Екатерина Глаголева - Польский бунт

Его королевская печать. Божьей милостью и волей народа король Польский, великий князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецкий, Жемайтский, Киевский, Волынский, Подольский, Подляшский, Инфлянтский, Смоленский, Северский, Черниговский и прочее, и прочее… Вот сколько всего он потерял.

Браницкий не только присягнул Конституции 1791 года, но и стал военным министром в новом правительстве. Ведь после смерти Понятовского корона должна была перейти к саксонскому курфюрсту для основания новой династии. Все посланники иноземных государств выражали Станиславу Августу одобрение своих дворов; римский папа перенес празднование святого Станислава на 3 мая. Новый прусский король и новый австрийский император обязались соблюдать целостность Речи Посполитой, а князь Кауниц, с согласия Леопольда II, даже отправил в Петербург ноту, побуждая признать свершившийся факт. Понятовский побоялся известить Екатерину о том, что осмелился сделать. Король с народом, народ с королем, ободрял он себя. Шляхте оставили ее привилегии, панам – крестьян; мещанам позволили приобретать землю и открыли доступ к чинам; магнаты публично принимали городское гражданство; диссидентов больше не преследовали. Кто мог остаться недоволен? Адам Чарторыйский выехал послом в Дрезден, но Станислав Август не спешил подставлять свою голову под польскую корону, словно та была из раскалённого железа. Молчание России перекрывало весь европейский хор, певший аллилуйю. Стало ясно: Екатерина ждет только завершения войны с Турцией, чтобы приняться за Польшу. Война со Швецией закончилась в августе предыдущего года; Игельстрём, заключивший Верельский договор, получил в благодарность орден Святого Андрея Первозванного, чин генерал-аншефа, золотую шпагу и сорок тысяч рублей. Репнину, разбившему турок при Мачине, дали Святого Георгия первой степени. Юсуф-паша запросил мира, и Репнин в июле заключил с ним временный договор, однако Потемкин, не желавший упускать лавры победителя турок, порвал его в клочки и начал всё заново. В середине октября к нему в Яссы приехал из Вены Щенсный Потоцкий, вслед за ним – Северин Ржевуский, но тут светлейший князь Григорий Александрович нежданно приказал долго жить. Безутешная графиня Браницкая пыталась согреть своим дыханием его охладевшие уста…

Понятовский отправил в Яссы Станислава Потоцкого, чтобы тот вернул генерала и гетмана на столь любимую ими родину. Те не приехали, и сейм уничтожил обе гетманские булавы. Но к тому времени Безбородко уже подписал мирный договор, и Екатерина вызвала обоих в Петербург, куда помчался и Браницкий. Королю он дал честное слово и письменное обязательство хранить верность Конституции и явиться по первому зову…

Надзея – матка глупых [8] Надежда – мать глупцов ( польск .). , гласит польская пословица. Декларация о вторжении в Польшу русских войск для защиты незаконно преследуемых подданных императрицы, создавших конфедерацию в Тарговице, грянула в мае 1792 года, как гром среди ясного неба. Австрийцев Екатерина подтолкнула к войне с французами, пруссакам посулила кусок пирога – теперь можно было стрясти с Польши хоть всё до последнего листа.

На руки упала горячая капля. Станислав Август плакал.

Он сопротивлялся до последнего. Учредил орден Virtuti militari [9] За воинскую доблесть ( лат. ). и лично осмотрел военный лагерь в Праге, хотя прекрасно понимал, что польская армия способна только погибнуть сама, но не спасти страну. Что мог сделать князь Юзеф с тремя бригадами, пусть даже и с прославленным Костюшкой, против впятеро превосходящих сил противника? Впрочем, и это было б ничего, если бы приходилось подставлять пулям только свою грудь, не опасаясь ударов в спину. Но уже 31 мая русские войска, направляемые Шимоном Коссаковским, без боя взяли Вильну, и Коссаковский стал польным гетманом Литовским, после того как воевода виленский Михаил Казимир Огинский добровольно отказался от гетманства. Король этот его титул не утвердил, да что с того? Самопровозглашенный великий гетман Княжества Литовского Коссаковский расхаживал в мундире русского генерал-майора, его брат-епископ призывал к унии Литвы с Российской империей. Командующий литовской армией Людовик Вюртембергский намеренно не собирал войска, чтобы те стали легкой добычей русских. За измену он поплатился лишь разводом с женой, Марией Чарторыйской, и отставкой. Потерпев ряд поражений, Юзеф Понятовский отвел армию в Изяслав; украинские холопы поставляли русским провиант и лазутчиков, отказывая и в том, и в другом полякам. В отчаянии король написал Екатерине и предложил закрепить польский престол за великим князем Константином, которому тогда было тринадцать лет, но императрица была неумолима: только капитуляция. Король должен сам присоединиться к Тарговицкой конфедерации, перейдя на сторону тех, кого он «обидел», и загубив своими руками всё, что создал с таким трудом.

Почему ей так нравится унижать его? За что она ему мстит?..

Когда он созвал своих министров, показал им письмо императрицы и сказал, что присоединится к конфедерации во избежание худшего, голоса разделились. И те, кто был против, и те, кто был за, потом уехали за границу, он же уехать не мог. Не мог даже уйти пешим, с посохом в руке… Он приказал обеим армиям, в Литве и в Польше, прекратить сопротивление. В августе Михаил Каховский, разбивший Костюшку под Дубенкой, вошел в Варшаву и расположился в Королевском замке.

Поблагодарив императрицу за великодушную помощь, Светлейшая конфедерация в Гродно принялась творить суд и расправу над польскими «якобинцами». Нота о вступлении прусских войск в Гданьск и Торунь для их очищения от революционной заразы застала ее врасплох; Щенсный Потоцкий срочно выехал в Петербург, но было поздно: русский посланник Сиверс требовал созыва сейма для утверждения нового раздела Польши.

Когда Сиверс явился к Понятовскому и велел ехать Гродно, тот сказал: лучше в Сибирь. Его заперли и держали без пищи. Он поехал… Полковник Штакельберг поднес ему на подпись акт о разделе. «Сжальтесь надо мною, милостивый государь! Не заставляйте подписываться под своим позором!» Штакельберг сказал, что это будет последняя жертва. Росчерк пера – и можно наслаждаться тихой и покойной старостью…

Браницкий тоже был на Гродненском сейме. После второго раздела все его поместья отошли к России; он променял гетманскую булаву на чин генерал-аншефа и уехал в Белую Церковь. А король вернулся в Варшаву. Куда ему было податься? Вслед за ним приехал Игельстрём, из барона ставший графом. Под началом Игельстрёма было тридцать тысяч русских солдат, из которых восемь тысяч стояли в Варшаве. Польскую же армию, несмотря на союзный договор с Россией, было велено сократить вдвое. Только в Кракове польский гарнизон остался без присмотра русских. Вот в Краков и прибыл из Дрездена Костюшко, которому войско тотчас присягнуло как главному начальнику вооруженных сил… И Юзеф тоже.