Александр Стребков - Жить запрещено

Установившаяся, который уже день однообразная пого- да: по утрам всё в мареве морозного тумана; на время в ду- ше исчезает страх перед снайперами, но на смену ему при- ходит опасность перед егерями – лыжниками. К обеду появ- ляется над самым горизонтом багряное солнце, которое ползёт медленно по кромке скал и леса, ни на вершок не по- дымаясь, отчего с непривычки кажется, что всё время стоит утро, и день никогда не настанет. Часто в такие ранние ут- ренние часы неожиданно обнаруживали вырезанных часо- вых, а то и спавших бойцов в подразделениях. И всё это слу- чалось ночью и без единого выстрела. Финны, будто неви- димые субстанции, молча и тихо в белых маскхалатах, слов- но духи быстро скользя на лыжах, мастерски умели на ходу стрелять из своих карабинов, а приблизившись на короткую дистанцию, могли метнуть нож-финку, которая шансов ос- таться в живых не оставляла. Который день подряд артилле-

рия из дальнего тыла по корректировке через головы своих бойцов, долбят снарядами по одному и тому же месту, про- бивая тем самым проход в обороне финнов: сравнивают скальную поверхность для прохода лёгких танков, кроша бе- тонные конусы, торчащие над землёй как громадные зубы доисторического монстра. Иногда удачно угодивший снаряд в дот разворачивает бетон, показывая его требуху, отчего в сердце красноармейцев на минуту вселяется радость, – эта, гадина, стрелять уже не будет. Существовал ещё один, мо- жет быть самый страшный враг – это постоянный невыноси- мый холод. Подстерегающая на каждом шагу смерть – это абстракция: толи убьют – толи пронесёт, это ещё бабка на- двое сказала. А если и убьют, то смерть от снайпера или от бризантного снаряда настигнет мгновенно, так зачем об этом думать. Холод – вот самый главный враг! Он пронизывает до костей все двадцать четыре часа в сутки, кажется, от этой пытки скоро с ума сойдёшь; от него ни на минуту нигде нет спасенья. Костёр не разожжешь, ибо в ту же минуту прилетит снаряд. Костёр, будь это ночь или день – это ориентир для врага. Возле костра можно погреться лишь вдали от передо- вой, но туда не пойдёшь, там-то же смерть только от своих, как и здесь. С каждым днём обмороженных красноармейцев становится всё больше, их давно уже гораздо больше, чем раненных и убитых снайперами.

Ночью, когда небо морозное и ясное, когда кажется что можно потрогать его рукой – задрав голову, смотришь на звёздный млечный путь странника: на душу в такие минуты наваливается тоска и хочется выть, как это делают волки!..

Я рассказал вам всё это со слов ветерана, который про- шёл всё это, а те ордена и медали, которые он получил вна- чале, будучи рядовым красноармейцем на финской войне, а уже во времена Великой Отечественной войны сержантом: замечу вам, что таким чинам – кабы за что – орденов не да-

вали. Николай Иванович, кстати, разведчиком начав на фин- ской войне, в той должности и закончил войну в Кёнигсбер- ге. Вполне не исключено, что там, на финской войне он мог встречаться с нашим одним из героев романа политруком, возможно, немного повыше в должности: мы знаем, что на той войне он был политработником – с Судариковым Иваном Васильевичем. Жизнь иногда приносит не такие сюрпризы. Но нам это, к сожалению не суждено узнать.

Что касается Николая Ивановича, то таким людям верить можно без сомнения. Да он, собственно о своём геройстве даже намёком не упомянул. Под конец сказал лишь, что спустя месяц от начала боевых действий и бессмысленных потерь: «Мы же не дураки, чтобы до бесконечности лбы свои им подставлять. Стали воевать их же методами и получалось порой гораздо лучше, чем у них. И снайперы не хуже появи- лись, и вырезать ихними финками их же стали. Русский му- жик, как никакой другой всему быстро учится, в особенности, когда его жизнь стоит на кону…».

