Александр Стребков - Жить запрещено

Войдя в дом, Иван поздоровался, немного смущаясь мо- лодой девушки, прошёл к столу и, водрузив на него рюкзак, сказал:

– Здесь продукты вам. Ты Арина Осиповна, – обратился он к ней как к старшей по возрасту или по положению, – кормящая мать, потому должна хорошо питаться. Не поду- май, что продукты незаконно добытые, я от своего усиленно- го пайка собирал, мне, как ещё не излечившемуся полностью от ранения – комиссаром по продовольствию назначен уси- ленный паёк, а мне этого много.

Снял с себя кожаное пальто на овчине, повертел в руках не находя куда повесить кинул на рядом стоявший топчан и на него же усевшись, продолжил:

– Как ты тут в одиночестве да ещё на отшибе… не страш- но одной-то?

– Кому я нужна, тот, кто нужен им был… – они уже его забрали, а я так… вроде есть, а может быть, меня и нет уже вовсе!

– Ну что ты такое говоришь!.. у тебя Арина, ещё жизнь вся впереди. Ты думаешь, мне легко? Я, по-видимому, буду клясть себя до конца дней своих за то, что не отдали им пу- лемёт. За несколько дней до этого нам поступила информа- ция, что на базу в Барятинске будет совершено нападение с целью – сжечь всю, вот потому и не дали пулемёт. Тимофей сам настоял на этом, – сказал, что нам он может больше при- годится. Вот и пригодился. Теперь-то я понимаю, что нас как последних идиотов, обвели вокруг пальца. Да, по правде сказать, там и жечь уже нечего было – пустые склады стоят; округу вычистили под метёлку. У крестьян хозяйства захуда- лые… кому управлять и ходить за ним, когда на германском фронте скольких мужиков потеряли. У крестьян на сего- дняшний день – блоха в кармане да вошь за пазухой на ар- кане – вот и всё продовольствие.

– Иван Васильевич давайте я вас чаем из лесных и поле- вых трав напою, а?

– Как-то неудобно, ребята на улице прозябают, а я чаи распивать стану, к тому же времени на это нет, как-нибудь в другой раз. Я вот что хотел сказать тебе Арина; ранее мол- чал, не до разговоров было: Тимофей в последнюю минуту просил меня за тебя с сыном, чтобы не оставлял вас я, он будто наперёд знал всё как будет, очень грустный был, даже слёзы, кажись на глазах поблёскивали. Конечно, возможно позже – ты выйдешь ещё раз замуж на то она жизнь…

– Никого мне не надо, – прервала она Ивана, – и говорить об этом не надо, я запрещаю вам! Я даже слушать подобное отказываюсь! – сказала она громко и со злостью в голосе.

– Прости, если сказал что не так, наверное – пойду я, ре- бята ждут, – сказал Иван виновато.

– Иван Васильевич вы никак обиделись? Не обращайте на мои слова внимания, поверьте, я вовсе не намеривалась вас обидеть – так вышло. Приезжайте в любое время, я все- гда буду рада вам, у меня-то не так уж и много тех, кто мне дорог на этом свете и вы один из них.

Тот год – год двадцать первый – был первым мирным годом для молодой республики Советов: на её окраинах ещё долгие годы будут греметь выстрелы, а голод в Поволжье и в других районах станет новым испытанием на удержание власти большевиков. Иван Васильевич отозван будет внача- ле в Калугу, затем в Москву; посещать дом Арины возможно- стей практически не станет, иногда, когда это было возмож- но, насобирав продуктов с той скудной служебной пайки, он будет отправлять их Арине. Уже в самом конце двадцать второго года, когда на Дальнем востоке утвердится власть большевиков, и на этом, по сути, будет поставлена жирная точка в окончании Гражданской войны, Иван Васильевич, наконец-то прибудет в Вяжички. Войдёт несмело во двор Арины, оглядывая по сторонам и замечая все не обустроен- ные огрехи, когда во дворе нет хозяина, подойдя к окну, пальцем легонько постучит в окно. Подождав немного под дверью, которая казалось и не заперта, но и отвечала молча- нием: вздохнул тяжко, намериваясь уже направиться к ка- литке, когда, вдруг неожиданно открылась дверь. На пороге стояла Арина, закутанная в шаль.

