Владимир Андрианов - Под стягом Никлота. Историко-приключенческий роман

Солнце ещё не взошло, а над широким лугом, с трёх сторон к которому вплотную подступал густой сосновый лес, уже раздавались весёлые голоса.

– Эй, Ву́лко, косу не забудь! А ты, Бо́ян, вставай! Будет спать-то. Ишь, боров, развалился. Так и зо́рю проспишь. Всё бы тебе к девкам по ночам бегать!

Луг быстро о́жил. Из кустов и шалашей на него выходили поко́сцы. Тает над рекой Ла́ской лёгкий туман. Кружат голову медвя́ные запахи трав. С востока разливается серебряный рассвет. Хорошо!

Старый Не́льчин окинул взором косцов, ставших вряд по краю луга вдоль реки, глянул на заметно посветлевшую полоску неба над лесом. Пора́.

– Ну, ребята, зачнём!

Разом зазвенели косы, сбивая с сочных трав росу. Закипела жаркая работа.

Добрые сыновья у старого Нельчина. Дюжие, работящие. Потому и дом у них – полная чаша. Хозяйство крепкое: три о́бжи 123земли, двадцать коров, полсотни лошадей, больше сотни коз и овец. Есть утки и куры. В амба́рах 124 и подклетях 125большого дома об два жилья 126, расположенного в самом центре села Дроздова, запасено впрок зерно пшеничное и ржаное, ячмень, горох и овёс. Стоят в прохладных погребах кади с мёдом и соленьями, пузатые дубовые бочки с вином, брагой и пенным пивом.

Уважают Не́льчина в Дро́здове. И не только за то, что хозяин отменный, а и за то, что доброе, живое сердце имеет и чужую беду, как свою, принимает.

Прошлым летом зарядили дожди. Мокрая нива сопре́ла и почти вся полегла. Голод пришёл в Дроздов. И всё же Нельчин с сыновьями исхитрился собрать бо́льшую часть своего урожая. Собранным житом по-братски поделился с сельчанами. Не дал погибнуть от голодной смерти.

Доброту Нельчина люди не забыли. Когда у него от неизвестной хво́ри пали сразу все лошади и коровы – собрали серебро и янтарь для покупки новой животи́ны.

Да, в многотрудной жизни всем людям надо быть вместе. Один пропадёшь. Может, это и есть главное для человека – помогать другим в будни и праздники, и в суровый час беды?..

Ну, а нынче урожай обещает быть обильным. Дружно поднялись на редкость густые всходы. Зреют, наливаются силой тугие колосья. Зерно к зерну. Такому жни́ву позавидует любой хозяин. Хлеба́ почти созрели. Дён через восемь можно убирать. А пока надо управиться с лугом – запасти сена впрок. Ведь каждый знает: корм хорош – и масло хорошее.

Зна́тное уродилось сено. Пышное, ароматное. Травы подняли́сь коню по грудь. Только поспевай, коси. Будет животи́не на́ зиму сочный припас…

К полу́дню отвороши́в траву бороздника́ми—гра́блями, на́чали метать стога́. Укопни́ли половину луга. Солнце палило неща́дно. Словно решило стори́цей воздать за дождливое прошлогоднее лето. Притомились покосники-сенокосцы, упрели все изрядно. Нельчин объявил обед.

Выкупавшись в прохладных водах Ла́ски , собрали́сь возле шалаша. В жарком дрожащем воздухе аппетитно запахло ухой из свежих щук, печёной зайчатиной. Ели много и с наслаждением – а иначе какой из тебя работник! Запивали малиновым квасом, черпая его ковшом из врытого в землю бочонка.

Отобедав, сыновья Нельчина улеглись отдыхать в густой тени раскидистого дуба. Сам же Нельчин снял путы с ног лошадей, пасшихся рядом на лугу, и повёл их к реке.

Почуяв воду, кони весело заржали. А тонконогая кобыла, красавица Стрел а, озорно кося чёрным глазом, нагнула морду и от радости слегка кусну́ла Нельчина за ухо.

– Вот ужо́ я тебя! – шутливо пригрозил кобыле Нельчин и замахнулся на неё рукой.

