Борис Споров - Живица. Исход

Братья надели перчатки.

«Ну, я тебя нарисую», – нервно играя рукой, подумал Саня.

«Злой, как пес», – отметил Алешка, украдкой поглядывая на братца.

Тренер хлопнул в ладоши. Они пожали друг другу руки, и Алешка понял, что Саня будет работать – бить в полную силу.

«Может, что случилось», – только успел подумать он, как Саня чисто провел серию ударов.

– Брек! – крикнул тренер. Чтобы охладить, развел братьев, дал обоим советы и вновь хлопнул в ладоши.

Саня напирал. Алешка же не только сдерживал натиск, но и постоянно высверливал лазейку, стараясь как бы протиснуться между перчатками, отвлечь внимание, заставить раскрыться.

– Резче, резче! – прикрикнул тренер. – Иди на ближний!

И Саня решил достать прямым ударом. Но в тот же момент пол под ним качнулся. Саня шагнул в сторону, еще, еще – и рухнул на колени. Алешка выждал, подстерег.

– Что, напоролся? – помогая подняться, укорил тренер.

Саня тряхнул головой – в глазах прояснилось: в нескольких шагах стоял Алешка с оплывшим глазом…

– Не занимался век и не буду, – уже на улице сказал Алешка.

– Что это? – все еще как во хмелю спросил Саня.

– Дикость. Дикий вид спорта. Вот «фонарь», а что могут подумать? Тренер ведь справку не даст. Да и мозги мне еще пригодятся.

«Сейчас спрошу», – решил Саня, но брат опередил.

– А ты что сегодня злой, как бобик?

Саня отмолчался, но через минуту не выдержал – спросил:

– А ты с Ириной того… крутишь?

– А тебе что? – холодно ответил Алешка вопросом же.

– Да так… она вроде бы ко мне ластится.

– Индюк, пенек, балда! Я ее на шаг не подпускал и не подпущу… Нет, ты за кого меня принимаешь! В восемнадцать лет я жениться не намерен, а так – никогда! Ты пойми, это же грязь… И ты не связывайся с ней. Что от нее проку? А то – Фарфоровский…

Но Саня не слушал брата, он чувствовал, как радостно бьется сердце, и ему казалось, что вовсе не от нокаута позванивает в ушах и покачивается земля под ногами.

– Нет, нам нельзя избивать друг друга. – Алешка дружелюбно ткнул брата в бок. – И бить Фарфоровского теперь нельзя. Его, видишь, сама жизнь избила.

– Да… А жаль мне его, – ответил Саня, – он мужик в общем-то ничего.

Когда братья поверили, что они уже подготовлены вершить правосудие, на монтажной площадке произошел несчастный случай.

Монтировали башенный кран. Уже начали подъем. Виктор стоял возле лебедки, думая о том, что вот снег и сошел – не скоро теперь освободят от работы на сборы… Безразлично и рассеянно смотрел он на подрагивающий трос, медленно вползающий на барабан. Весело пощелкивала «собачка».

– Витек! – окликнули его. – Стукни дрыном по тросам, а то рванет!

Тросы, соединявшие лебедку с «мертвяками», где-то захлестнуло, и они не натягивались. Неожиданный рывок опасен при подъеме.

Виктор оглянулся по сторонам, но, не видя ничего подходящего, подошел и ногой топнул по тросам.

– Куда ты, твою мать!.. – не успел кто-то выкрикнуть, как лебедку слегка рвануло, крепежные тросы вытянулись – Виктор упал навзничь, ногу выше щиколотки захлестнуло удавкой.

Пока стравливали натяжку, рубили тросы – подоспела и «скорая помощь». Бледного, с закушенной до крови губой его увезли в больницу.

– Я ж говорил: монтажника из него не выйдет, думка не о работе, – хмуря густые брови, сказал бригадир-хохол.

Корпуса новой больницы удобно и живописно размещались на окраине поселка. Где-то здесь, тогда в лесу, Анну осыпали снегом. Лес повырубили, но внутри больничного двора осталось с десяток, право же, сказочных сосен – верно, дрогнул в чей-то руке топор. Каждая сосна была свита из множества отдельных стволов – самые уродливые, поэтому неповторимые переплетения. Одно дерево казалось хвойным кустом, другое – канатом в два обхвата с кудрявой вершинкой, третье перевилось снизу, а выше – разваливалось, точно развесистый дуб.

Анна бродила между этими соснами, задерживалась, удивленно смотрела на них и несвязно думала: бедные, бедные, как вас жизнь изуродовала, – и точно все это относилось не к деревьям, а к ней самой. Она пыталась думать и о другом, но стройной думы не получалось, и от усилия думать именно стройно, мысли окончательно запутывались.

Страдала Анна даже не оттого, что с Виктором случилась беда, беда – как судьба, от беды и судьбы не уйдешь, страдала Анна, скорее, от непринятого решения: кто прав – она или Ирина, идти или не идти?

– И ты после всего пойдешь к нему? Опомнись! – почти гневно восклицала подруга. – Он сам к тебе должен явиться и прощения попросить! Идти – значит унижаться! А самолюбие где?

Анне вовсе не хотелось спорить, но молчать – значило бы соглашаться, а она не могла согласиться.

– Так ведь человек он и в беду попал. А беда, она не только душу прямит, беда и вовсе загубить может.

– Ты что, не здорова? О чем ты говоришь?

– Понимаешь, он в беде, ему погибельно и больно, мне тоже больно. В нем кровь-то, что и в сыне, а моя кровь тоже в сыне – вот и больно… А может, он ждет, а может, все по-другому и будет.

– Больная, точно – больная. Да как ты не понимаешь: он тебя выгонит, точнее – велит выгнать. Что тогда?

– Тогда что? Тогда я уйду. – Анна недоумевала и удивлялась, что Ирина не понимает ее. – Ведь если не идти проведать, так это уж совсем бессовестно.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.