– Ваня?!.. – удивлённо, назвав впервые его по имени как равного себе, спросила она. Не произнося больше ни слова, уступила дорогу в сенях дома, тем самым приглашая к себе, а он, как и в прошлые разы, будто подросток на первом сви- дании: смутился, растерялся и даже забыл поздороваться, что сделал поспешно, войдя уже в дом. Немного придя в се- бя, Иван первое, что отметило его сознание – это отсутствие равнодушия в голосе Арины. Человеческие отношения порой

претерпевают многие преграды ими же и созданные. Зачас- тую, хотели-то – как лучше, а получилось всё не так как надо.

– Ну как вы тут жили без меня такое долгое и трудное время? – спросил Иван, словно явившийся муж домой после долгой отлучки.

От этих, им произнесённых слов, Арина улыбнулась: приветливым умилительным взглядом посмотрела на него, зардевшись, с пунцовым жаром на щеках выдавила через силу свои слова:

– Как долго пришлось ждать тебя Ваня!.. думала, что уже никогда и не приедешь к нам.

– Ну, вот ещё сказала, как это не приедешь? мне-то больше и ехать кроме вас не к кому. Выходит – ты так сама и живёшь?.. – спросил он, пристально вглядываясь в её лицо.

– Я же ещё в тот раз сказала, зачем об этом говорить лишне. Ты не стой посреди дома, а то я совсем растерялась, даже пригласить по-человечески не умею, проходи, разде- вайся, не говорю тебе – будь как дома, потому как я надеюсь

– этот дом будет таким же твоим, как и моим.

– А где же мой племянник? – спросил Иван, заглядывая в проём соседней комнаты: там – на кровати, посапывая носи- ком, спал Павлик, которому через два месяца должно ис- полниться два годика.

– Немного простыл, бегая во дворе, даже температура тела вчера была, сегодня кажись, немного лучше будет, – сказала Арина.

Какое-то время, оба стояли плечом к плечу на пороге дверей в соседнюю комнату и смотрели на спящего малыша. Иван вдруг резко повернулся всем корпусом к Арине, взяв её руку в свою ладонь, сказал:

– Будет лучше Арина, если ты станешь моей женой. Если ты Арина, не согласна по какой-то причине…

– Не продолжай дальше, прошу тебя, – прервала она его,

– я тебе давно об этом не один раз намекала, а ты словно и не замечал моих слов…

* * *

Окончание Гражданской войны, как бы подводило итог всей той «революции» семнадцатого года; а если говорить более подходящими терминами определяя данное событие, то назовём это большевицким переворотом и насильствен- ным захватом власти. В отличие от самой верховной власти в лице лидеров партии большевиков и их вождей, которые вряд ли сами верили в то, что обещали народу, наши герои романа относились к той огромной части народа, которые искренне верили в светлые идеалы коммунизма, отдавая, не раздумывая свои жизни за это. На смену одной революции – политической – последовали, как из рога изобилия дополне- ния всякие к ней: непримиримая борьба с церковью и со священнослужителями, высылка из страны деятелей науки и культуры, а вслед за этим грянула сексуальная революция. Продолжалась эта вакханалия почти десятилетие и лишь в двадцать девятом году уже Сталин решил положить этому конец. События её и результаты были в последующие годы, вплоть до конца второго тысячелетия строго засекречены. Приведя несколько примеров, почерпнутых из печати дней уже современных, где немногим авторам удалось по крупи- цам восстановить то, о чём власть предпочитала молчать. Некоторые высказывания лидеров партии большевиков, из которых мы воочию можем сделать вывод, кто стоял у вла- сти, чего они стоили, и что из себя представляли. Из всего этого можно сделать вывод – кто они были на самом деле – эти так называемые – «Вожди». Главными идеологами сек-