Стрела сделала вид, что испугалась, и отпрянула в сторону. Взбрыкнув передними ногами в белых носочках, она наддала ходу и, обогнав жеребцов Чёрта с Каштаном, первой бросилась в воду…

Нельчин выкупал коней, расчесал им гривы и хвосты и снова пустил на луг. Потом сел на прогретый солнцем валун, окунув ноги в речку. Холодные голубоватые стру́и приятно освежали натруженные подошвы, упругой силой наливали икры. Здесь, на песчаном берегу Ласки , зной почти не ощущался. Хорошо!

Нельчин блаженно зажмурился и погрузился в сладкую дремо́ту. Сонную тишину нарушало лишь журчание воды да редкий всплеск играющих тяжёлых рыбин… Вдруг ухо его уловило какой-то неясный шум, будто где-то мычит скот и кричат люди. Горячий полуденный ветер донёс со стороны Дро́здова запах гари. Нельчин вскочил. Сердце сжалось в тревожном предчувствии. Беда!

Над холмом, отделявшем луг от деревни, взвился столб дыма. Позабыв надеть по́ршни 127, старый Нельчин бросился к сыновьям.

– Боян, Вулко! Дро́здов горит. По ко́ням, живо!

Вздымая облака пыли, отец и сыновья во весь опор помчались по дороге вдоль невысокого, поросшего березняком холма. На околице Дроздова всадники резко осадили коней. Глазам их открылась страшная картина: зловещие языки багрового пламени жадно лизали крытые дранью, тёсом и щепой серые крыши домов. Едкий запах гари стоял на улицах села. Дым и копоть закрыли полнеба, погребальным са́ваном стлались над Дроздовым. По обочинам, у домов, во дворах – повсюду лежали изрубленные, пронзённые стрелами и копьями люди. Меж ними ходили ратники, одетые в ко́льчатую и дощатую бронь 128, поверх которой были наброшены белые плащи с крестами на левом плече..

Они по-воровски обыскивали убитых, торопливо и жадно срывая с них ожерелья, серьги и кольца. Каждый спешил, стараясь потуже набить большие кожаные кошели и сумки, подвешенные к поясам.

Многие, не поделив добычи, громко спорили между собой, схватывались в драке.

Ведя коней в поводу́, отец и сыновья густым лозняком незаметно пробрались к центру Дроздова. Терем Не́льчинов исчез – на месте его дымилась лишь груда обуглившихся брёвен! Весь двор был густо усеян пером и пухом гусе́й и уток. Тут и там виднелись опрокинутые пустые сундуки, разбросанная в беспорядке мелкая у́тварь.

Трава у колодца была сильно примята. Отсюда прямо к пепелищу тянулась широкая извилистая борозда, словно волокли что-то тяжёлое. На изумрудно-зелёной мураве лежал окровавленный саян 129с оторванными рукавами.

– Светозара, голуби́ца моя! – вскрикнул Не́льчин.

Голоса своего он не услышал. Вместо крика из груди вырвался глухой протяжный стон. Острая боль пронзила сердце. Тугой комок застрял в горле, мешая дышать. Нельчин с трудом проглотил его и обернулся к сыновьям:

– Нет больше нашей матки, дети! И Дро́здова больше нет!..

Словно закамене́в, Ву́лко и Бо́ян стояли сжав кулаки и неотрывно глядели на родное пепелище…

В это время из боковой улочки показалась группа крестоносцев. Впереди кнехтов 130на сером в яблоках коне ехал высокий рыцарь в блестящих на солнце латах. На притороченном к седлу треугольном щите виднелся герб хозяина – по синему полю бежал серебряный волк со вздыбленной на загривке шерстью и хищно оскаленной пастью. Ниже красовался девиз: «Я не барон, не герцог и не граф. Я – Пёллер!» . На широком поясе рыцаря висел меч и большой кинжал. Оба – с рукоятками в виде креста. Остальные воины Христовы были в гибких, до колен, кольчугах и юшманах 131. В руках они держали копья, а из под их плащей выглядывали мечи. Кнехты уже успели где-то основательно прополоскать гло́тки вином и теперь едва держались на ногах. Их предводитель, сильно качаясь в седле, хриплым голосом затянул песню: