Александр Черенов - Из записок Лаврентия Берии

Только не надо банальностей типа «Не знаешь с чего начать, начни с конца!». Совет не по адресу. Мне ли не знать, с чего начать?! Проблема – в другом: хоть с конца начни, хоть с начала, конец будет один! И уже не у «Записок» – у меня! Да и как начать, когда душа разрывается на части от одной лишь мысли о таком начале?! Поневоле вспомнишь старушку Ягу: «Не ангина у меня, не хвороба: душит бабушку Ягу злая злоба!». Никаких параллелей, но меня душит то же самое. Поэтому начало может быть лишь таким и никаким другим. Спасибо «товарищам» за то, что я начинанию с конца, да ещё «плачем Ярославны». Это они обеспечили такое начало воспоминаниям, и такой конец мне.

И пока не пришёл конец мне – такой финал вероятен, «минимум», на сто процентов – я и начинаю с конца той истории. Конец этой истории писать, увы, не мне. И хоть писать его будут чернилами и на бумаге, но точку поставят прямо на мне. Так, что, пока «там» в моей истории ставят запятые, у меня есть шанс «вспомнить всех поимённо, горем вспомнить своим». А всё потому, что «это нужно не мёртвым, это надо живым». Отсюда какой вывод? Правильно: «К топкам, товарищи! К топкам!»

Владимир Владимирович утверждал, что начинает свой рассказ «не потому, что горя нету более». Не знаю, как, там, Владимир Владимирович, но я начинаю свой рассказ именно потому. Именно потому, что горя нету более. Так и есть… что нет. В смысле: «нету». Потому что наболело так, что прямо… наболело! Ни о чём другом и не думаешь, как о том… о чём думаешь! Все мысли – на одну сторону: «Верить ли глазам и слуху? Не страшный ли сон…?», как говорил один товарищ у Чехова. Как могло случиться то, что случилось?! И опять же из Чехова: «Увы, это не сон, и зрение не обманывает нас!». Человек, одно имя которого заставляло «делать в штаны» министров и генералов, кормит теперь клопов в «одиночке» армейской гауптвахты! Того, кого нельзя было обставить даже в теории, обставили на практике!

Я не оговорился: именно обставили. Обставили в игре, в которой все козыри были у меня на руках! Согласен: в игре случается всякое. Но только не в этой. В этой всякого не должно было случиться. В этой должно было случиться лишь то, что должно было случиться… по моему плану!

По сценарию, написанному мной! Ведь каждая роль – роль каждого – была расписана заранее! Каждый должен был появляться на сцене в своё время и со своим – от Берии – текстом! К этой игре я начал готовиться ещё до финала Хозяина. Он «кончался», а она начиналась! Ещё четвёртого марта, когда мы втроём: я, Хрущёв и Маленков – уединились на даче «для решения оперативных вопросов». Ещё живому Хозяину делали «мёртвому припарки» – а мы уже решали, что и как.

Почему именно мы, и почему именно втроём? Ни первое, ни второе – не вопрос: так исторически сложилось. Такая, вот, «дружба между народов», как говорил Никита. Нас так и считали: «дружки не разлей вода». Хотя, честно говоря, и воды не требовалось. А всё потому, что в политике не бывает друзей. В политике есть только соратники, они же подельники. Вот такими соратниками-подельниками мы и были с Никитой и Егором. Оно и понятно: втроём легче держаться. И потом, нас объединяло ещё одно ценное качество: мы не были ортодоксами типа Молотова и Кагановича. Конечно, всякий по-своему. Но уже на закате Хозяина мы понимали: «Хозяина-бис» не будет. В смысле «второго издания». И не только потому, что так дальше жить нельзя, но и потому, что уже не получится. Для продолжения в том же духе ни у одного из нас не хватило бы… духа. То есть, ни один из нас не тянул на роль Хозяина. Хотя, честно говоря, и не пытался тянуть: эта роль была нам не только не по плечу, но и не по душе. Роль такого Хозяина – обуза и тяжкий крест.

