Маргарита Мартынова - Сёстры

– Я успел подумать, сэр! – вызывающе начал он, убрав руки за спину. – Я – матрос, я служил на судне, которое вело незаконную торговлю, да. Но я никого не убивал на этой службе. Особенно безоружных людей, – он повысил голос. – И тем более, я не отправлял женщину смотреть на кровопролитие! Свою женщину, хочу заметить! Так вот, пожалуй, лучше я предпочту быть мертвым, чем соглашусь быть в подчинении у человека, вроде вас! Не знаю, чем вы здесь так знамениты, но дурацкие выходки – ваш девиз, видимо! А я вам не клоун! Убейте меня, и тогда в лагере останутся те самые четыре человека, о которых вы со мной договорились!

И с этими словами он сделал шаг вперед, спрятав руки в карманы. Весь его вид выражал безрассудную смелость и презрение к своему собеседнику.

Повисла тишина. Слепой Грег не поворачивался в его сторону, делая челюстью жующие движения, потом вдруг подтянул повязку на глазах, усмехнулся и сказал:

– Хорошо. Верю, мистер Сандерс… Дорогая, ты здесь?! – и, услышав приближающийся стук каблуков, прибавил: – Пусть этот Самопровозглашенный капитан контрабандистов устраивается в каком-нибудь сарае. Его кока тоже можно выпустить, остальным пока пусть дадут только воду.

Повисло молчание. Дик повертел головой по сторонам в полном недоумении:

– Это всё?

– А что вам еще нужно, – насмешливо сказал Слепой. – У меня нет для вас комнаты с видом на море, ужина из трех блюд и бесплатных женщин. Но, насколько я знаю, моряки и солдаты – самый неприхотливый народ, правда?

И он довольно запрокинул голову, показывая, что этот разговор окончен.

Париж. Сентябрь 1795г.

Вечерело. Мастерская платья мадам Пелю заканчивала свою работу на сегодня. Со своих мест вставали молодые швеи, выпрямляя уставшие спины и разминая пальцы, начальница обходила столы, осматривая работу и картаво делая замечания. Одна из работниц – круглолицая блондинка на вид около восемнадцати лет, с родинкой на щеке, украдкой всматривалась через окно в наползающий на Париж осенний вечер с волнением в глазах. Увидев на другой стороне улицы мужскую фигуру, она порозовела и сделала глубокий вдох, затем аккуратно отошла в глубь комнаты, словно боясь, что ее любопытство будет замечено.

Получив жалование за эту неделю, девушка спрятала монеты в корсаж платья, повязала шляпку, попрощалась со всеми и вышла на улицу. Поджидавший ее брюнет лет двадцати восьми, облаченный в скромный костюм коричневого цвета, приветственно приподнял зонт, который держал в руке, и улыбнулся.

– Моя дорогая Элоиз!

– Андре! – девушка снова порозовела и, пропустив проезжавший экипаж, перебежала на другую сторону улицы.

– Вы позволяете себе видеть меня так часто, месье Тулуа! – с кокетством улыбнулась она.

– Жду момента, когда мы уже поженимся, и я смогу видеть тебя каждый день, – он поднес к губам ее руку и на мгновение прижал узкую ладонь к своей щеке. – Но сегодня, взглянув на небо, я подумал, что зонт был бы не лишним и решил проводить свою невесту домой.

Элоиз томно опустила ресницы, взяла его локоть, и молодые люди двинулись по тротуару.

Где-то протяжно выла собака, из булочной напротив доносился аромат хрустящего хлеба, у идущей навстречу женщины на руках натужно плакал ребенок. Слегка прихрамывая на левую ногу, Андре, легко приподняв возлюбленную, перенес ее через огромную лужу и опустил на землю. Девушка засмеялась звоном десятка колокольчиков и, встретившись с взглядом жениха, смущенно отвела зеленые глаза, как и подобало приличной особе.

– Я получила хорошее жалование за эту неделю, Андре, – сказала она, когда молодые люди продолжили путь. – У нас было много работы. И осталось на следующую. Нам не всегда говорят имя заказчика нарядов, но, предполагаю, в этот раз это жены членов Конвента. Как я уже считала, через два месяца в моей копилке будет достаточно средств, чтобы мы могли пожениться и снять жилье, – она улыбнулась. – Мне нравится жить у мадам Турэ, но, боюсь, замужней женщине снимать меблированную комнату уже не подобает.

Андре помрачнел.

– Если бы не моя нога, можно было бы попробовать пойти подсобным рабочим на стройку…

– Ты так и не пробовал добиться приема у генерала Бонапарта? Ты отличился при взятии Тулона, милый, неужели он откажется помочь дополнительным пособием своему офицеру, который был вынужден покинуть армию из-за ранения? Нам не нужно огромное содержание, я достаточно зарабатываю на шитье… Я получила хорошее образование, в крайнем случае, могу дополнительно давать частные уроки.

Андре некоторое время смотрел на носки своих слегка потертых туфель.

– Иногда мне начинает казаться, что я не стою вашей любви, мадемуазель Элоиз Букле, – внезапно мрачно сказал он.

Девушка вздрогнула и схватила его руку, останавливаясь:

– Нет, не говори так, прошу тебя! – воскликнула она, привстав на цыпочки. – Я люблю тебя таким, какой ты есть. Все наладится, Андре, вот увидишь! Может быть, уедем из Парижа в какой-нибудь маленький городок на юге страны, где все будет по-другому! Главное – наша любовь!

В ее зеленых глазах светилось счастье. Длинные ресницы дрожали, бросая на лицо легкую тень, и молодой человек с грустной улыбкой поправил ее локон.

– Может быть, если бы ты знала… – осторожно начал он.

– Знала что? – Элоиз с легким испугом поймала его взгляд.

– Что я всего лишь сирота-вояка, – закончил он нарочито оптимистично, – то, может быть, предпочла бы моим ухаживаниям кого-нибудь другого.

По губам девушки скользнула теплая улыбка:

– Сирота-швея предпочла вас, лейтенант Тулуа, – кокетливо сказала она, приподняв брови. – И если вы передумали жениться, то советую держаться подальше от моих иголок и ножниц!

И молодые люди рассмеялись. Андре взял узкую ладонь своей спутницы и с нежностью поднес к своим губам.

День был слишком беспокойным. Поэтому, едва только поняв, что все испытания позади и он может немного отдохнуть, Дик Сандерс уснул в предоставленном ему сарае крепким сном здорового человека, чья совесть была относительно чиста. Проснувшись, молодой человек взбил охапку сушеной травы у себя под головой, несколько мгновений изучал гнилую крышу, потом немного подумал, поднялся и вышел наружу.

Темнело. Над деревней, занимаемой Лесными Братьями, нависало ярко-синее небо, на котором уже зажигались крохотные огоньки звезд. Пахло костром и конским навозом, где-то в овраге отрывисто кричала какая-то птица. Дик подтянул пояс, пару раз присел, разминая затекшие члены, и щелкнул языком, задумчиво осмотревшись.

Теперь это – его новый дом. Точнее, как раз именно его дом – тот сарай, из которого он только что вышел, но человеку, выросшему в семье, где было пятеро детей один младше другого, нужно быть особо благодарным за целую постройку в собственном распоряжении, пусть там и не было ничего, кроме соломы. Правда, немного неясно, где остальные четыре моряка с «Атлантиды», дали ли им свободу или еще нет, поэтому все решения теперь стоит принимать только исходя из происходящего вокруг. Молодой человек чиркнул слюной между зубов и сплюнул.