Почему я рассказал именно о нём?.. Прошло не так уж много времени – в мерках земных конечно. Уже в годы де- вяностые в стране стали появляться липовые «ветераны» на- купившие на барахолках орденов и боевых медалей у вете- ранов, которым на тот момент жрать было нечего, а из зана- чек только и была драгоценность – эти боевые награды:

«Один хрен не сегодня так завтра помирать, хоть не голод- ным на тот свет отправлюсь…» – сказал каждый нищий вете- ран сами себе, и понёс награды на барахолку. Знавал и я од- ного липового «ветерана», Владимиром звали, фамилию умолчим – житель города Азова. Как-то однажды, сидя за столом в кругу немалого числа людей, решил он поведать о своих былых походах на поприще славы Российской:

– В войну я служил в Кронштадте, – рассказывает он, – в казематах, где береговые орудия стоят, и фарватер к под-

ступам Ленинграда сторожат от немецких кораблей. Вот мы с тех орудий и долбили немцев. Сидим как-то в этом бункере, где орудия смотрят на море: открывается неожиданно ме- таллическая дверь с грохотом и заходит к нам в бункер сам Сталин. Подошёл этак к нам, за руку со всеми поздоровался… Дальше рассказывать этот бред не стоит, в него может

поверить разве что четырёхлетний малыш, а как я позже уз- нал – этот «ветеран», оказывается 1930 года рождения, то есть, на год начала войны ему было одиннадцать лет. Дет- ская голова, давно всем известно, что богата на всякие фан- тазии, видимо ещё от детства крепко в мозгах застряло. Но, награды в девяностые продолжал носить, чаще на пиджаке планки в несколько рядов, как у генерала. Спроси его, что и какие награды они обозначают – в жизнь не ответит. В девя- ностые можно было всё: после ПТУ – на следующий день стать профессором, а то и академиком. Утром из дому вы- шел ПТУшником – вечером домой возвратился учёным чело- веком, на худой конец – доктором наук. Для начала, хотя бы

– наук философских; там высшую математику и сопромат знать не надо – философии разные бывают, может я свою новую придумал. – Где диплом взял? – спрашивают его:

«В подземном переходе, – отвечает он, – там их на мешок продают…». Но эти-то «учёные» ладно, Бог с ними пусть ра- дуются: в голове пусто, зато диплом в кармане есть. Обидно за настоящих ветеранов и стыдно за липовых, вылупляющих- ся на свет божий ежегодно. Интересно бы знать, – когда, бу- дут отмечать столетие со дня Победы, будут ли ещё «ветера- ны» – свидетели тех событий?.. Наверное, будут.

После столь кровопролитной неудачной «Зимней» ком- пании, нет бы, вплотную заняться обучением в армии веде- ния войны в современных условиях, извлекая уроки и ошиб- ки, допущенные в ходе финской войны и не повторять их в будущем; так сделано было совсем не то, в чём нуждалась

армия. По той статистике, что была представлена властью, получалось довольно гладко, да и о ней-то слишком не рас- пространялись. Если даже брать во внимание объявленные цифры, то получается: Финнов погибло 19 тысяч, наших око- ло ста тысяч. И то не совсем лицеприятно – один к пяти. На самом деле данные о потерях запутаны и сильно разнятся в зависимости от источников. Вообще-то всё построено в от- чётности потерь примерно так: погибших столько-то; ранен- ных столько-то; умерших от ран столько-то; обмороженных и замёрзших столько-то; невосполнимых потерь столько-то. Если всё это, – сказали там на самом верху, – сложить, затем перемножить на то же число и тут же разделить всё попо- лам, потом прибавить всё остальное, затем отнять предыду- щее: то получается и живы все, и потерь-то, считай, не было. Так, одна, может две сотни тысяч – это не потери для такой большой страны. Народу в России много, ещё наплодят. На этом и закрыли тему всяких подсчётов.