, прозванного «дофин Дориньи», бывшего якобы плодом ночи, проведенной с субреткой, которую камер-лакей привел к королю в один из вечеров, когда Мария Лещинская упорно не открывала супругу дверь своей спальни. Дориньи не был признан королем и впоследствии стал торговцем предметами искусства.

Эта история не так уж невероятна, ибо д'Аржансон в своих мемуарах называет Башелье сводником. Возможно, приговор слишком суров. Башелье был богат, удачно женат и всецело предан королю. В истории с Луизой де Майи его самое большее можно назвать посредником. Он провожал короля к Луизе и сопровождал обратно по темным коридорам замка.

Никто не догадывался о связи, кроме, может, королевы, которая, вероятно, не знала имени любовницы, но предчувствовала неверность супруга и уже в начале 1734 года поделилась своими опасениями с отцом, Станиславом Лещинским. Поскольку бывший польский король слыл отчаянным ловеласом, он воспринял новость философски и посоветовал дочери набраться терпения.

Кардинал де Флёри также заметил перемену в поведении короля: тот стал более деятельным, менее безразличным, охотнее выступал на Совете. Но поскольку у Флёри не было никакой уверенности, он притворился, будто ничего не видит.

Людовик XV слегка осмелел; чтобы избежать досадных встреч в коридорах, он поручил Башелье приводить Луизу к нему в покои под вуалью и закутанную в широкий плащ…

Желая скрыть свою связь, король запрещал себе проявлять щедрость к любовнице, ибо не мог располагать королевской казной по своему усмотрению и не хотел оправдываться в неразумных тратах перед главным инспектором финансов.

Кроме того, короля мучила совесть; он прекрасно понимал, что совершает двойное прелюбодеяние. Поэтому, поскольку церковные предписания обязывали его причащаться раз в год, он лицемерно отдалял от себя Луизу на несколько недель перед Пасхой.

На Пасху 1737 года, публично причастившись, Людовик XV снова решил провести ночь с Марией Лещинской; королева, находившаяся на шестом месяце беременности, отказалась его принять, и Людовик XV не стал настаивать – он вернулся к любовнице и с этой весны уже не скрывал ее существования.

Зубоскалы приспособили к королевским похождениям куплет из фривольной песенки о дядюшке Барабá:

Эти вирши не отличались изяществом, но пользовались большим успехом. Король больше не смел причащаться, но не реже, чем прежде, навещал беременную королеву: та, уверенная в измене мужа, отказывалась открыть ему дверь своей спальни.

За исключением этого инцидента частного характера внешние приличия соблюдались: королевская семья все так же дважды в неделю собиралась за большим столом, и Людовик XV продолжал участливо заботиться о своих детях.

Тем не менее, уже не прячась, король поместил свою любовницу рядом с собой, на третьем этаже замка, в небольших апартаментах, подготовленных Габриэлем почти на том же месте, где некогда жила мадам де Монтеспан.

Д'Аржансон отмечает в своих мемуарах: «Король, не довольствуясь прелестями одной только королевы, полгода назад взял себе в любовницы госпожу де Майи, дочь господина де Неля. Она хорошо сложена, молода, но некрасива. Большой рот, полный зубов, а потому смешной. Она не умна и не имеет никаких взглядов. Поэтому кардинал милостиво согласился на такое положение дел, видя, что королю нужна любовница. Он подарил ей 20 000 ливров. Это дело держалось в большом секрете, как и следовало бы для всех похождений царственных особ».

Многочисленные прочие свидетельства, в частности Барбье и полицейского комиссара Нарбонна, подтверждают эти факты.

Именно рядом с госпожой де Майи Людовик XV возьмет в привычку доверяться женщине, забывать об этикете, скуке заседаний Совета и аудиенций.

С 1738 года, когда связь приняла официальный характер, Людовик XV больше не скрывался; он перестал причащаться и открыто ходил ужинать к любовнице.

Та, не лишенная достоинств, проявляла полнейшее бескорыстие в отношении себя самой. Зато она ходатайствовала перед королем о своем отце, маркизе де Неле, игроке, погрязшем в долгах. Кроме того, чтобы улучшить почти нищенское существование своих сестер, она неосторожно привлекла их ко двору.

Первую прибывшую звали Полин-Фелисите; гренадерский рост, жесткий взгляд, но умное лицо. 22 сентября 1738 года ее допустили к дворцовым церемониям и отныне стали приглашать на ужины в малых апартаментах, причем Людовик XV получал явное удовольствие от беседы с ней.

Этот интерес довольно быстро перерос в желание, но Людовик XV не решался взять в любовницы девицу; стало быть, следовало выдать ее замуж, и мадемуазель де Шароле взялась подыскать ей мужа. Выбор пал на маркиза де Вентимиля, племянника архиепископа Парижского, который мечтал о шапке кардинала и поощрял этот союз в надежде на исполнение своего желания.