Сергей Данилов - Барнаул-517

– Лук не пробуют – все знают, что горький, ты один не знаешь – дурнем прикидываешься.

– Скильки в сумци пучкив буде?

– Сколько будет – все наше…

– Це багата будеш…

И все-таки уволок пучок, зажевал, а через два шага выплюнул: «О, це горька пилюля, ей бо… даром не треба…».

Но за каких-нибудь полчаса весь лук разошелся. Наторговав мелочи, бабушка Киселева зашла на мясные базарные ряды, которые в начале марта, после объявления революции, вовсе сократили, выделив место для проведения митингов, но потом вернули обратно, приценилась к баранине, сторговала два фунта для супа к обеду, в рыбном ряду еще пять карасиков купила, заторопилась домой – обед готовить.

Галициец подошел к детям:

– А ну дайте хлопци людини води випитиь, дюже упарився з ранку, одну кружечку…

– Кружка – копейка…

– Ось же бисови дити, за воду гроши тягнуть, звидки мени стильки заробити, щоб и за воду платити, якщо я без того голодний-холодний полонений?

– Налей ему кружку, – сказал Костя Клаве. – Небось свой православный человек, немцы его воевать заставили против русских, а он не захотел и сдался… Правда, дядя?

– Це так верно, що прям за душу бере! Який гарний хлопец, яка гарна дивчина, ой, спаси вас бог, не дали померти бидному украинцеви далеко вид ридной сторони…

Галициец сдвинул на затылок облезлую папаху и пошел далее.

– Врет, что денег нет…

– Почему врет?

– А что ему на базаре делать без денег и без товара? Да еще так долго?

– Да мало ли… воровать к примеру…

– Ну и зачем мы вора напоили?

– Давай за ним походим, посмотрим, что он делает…

– А кто пить желает холодной воды колодезной, кружка – копейка!

Галициец однако ничего особенного не делал, в карманы чужие не лез, сильно не воровал, лишь нагловато торговался со всеми, пробуя все подряд. Походя выхватил из бочки соленый огурец, в миг сжевав на глазах возмущенной хозяйки: «на пробу тильки», зачерпнул из одного мешка пригоршню семечек, из другого кедровых орешек уволок, и так шел, посмеиваясь да поплевывая, да отругиваясь. Несколько минут возле рыбного ряда покрутился, цены расспрашивал, хороша ли рыбалка была, потом в угол базарный забрел, где торгуют ношенной одеждой, долго перепирался с мужиком, у которого выторговал сразу три старых, в конец изношенных полушубка, достал бумажные деньги, заплатил, сунул одежку в холщовый мешок, перекинул через плечо, зашагал далее.

– Лето впереди, а хохол замерз, полушубки накупает, – пересмеивались продавцы.

– Небось, турок валахский… что, брат, собрался в плену и следующую зиму сидеть? Мы к осени германцев побьем, домой поедешь…

– Який турок… що брешешь… Купуй сани влитку, – покрякивая и краснея отругивался тот, – а вони нехай будуть… черт его знае, скильки воевати буржуи будуть… Зима Сибирська дуже холодна, а у кожушку и валянках можна и гроши заробитиь… сниг кидати – добре платять, а без кожушка ни-ни, на смерть вмерзнешь…

– Видишь, есть у него деньги, раз полушубки мешками закупает.

– Какие там полушубки, одно название – старые, драные, все в заплатах, ношеные – переношенные… рухлядь…

– А все ж бумажки достал, рубля два отдал, а нам копейку пожалел…

– Бабушка говорила, что галичане народ прижимистый, на базар не покупать, а пробоваться ходят, так напробуются, что и обедать не надо! Она их часто ругает, что лапами своими грязными все захватают, перепробуют, ничего не купят, а когда наедятся, потом еще охают на всю округу, дескать товар плохой, вторые румыны, ей богу, а те, что твои цыгане – два сапога пара…

В это время галичанин вышел с базара и остановился возле большого, крытого фаэтона со скучающим возницей на козлах. Из фаэтона вылез прилично одетый человек, забрал у галичанина мешок с товаром, кинул внутрь, и принялся ругать, похоже за то, что дорого заплатил.

Хохол вскинул руки к небу, призывая бога в свидетели торговой сделки, что цены такие на базаре, потом бросил папаху оземь, и в полном расстройстве чувств уселся на нее сверху.

Андрейка вдруг признал в ругателе немца Фрица, которого бабушка заставила утром съехать с квартиры.

– А ну пойдем к ним ближе, послушаем, чего говорят…

Австриец указывал жестами галичанину немедленно встать и вернуться на базар, покупать что-то еще.

– Купить надо еще пять старых трепаных тулуп! Всего восемь, дурья твоя башка! И не дороже, чем шесть рублей за все! Ты почему так дорого купил: три за шесть рублей, дубина стоеросовая? Я не позволю воровать, хохляцкая твоя морда! – И резко, с разворота въехал галичанину в ухо, да сильно так, что тот завалился на бок.

Во мгновения ока галичанин вскочил, схватил папаху, отбежал на три шага, стал из-за кабриолета оправдываться:

– Будеьте ласкави, пане лейтенант, вси гроши виддав до останнього рубля, хай ему грец! Деруь, гадюки барнульские, три шкури, чертови христопродавци… можете обшукати – нема у меня ни копейки, щоб им ни дна ни покришки. Може на Старому базари спробуемо купити?

– Держи еще три рубля и иди, торгуйся, без пяти полушубков не возвращался. Шнель!!

Андрейка подошел ближе к говорящим.

– Дядя Фриц, воды хотите? Кружка – копейка…

– Есть вода, холодная вода, – запела Клавка пронзительно, – пейте ж воду, воду господа!

– Не господа мы, а товарищи, – громко поправил Краузе.

– А этого дяденьку не ругайте, у него правда копеек нет, мы ему даже воду бесплатно дали испить. А три полушубка он купил за два рубля, они ж все рваные, старые, ветхие, молью битые, только на пугала огородные годятся – ворон пугать…

Немец выпучил глаза, затем быстро схватил галичанина за шиворот, так что с него свалилась папаха и рассыпались бумажные рубли, наподдал коленкой под зад, забрасывая в фаэтон: вор, собака!

Затем развернулся к детям.

– Спасибо, мой честный мальчик. А за воду, которую у тебя выпил мой дурной денщик, я заплачу…

Вытащил из кармана кошелек, осмотрел его внутренности в поисках мелочи, ничего подходящего не обнаружил, и будто не веря в свою щедрость, дал какую-то бумажку Андрейке, а сам запрыгнув в экипаж, схватил вожжи:

– Но, залетная!

– Сколько?

Андрей разжал кулак:

– Целый рубль!

– Денег у этих пленных и впрямь – куры не клюют. Надо их почаще нашей колодезной водой поить… – обрадовалась Клава. – На глазах добреют. А откуда ты его знаешь?

– Он нашим квартирантом чуть не стал, одну ночь эту переночевал только – его бабка выгнала взашей вместе с его мадамкой.

– Жаль, я не видела. Знать, баловались шибко, вот она и рассердилась.

– Бабушка ругалась, что всю постель перемазали, будто месяц жили, а денег ни копейки не заплатили.

– Зато сейчас рубль дал. На один школьный сапог уже есть деньги! Удачно мы сегодня заработали!