Игорь Корольков - Мой добрый друг

На плече мужчины сидела белка. Они оба смотрели на меня. Белка – испуганно, тревожно. Мужчина – спокойно, с лёгким прищуром проницательных глаз. В этом противопоставлении, видимо, и был замысел художника. Суетливая белка подчёркивала невозмутимость человека. На мужчине был костюм и галстук. Словно высеченное из камня лицо, внимательные глаза, плотно сжатые губы, раскрепощённая поза говорили о характере независимом, волевом. Он смотрел на меня, будто что-то знал обо мне. Написанная карандашом картина впечатляла лаконизмом и строгостью.

Постояв у портрета, я перешёл к другой картине, но обратил внимание, что на моё место встал мужчина, очень похожий на того, который изображён на ватмане. Он стоял, засунув руки в карманы брюк, разглядывал, судя по всему, своё собственное изображение, словно пытаясь понять – действительно ли это он?

Я не удержался.

– Простите, не с вас ли писали этот портрет? – поинтересовался я.

– С меня, – просто ответил мужчина.

– Хорошая работа!

– Вы находите?

– Мысль посадить вам на плечо белку – великолепна!

– Портрет писали в Нескучном саду. Там полно белок.

– Вам достался хороший художник.

– Иван, – протянул руку мужчина.

– Андрей.

Так мы познакомились. Иван пригласил меня на чашку кофе здесь же, в картинной галерее. Мы заняли столик у окна, заказали эспрессо.

Движения Ивана были несуетливы. Он напоминал дредноут, когда тот причаливает в порту после неравного боя – терпеливо, устало. Одной рукой поднял стул и поставил так, чтобы можно было сесть, не двигая его. Бросил взгляд на меню, решительным жестом подозвал официанта, кофе заказал, будто отдавал приказ, не выполнить который было невозможно. Руки Иван положил на стол, обняв блюдце, точно хотел защитить кофе от возможных неожиданностей. Эти руки, несомненно, многое умели. Левую покрывали шрамы: гладкие – от ножа, рваные – от пилы, несколько белых бугорков на кисти говорили о том, что на руку попало что-то раскалённое – то ли канифоль, то ли окалина. Доставая из кармана платок, Иван вынул моток проволоки, удивлённо посмотрел на него и засунул обратно. Несмотря на возраст, а было ему на вид за сорок, мой новый знакомый обладал роскошной шевелюрой. Густые чёрные волосы напоминали подстриженную конскую гриву, в которую вплели множество белых нитей.

– Вы увлекаетесь живописью? – спросил Иван, бесцеремонно разглядывая меня.

– Не могу сказать, что увлекаюсь, – ответил я. – Просто иногда хочется пройтись по выставочным залам.

– Вас привлекает не столько живопись, сколько торжественная атмосфера, – понимающе заключил Иван.

– Пожалуй, так.

– Вы правы: здесь разглаживаются морщины.

Я удивлённо посмотрел на нового знакомого. Короткой фразой он приоткрыл дверь, за которой, должно быть, таился мир любопытных наблюдений.

– Музеи и картинные галереи обладают поразительной особенностью, – сказал Иван. – Там что-то происходит с памятью.

Он помолчал, отхлебнул кофе. Поставил чашку на блюдце. Повертел против часовой стрелки.

– Вы не поверите, но однажды я остался в музее на ночь, – сказал Иван.

– На ночь? В музее? Как это возможно?

– Там много закутков, где можно спрятаться.

– Вы хотели ограбить музей? – усмехнулся я.

– К слову сказать, – заметил Иван, – это не так уж и сложно сделать. Было бы желание. Но я остался на ночь не за этим. Днём – это один музей. Ночью – совсем другой. Ночью там – тишина. Обостряются чувства… Раскрепощается воображение… В какой-то момент начинает казаться, что всё оживёт: и пастухи, и стада, и всадники… Слышно блеяние овец, бряцание оружия… Века затягивают. Словно ил, когда ловишь головастиков.

– Вы так увлекательно рассказываете, что я начинаю подозревать в вас художника, – заметил я.

– О, нет! – взмахнул руками Иван. – Какой я художник! Так, жалкий подражатель.

Он перевернул лежавшую на столе бумажную салфетку, вынул из бокового внутреннего кармана пиджака фломастер, посмотрел на меня, усмехнулся и несколькими уверенными движениями нарисовал на меня шарж: удлинил нос, а на кончик насадил очки. Я был похож на начитанную ворону.

– Здорово получилось! – воскликнул я. – Можно взять на память?

– Разумеется!

Иван протянул салфетку.

– Неужели нигде не учились? – сказал я, рассматривая рисунок.

– Год посещал курсы в Строгановке.

В эту минуту в кафе вошла женщина в лёгком белом платье с широкой юбкой и янтарными бусами на тонкой загорелой шее. Она окинула взглядом зал, решительно направилась к нашему столику. Иван встал, поцеловал женщину в щеку, подвинул стул.

– Это Марта. Это Андрей.

Мы улыбнулись друг другу.

– Что тебе заказать? – спросил Иван.

– Апельсиновый фрэш.

Иван подозвал официанта.

– Я так и думала, что найду тебя здесь.

– Мы только что познакомились с Андреем. Ему очень понравился мой портрет. Он сказал, что я достался хорошему художнику.

– Правда? Спасибо!

– Это вы нарисовали портрет Ивана? – удивился я.

– Да, это моя работа.

– Очень хорошая работа!

– Спасибо! Вы не художник?

– К сожалению, нет.

– Он любит звук каблуков в пустых залах, – усмехнулся Иван.

Я поразился тому, насколько точно это было угадано.

На щеках Марты появились ямки, серые глаза заиграли весёлым светом, из-за чувственных губ блеснули белые как снег зубы. Наметившийся в уголках глаз кракелюр говорил о том, что Марта перешагнула сорокалетний рубеж, хотя время, похоже, и благоволило к ней.

– Вы определенно должны были стать художником!

– Я даже яйцо не смогу нарисовать, – признался я. – Но, если бы был наделён вашим талантом, непременно написал бы ваш портрет. Я бы это сделал так: белое полотно и только ваши глаза. Иван, у вас нет желания отблагодарить Марту – в ответ написать её портрет?

– Что вы! Шедевра не создам, а оригинал могу потерять. Я вот о чём подумал: а что, если мы пригласим вас поехать с нами в Плес! Ты как, Марта?

– Замечательная идея! – воскликнула Марта.

– В Плес?

– Мы едем туда на десять дней, – пояснил Иван. – Марта будет писать этюды, а мы порыбачим. Прекрасные левитановские места!

Предложение мне очень понравилось. Было бы здорово провести десять дней на берегу Волги в компании симпатичных людей. Но мое руководство ни за что не позволило бы взять столь длинную паузу. В то время я занимался расследованием одного сложного дела. Вернее, таких дел было много. От рук неизвестных киллеров погибали политики, бизнесмены, журналисты, крупные криминальные авторитеты. Преступления совершались в разных городах, разными способами, всегда хладнокровно, изобретательно, жестоко. В одном случае киллер переоделся в священника. В другом – загримировался под женщину. Известного журналиста зарезал в подъезде, прикинувшись слесарем.