Но, при всём, при том, наверх стремились все. На самый верх. Я имею в виду всех из нашей «троицы». Слава Богу, освобождающихся «от Хозяина» вакансий хватало. Нужно было лишь сделать правильный расчёт. То есть, правильно рассчитать силы и перспективы. Мне казалось, что я верно определился с позицией на доске, и правильно двинул фигуры.

Именно поэтому я предложил Маленкову портфель главы правительства, а Хрущёву стул во главе стола в Секретариате. Сам предложил! Себе же я оставил портфель одного из замов Предсовмина, а уже Хрущёв «догрузил» меня Министерством внутренних дел.

Почему я так поскромничал? Потому что «divide et impera!»: «Разделяй и властвуй!»? Отчасти так. Но больше – потому что хоть и не царём во главе, но «с царём в голове»! Я же говорю: я всё правильно рассчитал… То есть, думал, что правильно рассчитал. Я был уверен в том, что Маленков не потянет Совмин и партию «в одной упряжке», поэтому фактическое главенство Никиты в ЦК вскоре станет юридическим. Да и ход насчёт Совмина был неглупым. Ну, какой из Егора глава правительства?! Он же партаппаратчик чистой воды! Конечно, он может работать и по хозяйственной линии, но только по какой-нибудь одной, да и то «под кем-то». Ну, вот, нет у товарища данных на роль вождя. Не сподобил его Господь. «Ни кожи, ни рожи», хотя рожа – дай, Боже!

Ну, а Никита с его начальным образованием – тем более «командный игрок»». И не я его туда зачислил: он сам себя. Оба моих «друга» хороши лишь как краски на холсте. На «художника» никто из них не тянет. Для этого надо быть Хозяином… или мной. Так я думал тогда, так я думаю и теперь, когда меня обставили, и даже «поставили». Я неправ? Ведь, в конце концов, именно два этих «тюфяка» оказались сверху! И не просто сверху: на мне – светоче и, не побоюсь этого слова, «светильнике»! А ведь я был так уверен в своих расчётах! Под эту уверенность у меня было всё: аппарат, люди, сила. За мозги я и не говорю – это само собой разумеется. Да и «дружки» не подводили: соответствовали отписанным ролям.

Разумеется, товарищеские отношения мы не пускали на самотёк. Поэтому, как и прочие верные «камарады», мы присматривали друг за другом. На языке партийных чиновников это называется «принцип коллективного руководства». Нет, конечно, никому не возбранялось выглядеть хорошо, если только не за счёт другого. Поэтому я не видел ничего страшного в том, что и Маленков, и Хрущёв уже на следующий день от проводов Хозяина стали осуждать «культ личности». Меня вполне устраивало такое их «умеренное реформаторство». Сам я смотрел глубже и дальше вследствие разности наших потенциалов. Даже сейчас, пребывая на нарах, я не отказываюсь от своих взглядов… на «товарищей». Я буквально кожей ощущаю эту разность потенциалов. Значит, обставили меня совсем по другой причине. Ведь обставили?! А, раз так – значит, была причина! Следствие не бывает без причины, и, как диалектический материалист, я не могу этого отрицать!

Вероятно, именно от суммы взглядов и представлений – а «товарищей» и о них – и случилось то, что поэт определил словами «лицом к лицу лица не разглядеть». Я не смог разглядеть лица «товарищей», хотя не только приглядывался, но и приглядывал. Вот оно – следствие «работы на два фронта»: всё время приходилось отвлекаться на конкретные дела. Я реформировал органы, вносил предложения о реформе государства и общества, доказывал, убеждал, «проталкивал». И пока я убеждал «товарищей», «товарищи» убеждали себя и друг друга в том, что я им не товарищ. И я им в этом невольно помогал! В результате, пытаясь расшевелить болото, я расшевелил осиное гнездо!