Ольга Эрлер - Александр и Таис. История одной любви. Книга первая

И в то же время, царь был доволен собой. Его радовали предстоящие осады и сражения. Это была его среда, его жизненное пространство – именно та жизнь героя, о которой он мечталс тех пор, как научился думать.

«Кто это на холме… Таис».

– Откуда ты здесь взялась?

– Примчалась на олене из этого лесочка, – пошутила Таис.

– Что ты здесь делаешь?

– Тебя жду, – просто сказала она.

– А почему не в городе?

– В городе тебя многие ждут, а тут – я одна. Вот тебе попить и поесть, а еще у меня маленький подарок для тебя…

Александр уступил ее находчивости и отпустил свое сопровождение, решив проделать остаток пути до города пешком, через холмы, поросшие кудрявыми рощицами.

Он позволил усадить себя в тень дуба. Его листва сухо и убаюкивающе шелестела, и Александр удивленно прислушался к этому шелесту. Таис дала ему медовые оладьи, кислое молоко. Откуда она знает, что он любит? Царь ел и с непониманием и возрастающим удивлением слушал ее речи о чудесном утре, стаде диковинных коз, встреченных ею по дороге, непривычных напевах пастушьей свирели. Таис застала его врасплох, сбила с толку, и он с некоторой задержкой настраивался на нее. «Странные все-таки женщины, кто их поймет,» – мельком пронеслось в голове. Да только сам он как раз любил все странное и непонятное.

– А вот мой маленький подарок, стихотворение про кузнечика. Не обессудь – неумело, но от души. – Таис прокашлялась и начала читать свои стихи:

Она читала поначалу смущаясь, отводя глаза, а закончив, облегченно улыбнулась. Александр же застыл с распахнутыми глазами, теперь совершенно охваченный умилением. Какая война, какой Милет? Чудная тишина летнего полудня: слышно, как падают желуди и снуют жуки в мураве.

– Что это? – он изумленно улыбался.

– Я – дарю – тебе – эти – стихи…

Александр закрыл рукой лицо и рассмеялся, растроганный всей ситуацией.

– Ты ненормальная… – проговорил он, усмехаясь и качая головой.

– Ты считаешь мою жизнь смешной?

Александр понял глубину вопроса. Он вспомнил, как увидел ее впервые 4 года назад под Афинами, на берегу маленькой бухточки, поющую и кувыркающуюся на волнах. И то, что первой мыслью его тогда было: я хочу знать, как она живет!..

– Нет, что ты, нет, я не считаю ее смешной, – он замотал головой.

– Я только хотела тебя порадовать. Я думала, ты обрадуешься, – Таис опустила глаза, и ее ресницы дрогнули.

И тут произошло что-то невероятное. Он порывисто прижал ее к себе и поцеловал в губы так, что казалось, сознание взорвалось и покинуло ее. Оно действительно покинуло ее: Таис застонала и перешла в какой-то другой мир, где было… блаженно. Так хорошо, что нет слов в человеческом языке, чтобы описать для непосвященных хотя бы приблизительно то святое блаженство…

Александр встряхнул ее за плечи. Он боялся встретить ее взгляд, когда она откроет глаза.

Когда она, наконец, подняла ресницы, он улыбался… как всегда.

– Мне еще никто не дарил таких стихов, спасибо. Посвящали там всякое про меня, какой я хороший, но это все вранье, подхалимство, лесть. Не в счет. Спасибо, я очень рад, очень.

– Я бы радовала тебя и чаще, – пробормотала она, отрезвленная его спокойной улыбкой.

– Скажи мне, здесь действительно так красиво или мне так кажется?

Таис снова пришлось отвечать. Он все спрашивал, и ей не оставалось времени подумать над тем, что сейчас произошло. Он же говорил тоном «как ни в чем не бывало», и с каждой его следующей репликой Таис все отдалялась от этого странного происшествия – этого удивительного поцелуя. Как-будто ее не целовали тысячи раз!? Она думала, что все знает, про поцелуи уж точно, оказывается ничего не знает, ровным счетом ни-че-го.

Александр спрашивал о Приене, о пришедших из Афин письмах, о ее настроении и планах, а ей хотелось, чтобы он говорил о случившемся: может быть, успокоил ее смятение, может быть, подтвердил ее надежды. Но он не говорил об этом. И она подчинилась ему.

В воротах их, нет – его, уже поджидали «отцы города» с ключами и поздравлениями. И все пошло своим чередом. Ее украденное время закончилось. Таис оставалось полдня, чтобы прийти в себя и снова обрести почву под ногами.

Вечером все встретились в Одеоне на концерте, потом пошли пировать и праздновать прямо на агору, где в портиках вокруг фонтана были расставлены столы и ложа. Было так много радостных людей! Помимо приглашенных, вокруг толпился почти весь город, создавая атмосферу народного гуляния. О подарках и оригинальных поздравлениях подумала не одна Таис. Рапсодов сменяли акробаты, прыгавшие на одной руке, комические номера чередовались с массовыми танцами. Какой замечательный, насыщенный день, и как весело он завершался в атмосфере всеобщей гармонии и любви, как в одной большой и очень счастливой семье. Пусть бы этот день не кончался никогда. Таис ушла на миг в себя и еще раз вызвала в памяти этот удивительный момент – о, Афродита, он, наконец, ее поцеловал! Она закрыла глаза и провела пальцами по губам; невероятно, чтобы он притворялся, так притворяться невозможно. О, если бы он чувствовал, воспринимал это так же, как она! Таис вздохнула тяжко и сладко, и рассеянно подняла глаза. Но нечто заставило ее стряхнуть томную рассеянность. Таис напрягла зрение и ударилась о тяжелый ледяной взгляд Гефестиона.

Как неожиданно выяснилось, Таис любила осень. Скорее всего это объяснялось просто: прекращалась убийственная жара. Хотя, если пофантазировать, можно было найти более романтические причины. Деревья с усыхающими, жесткими как кожа листьями пробуждали печаль о скоротечности и бренности жизни. Смерти не избежать, весна, конечно, настанет, ведь природа бессмертна, но прежде всему предстоит умереть – деревьям, травам, цветам. Таис скользнула глазами по колючему гранатовому дереву. Листья его облетели, а оставшиеся неубранными яблоки потрескались, и их клевали птицы. Рядом застыли кусты с серыми, засохшими соцветиями, а одно-два уцелевших упрямо голубели и напоминали ей о том, как прекрасны они были в начале лета – свежи, ароматны, ярки. Да, они отцвели и увяли, а Таис цветет. Сейчас, в 21 год она прекрасна и свежа, как никогда. Самое время жить, любить и быть счастливой. Да, именно так. Жить и любить еще не делают ее полностью, безоговорочно счастливой. Быть любимой сделало бы ее самой счастливой в ойкумене. Несомненно.

Прошло почти два бесконечных месяца с тех пор, как она в последний раз видела Александра. Тогда у нее хватило решимости или легкомыслия напомнить о себе. Все вполне удачно сошло с рук, так что ее поступок не показался неуместным и вызывающим. Сейчас жизнь не давала ей удобного повода. Да и сама она не хотела быть женщиной, которая заставляет обращать на себя внимание. Ей хотелось быть женщиной, на которую обращают внимание по своей воле и сильному желанию. Она считала, что вполне достойна этого. А если нет, то «покажите мне лучшую.»