Виктор Некрас - Кощеево седло. Всеслав Чародей – 3

– Из Полоцк ли приехал? – словно невзначай спрашивала мать у Невзора.

– Из Полоцка, да, – неспешно отвечал Невзор, грызя кислое лесное яблоко и чуть морщась. – Воевода Брень посылал на Нарочь, в войский дом. Отец с воеводой что-то замышляют…

Догрыз яблоко, метко швырнул огрызок в помойное ведро, поднялся.

– Где коса у деда лежит, мамо? Двор зарос гораздо, обкосить надо.

Княгиня Бранемира Глебовна была в отчаянии. Хотя по её виду человек, который её плохо знал, ни за что бы не смог сказать ничего подобного.

Да даже и многие из тех, кто знал княгиню хорошо, не сказали бы. Вот и бояре не замечали ничего.

Внешне всё было хорошо. Княгиня была спокойна, держалась прямо и не единой слезинки не видели ни боярышни – сенные девушки, ни даже чернавки-холопки ни разу за истекший с пленения Всеслава Брячиславича месяц. Княгиня говорила с ними без небрежения, приветливо, но и с привычным княжьим отстоянием, ни в чём ни разу не нарушилась княжья порода, стать древнего рода словенских князей и волхвов. И только изредка, всего пару раз за прошедший месяц, прорывалась в голосе княгини горечь и сухость.

Но это всё было внешне.

В душе же Бранемиры Глебовны бушевал ураган.

Прошёл уже целый месяц!

Месяц!

Месяц, а про мужа ни слуху, ни духу, ни вести, ни навести (умом она понимала, что судовая рать Ярославичей всего седмицы с две как воротилась в Киев, да пока пиры приветственные да отвальные на радостях от того, что одолели-таки «ворога» – весть должна была донестись до неё на днях). И неясно, что делать, и где искать помощи против Ярославичей и воротившегося в Новгород Мстислава – тоже неясно. Ясно было только то, что Мстислав не оставит Полоцк в покое.

Бранемира закусила губу, отворотясь от опротивелого окна, в котором опять виднелось то же самое – утоптанный двор княжьего терема, высокий заплот из островерхих палей с прорезанной в нём брамой из неподъёмных дубовых стволов и водная ширь Двины за воротами.

– Госпожа княгиня! – вкрадчивый голос из-за спины показался ударом грома. Бранемира вздрогнула и оборотилась, вдруг поняв, то мало не прижалась спиной к стене, к подоконнику, словно её окликнуло какое-нибудь чудовище, вроде Змея Горыныча либо свейского Йормунганда.

– Госпожа княгиня, – повторила Вайва, теремная холопка из литвы, с тщательно скрываемым весельем косясь на госпожу. Весело тебе, сука! – подумала в ярости княгиня, но внешне по-прежнему осталась невозмутима. Вайва в последнее время изменилась, стала какой-то чрезмерно нахальной, но повода для наказания пока не давала. – Госпожа княгиня, приехал наместник…

– Кто?! – холода в голосе Бранемиры хватило бы, чтобы заморозить всю Двину в летний полдень. – Наместник?!

– Ой, прости матушка, – тут же повинилась холопка, нагло низя взгляд и поглядывая на госпожу искоса. – Я хотела сказать, посол новогородский приехал, боярин Ратибор Тужирич.

На какой-то короткий миг княгиня испытала ослепительное желание разбить об голову Вайвы стоящую на столе крынку из-под топлёного молока, так, чтобы осколки брызнули в стороны вперемешку с остатками молока, жира и пенки со стенок, чтоб кровь брызнула из разбитой головы. Так ясно вдруг представилось, что пальцы свело и пришлось пересиливать себя, чтобы не дёрнуться за крынкой к столу.

Видимо, Вайва что-то почуяла, глянула испуганно, почти даже попятилась, но княгиня совладал с собой и молча двинулась к двери. И только когда проходила мимо холопки, чуть замедлила шаг, ожгла ей щёку оплеухой. Вайва только молча склонила голову.

– И запомни, змея, – уже оборотясь от двери, сказала княгиня. – Никакого наместника в Полоцке нет, ни киевского, ни, тем более, новогородского. И никогда не будет, пока жива я и мои дети. И вообще, не пора ль тебе укоротить язык… что-то смела слишком стала.

Вайва смолчала. Держась за пылающую от оплеухи щеку, она смотрела на госпожу исподлобья и взгляд был – не понять.

Боярин Ратибор Тужирич, худощавый и высокий середович с заметной проседью в голове, усах и бороде, прошёл в гридницу, бросил по сторонам весёлый взгляд, словно ища что-либо смешное, а не найдя, насупился, поклонился княгине и уселся на приготовленное для него место на лавке рядом с высоким резным креслом. На этом кресле ранее принимал гостей князь Всеслав, а сейчас уместилась княгиня Бранемира Глебовна. Она всё ещё прерывисто дышала после сорванного на холопке гнева, хотя со стороны это было почти не заметно.

Покосилась на плесковича, сжала зубы, почувствовав, как чуть заметно шевельнулись под кожей на челюсти желваки, но внешне постаралась не показать – многовато чести будет Мстиславлю холую, чтобы полоцкая княгиня из-за него гнев показывала.

Хорошо ещё, что плескович не в княжьем терему живёт, а занял пустующий уже третий год терем полоцкого епископа Мины, а то бы давно уже вывел княгиню из себя своим вездесущим присутствием.

Ратибор всё же что-то видимо почуял, повёл глазами на княгиню, на бояр и гридней, рассевшихся на лавках в гриднице, остановил взгляд на Бранемире Глебовне, глядел несколько мгновений, ноздри раздул, но смолчал. Попробовал бы что сказать – небось уловил как на него смотрят Всеславли гридни , вмиг бы рот заткнули наглецу, осмелившемуся вякать без княгининого дозволения.

Несмеян Рыжий, подумав так, только холодно усмехнулся, и нарочно чуть пошевелился, чтобы ощутить на поясе гибельную и привычную тяжесть меча – не одного ворога довелось повалить узорным клинком, авось и ещё не одного доведётся. Встретился взглядом с понимающим взглядом воеводы Бреня, чуть опустил голову. Воевода не одобрил бы ссоры и поединка просто ради ссоры и поединка. Для дело – иное. Для дела – можно и нужно.

Но через миг все эти мысли разом вылетели у Несмеяна из головы – отворилась дверь, и в гриднице возник (иного слова не подберёшь!) коренастый муж в свите крашеного сукна, снял красноверхую шапку, выступил на середину гридницы. Пригладил бороду, оглядел сидящих на лавках.

И почти тут же новогородский посол зашевелился, вцепляясь в пришедшего взглядом. Будь он псом, у него бы сейчас шерсть на загривке дыбом поднялась, рычание было бы слышно даже в резных кленовых сенях, а то и дружинным воям на теремном крыльце.

Плесковский тысяцкий Найдён Смолятич ответил своему давнему ворогу открытым взглядом и поклонился княгине:

– Гой еси, Бранемира Глебовна!

– И тебе поздорову, Найдёне Смолятич, – ответила княгиня, чуть прищурив глаза. Она уже понимала, о чём пойдёт речь, и отчасти жалела, что разговор будет таким открытым, при Ратиборе. С другой стороны, может, этому Ратибору все дела княгини и полоцкого княжества покажутся поперёк горла, что ж теперь, ради него прятаться и скрываться в своём-то дому?! – Поведай нам, с каким делом ты приехал к нам в Полоцк?