Александр Стребков - Жить запрещено

– замкнутые какие-то они все были, к тому же наград не люби- ли носить. Я даже не знал, есть ли они у него эти награды и сколько их. Год 1965 – этот год для фронтовиков стал первым, к тому же юбилейным, когда официально был введён праздник День Победы – 9 мая; впервые была выпущена юбилейная ме- даль двадцатилетия Победы над Германией, которую вручили всем её участникам. К этому дню наша школьная самодеятель-

ность готовила уже целый год постановку спектакля в сельском клубе. Названия пьесы уже не помню. По сюжету пьесы: там рассказывается, как сразу после окончания войны полковник Советской армии возглавляет комиссию по возвращению со- ветских детей на Родину ранее угнанных немцами в Германию. Эти дети, находясь в концлагере, попали в американскую зону оккупации. Американцы неохотно отдают детей и тайно выво- зят их за океан. Случайно этот полковник встречает свою дочь, и она, признав своего отца, кинулась ему на шею!..

Главная роль полковника досталась мне. И спектакль про- шёл на ура, недаром мы его целый год готовили. Женщины в зрительном зале даже плакали, и единственное что не совсем соответствовало постановке на сцене, так это роль дочери – равная по возрасту отцу; как не пытались подобрать на эту роль девочку из младших классов, так и не смогли – слишком роль была сложная и текста много. Остальное всё получилось – да- же не предполагали такого аншлага. Мне, на роль полковника: подогнали, перешили по моему росту парадную солдатскую форму, в то время солдатские парадные кителя мало чем отли- чались от офицерских времён войны. Встал вопрос о наградах, которые по сценарию крайне необходимы были, и должны ук- рашать грудь полковника, к тому же орденов и медалей долж- но быть много. Вот тогда я и обратился к Николаю Ивановичу. Его жена Таисия вначале воспротивилась, причину сказать не могу потому, как не знаю, но дядя Коля коротко лишь сказал, – отдай! – Вот тогда только я узнал – сколько их у него. Его жена Таисия вынесла жестяную квадратную коробку: красивая такая, разрисованная – из-под чего она сказать не могу, главное что большая. Открыла: на мягкой подушечке в два слоя лежали на- грады… – когда мне на китель прикрепили все в том порядке, в каком положено вся грудь получилась, увешана наградами. Для подростка с его фигурой – как бы многовато было: долго мудрили, размещая их туда-сюда, пока, наконец, не пришли к

единому мнению. По памяти назову только те, которые точно помню. Два ордена – «Красной звезды» и ордена – «Отечест- венной Войны» – степеней не знаю, этих тоже два было. Два ордена на планке с Георгиевской лентой, один из них как пом- ню – орден «Боевого Красного Знамени» и две медали – «За Отвагу», медали – «За взятие Кенигсберга» и, «За Победу над Германией», остальных, к сожалению не помню. Этот иконо- стас я надевал три раза: первый раз на генеральной репетиции спектакля, второй – на первом спектакле 9 мая, и третий раз в том же году на Новый год нас попросили сыграть на сцене его ещё раз. Надевая на себя китель с наградами со мной что-то во внутри происходило, я – словно пьянел: был чрезмерно возбу- ждён, и вообще всё было довольно странно… – будто магия какая-то. Мне казалось, что я сейчас полечу – просто мистика – то, состояние души и внутреннего самочувствия: как тогда би- лось моё сердце – словно у воробья и казалось, я слышу его. Всё это запомнилось на всю жизнь; прожив немало лет, сколь- ко я не вспоминал больше подобного чувства так никогда и не испытал. Вот что такое боевые ордена и медали! Боевые на- грады, прошедшие на груди их владельца бои и сражения: впи- тывая, насыщаясь всей той информацией, которой пронизано было всё вокруг пространство, а вместе с ним и те чувства сол- дата, бушевавшие в нём самом. Под той гимнастёркой, на ко- торой были закреплены награды и прикрывали грудь его, слу- шали стуки сердца и считывали мысли воина, когда он шёл в штыковую атаку. Вполне не исключено, что потому и спектакль такой удачный получился. Возвращая награды, я чувствовал какую-то тягу к ним: крайне не хотелось с ними расставаться. Пока тётя Таисия аккуратно укладывала их на место я стоял сзади и через её плечо с сожалением наблюдал за её руками, будто расставаясь с чем-то живым и сердцу дорогим…

А на следующий день фронтовики продолжали отмечать праздник и обмывали новую полученную юбилейную ме-

даль. Николай Иванович человек был не пьющий, но в тот день пришёл немного выпивши. Мы вдвоём с его сыном Петром сидели на лавочке под забором; он подошёл и, усевшись с нами, стал нам рассказывать почему-то именно о войне с Финляндией, вероятно, она – эта засекреченная вой- на, для него была куда памятней и страшнее, чем четырёх- летняя с немцами. Рассказ его мне запомнился на всю жизнь, и я изложу содержание этого рассказа так, как я его в то время воспринял.

…Кругом всё покрытое снегом, лишь чёрная хвоя де- ревьев и такие же чёрные выступы остроконечных гранитных скал выделяются тёмными пятнами на этом белом фоне. Под ногами сухой как порох снег с крупой, будто горох под нога- ми скользит. Кругом тишина, ветка на ёлке не шелохнётся – страшная тишина, ибо она таит в себе смерть! Каждый невер- ный шаг, как и движение тела, могут оказаться последними в твоей жизни. Отовсюду: из-за каждого выступа скалы, как и с любого дерева, веяло духом гибели, отчего на душу постоянно накатывалась душевная тоска, а мысли в голове друг друга спрашивали о той нелепости, и казалось ненужности этой вой- ны. Говорить об этом даже во сне самому себе боялись: кругом уши, кругом провокаторы и стукачи. Впереди линия обороны финнов, на штурм которой ходили уже несчётно раз и всё впус- тую, оставляя после каждой такой атаки лишь поле усыпанное трупами. Каждый сантиметр площади простреливается вдоль и поперёк, и взять эту преграду можно лишь единственным спо- собом – это если штурмующих бойцов будет больше численно- стью, чем у противника имеется пуль. Дзоты и доты: к ним, да- же если бы и удалось добраться – простой гранатой не возь- мёшь – здесь нужен крупный калибр пушки; лучше бы тяжёло- го танка и прямая наводка, от навесного артобстрела пользы мало, а лучше сказать – никакой: как по воде батогом. Тяжёлый танк сюда не пройдёт: скалы, обрывы, лес и снайперы – они

везде и повсюду, порой кажется, что под каждым камнем и на каждом дереве сидит. Окоп, как и траншею не выроешь, под ногами гранит, только взрывать, потому пользуются лишь есте- ственными укрытиями. Периодами тишину нарушает артобст- рел – бризантные снаряды – это исчадие ада. Та же шрапнель только в совремённом виде. Шрапнель разрывается в воздухе, но взрыв её схожий с разрывом осветительной ракеты – на все стороны; бризантный снаряд, разрываясь над головой, при этом осколки от него все направлены строго в землю, потому в радиусе его разрыва остаётся всё иссечено осколками, будто капусту пошинковали. Единственное спасение, если удастся затесаться между скал. Перед очередным штурмом наших бойцов подкрепляют лёгкими танкетками – от них пользы, как от козла молока: двадцати двух или тридцати двух миллимет- ровая пушка, из которой только по воробьям стрелять, к тому же броня на танкетках в девять миллиметров, которую финны бронебойными насквозь прошивают.