Владимир Бородин - Корзина полная персиков в разгар Игры

– В осьмнадцатом столетии будто-бы баб-с на троне мало им показалось, – вновь голос Коки.

Белые ночи отошли и, несмотря на ранний час, старый слуга госпожи Третнёвой уже зажигал свечи по многочисленным канделябрам и подсвечникам. Когда собирались гости, хозяйка предпочитала их электричеству.

– Тут-то и полезли изо всех дыр шарлатаны, берущиеся помочь с рождением Наследника. И если свои подданные дают советы бескорыстно, то иностранцы – отнюдь нет. Так возник при Дворе этот коротышка Филипп 73. А вы знаете, господа, насколько Государь подвержен влиянию собеседника, вот и получается, что после Николаши с Черногоркой, на Ники 74начал влиять и этот галльский проходимец, – разговорился человек лет пятидесяти в строгой тройке и с бородкой клинышком, с насмешливым взглядом несколько выпуклых глаз из-под пенсне в металлической оправе.

– Позвольте, Фёдор Измайлович, а не из ложи ли мартинистов этот Филипп? – спросила Ольга Сергеевна.

– Именно так, Ольга Сергевна, именно так оно и есть. Собственно говоря, я ничего не имею против всех этих лож, но этот тип появился совсем некстати. И никакие старания Сергея Нилуса 75не подействовали на их твёрдое убеждение в ниспослании этого французика Свыше. Как-бы такие убеждения не зашли слишком уж далеко…

– Или, напротив, господин Родичев 76, Филипп появился очень кстати, чтобы лишний раз показать чего стоит весь этот Двор без парламента, – оживился молодой человек в оловянных очках с копной кудрявых нечёсаных волос, похожий на засидевшегося студента-неудачника.

– Ох, как радикальна наша нынешняя молодёжь! – рассмеялась Ольга, – а не опасаетесь, что Приказ тайных дел… Тайная канцелярия 77Вами заинтересуется?

– Француз смекнул, что его репутация тает на глазах, поскольку Наследник, так не появился на свет, а лейб-акушер заявил, что беременность, патронируемая «святым Филиппом» вовсе не являлась беременностью как таковой. Кстати это, господа, последние новости Двора. Так вот, что самое поразительное, после всего этого, императрица не потеряла доверия к Филиппу! Многие полагают, что в этом-то и сказывается истеричность её натуры, – хитро прищурил свои глаза навыкате Родичев.

– Позвольте, сударь, а как удалось вышеупомянутому французу проникнуться таким доверием? Не обладает ли он талантом медиума? – неожиданно заговорил с монотонной интонацией, молчавший до сего момента, неприметный светлый господин в шикарном модном летнем двубортном костюме для прогулок.

– Совершенно верно, сударь, именно на своём магнетизме Филипп играл ещё будучи у себя в Лионе.

– Наверное, Государыня очень подвержена магнетизму? – погружённый в себя взгляд неприметного господина несколько оживился.

– Так говорят люди сведущие, сударь.

«Откуда взялся этот тип, – подумала Ольга, – не по душе он мне, уж не знаю и чем. Есть что-то недоброе во взгляде его тусклых бесцветных глаз и манере говорить. Кажется он представился, что он – друг Петра Бернгардовича 78, который не смог сегодня прийти и давно звал его с собой. Странно, не вяжется он с другом этого учёного. Даже не помню его имени, а свой визитный билет он забыл дома… Самое заурядное имя, как и внешность. И зачем-то приволок с собой целую корзину отборных персиков. Хочет показать широту души, или полноту кармана? У самого взгляд как у медиума. Бросается в глаза лишь то, что он отказывается от мясного и нахваливает принципы вегетарианства. А так – ни песен, ни сказок».

– Парижем уже овладела мода на восточные краски и мотивы. Медиумы с восточным оттенком очень даже уместны и на брегах Невы, – продолжил гость в костюме для прогулок.

– Восток Европе не понятен и понят ею быть никак не может. Такого моё мнение, сударь, – вставил своё слово Кока, уминая за обе щеки сочный розоватый персик из корзины, который он, противник великосветского жеманства и излишне хороших манер, разрезал всего на две половины.

– Ну есть и исключения среди европейцев, можете быть покойны, молодой человек, – слегка усмехнулся блондин.

– А правда ли, что Вы, Фёдор Измайлович, отправились в последнюю Турецкую на защиту сербов? – неожиданно спросил нечёсаный студент.

– Было такое. Летом 1876-го отбыл я волонтёром за Дунай отыскивать свободу. Всё мне тогда мерещились Лафайет да Костюшко 79повсюду. И считал я тогда, по молодости, что дело свободы славянской есть дело свободы русской.

– А теперь Вы, надеюсь, пришли к тому, что душа славянская есть душа рабская и её требуется пробудить? Что без европейского примера ей не проснуться?

– Экий Вы максималист, молодой человек! – устало усмехнулся Родичев, – Хотя ничего нового Вы не заявили в этих стенах. Ведь так считали ещё декабристы, хотя и выражали своё отношение к народу в более пристойной форме. Но и они хотели лишь управлять этим народом, а не давать ему власть. Их последователи, ещё четверть века назад, стали уж и вовсе молиться на народ, а потом пошёл разнобой, который мы имеем в нынешней России. И чем всё это закончится? Одно лишь очевидно, что без конституции будущего у нас нет. Недавно на московской квартире Дмитрия Николаевича Шипова 80на Собачьей площадке имело место нелегальное общеземское межгубернское совещание с участием около пятидесяти представителей от большинства земских управ. Какое гражданское мужество! Но главный недостаток позиции Шипова – отрицание всеобщего избирательного права.

– А не кажется ли Вам, Фёдор Измайлович, что и конституционная монархия не может быть самоцелью, а лишь переходным этапом к полной республике? – не унимался студент-неудачник, приобретавший лихорадочный блеск в черноте своих глаз.

– Полноте, «республике»! – пропел Кока, – Не в ней ли кроется самый утончённый обман народа? Она есть «дьявольское измышление», если верить нашему обер-прокурору «Великого Синода».

– Не забывайте, что само слово «самодержец» исторически значит только одно: «не-данник, суверен». Оно вовсе не значит, что царь всё делает «сам как хочет», что может показаться на поверхностный взгляд. Самодержцу не ставит границ другая земная власть, и он не может быть поставлен пред земным судом, но над царём православным домокловым мечом всегда суд собственной совести и Божий суд! – вдруг быстро и страстно заговорил, хранивший долгое время молчание, впервые приглашённый сюда как «прогрессивный служитель Церкви и философ», некий отец Виссарион Благовещенский из Москвы. И замявшись, не решаясь вымолвить «дети мои», – Таким образом, …господа, при всём моём скептическом отношении к нынешнему правительству, никак не могу одобрить власть избирательную и продолжу мысли господина Победоносцева о том, что монарх проводит реформы, но те, которые действительно назрели. Он не бросается опрометью в авантюры, лишь бы не упустить власти. Честолюбие же выбранного избирателями обострено: ведь надо насытить его в отведённый срок! Избирательная кампания, по сути – фейерверк изощрённой лжи! Наш обер-прокурор мудрый человек.