Виктор Некрас - Кощеево седло. Всеслав Чародей – 3

Колюта вновь мотнул головой – метнулась сивая, годами не стриженая грива, которой позавидовал бы любой конь.

– Ладно, – скривил он губы. – Считай, что чутьё мне помешало.

– Вот это уже правильный ответ, – Несмеян вновь наполнил чаши. И заговорил, глядя на Колюту остановившимся взглядом. – Когда Ярославичи схватили князя в Орше… нам пришлось сражаться за Витебск. Нельзя сказать, что там было большое кровопролитье… в конце концов, княгиня Бранемира договорилась о мире с князем Мстиславом, пришлось даже уступить ему обратно Новгород. И пришлось согласиться на то, чтобы у нас в Полоцке сидел соглядатай от Мстислава. С дружиной.

Колюта вытянул губы трубочкой, словно собирался присвистнуть и в последний миг передумал.

– Ни хрена себе, – процедил он, наконец.

– Вот так, – кивнул Несмеян. – И потому нельзя было тебе идти сразу на княжий двор – этот чужак живёт там же, и сразу бы тебя увидел и наверняка догадался бы, кто ты такой. Потому как дураком его вовсе не назовёшь…

– Кто он такой? – Колюта напрягся, словно перед прыжком.

– Ратибор Тужирич, плесковский боярин, – Несмеян поморщился. – Он на Черёхе против нас бился, ему давно место тысяцкого в Плескове блазнит, а нынешний тысяцкий Найдён Смолятич на нашей стороне. Да ещё и сына у Ратибора наши убили. Так что его на нашу сторону не переманить, и Мстислав Изяславич про то знает, потому именно его сюда и прислал.

– И что, он за месяц успел везде своих людей поставить? – Колюта поднял брови.

– Да нет, конечно, – Несмеян снова долил в чаши пива. – Ты вот что. Оставайся у меня. Завтра в город воротится от шелонян воевода Брень, и тогда я сразу его позову сюда. Тут ратиборичи нас не выследят. Княгине я тоже про тебя завтра расскажу, но к ней на двор соваться так и так нельзя, а самой ей сюда приезжать тоже не к лицу. Всё одно через Бреня Военежича решать доведётся.

– Добро, – подумав, согласился Колюта. – Я и сам бы лучше не придумал.

Несмеян несколько мгновений помолчал, потом спросил в лоб:

– Ну как там наш Брячиславич? Что слышно по Киеву?

– Да мало что слышно… – с неохотой ответил Колюта и залпом выцедил пиво из чаши. – В Берестове его держат, в терему полоцких князей, под стражей. По-княжески содержат, а только его мало не сотня воев сторожит. Княжичей увёз к себе Святослав, они у него в Чернигове, тоже почти без утеснения, только под стражей. В его же терему живут.

– Черниговский князь – витязь, – с уважением сказал Несмеян, приподымая в руке жбан. Покачал им в воздухе, прислушиваясь, одобрительно кивнул (пива в жбане было ещё достаточно) и вновь наполнил чаши. – Однако и он нарушил слово.

– В Киеве говорят, что он не знал про клятвопреступление, – сумрачно возразил Колюта. – Всё замыслили Изяслав с Всеволодом.

– Ладно, там разберёмся, – гридень махнул рукой. – До всех черёд дойдёт. А что остальные, кого с Всеславом Брячиславичем взяли?

– Боярин Бермята тоже под стражей живёт, на дворе у тысяцкого Коснячка, – вспомнил Колюта. – Больше ни про кого не слышал…

– С ними вместе в полон попал ещё гридень Витко, сын воеводы Бреня, – встревоженно напомнил Несмеян, чуть приподымаясь на лавке. – Неужто про него ничего не слышал? Он побратим мой.

– А, слышал! – Колюта покачал головой. – Убили побратима твоего, Несмеяне. В Берестове и убили, когда с лодей выходили. Он бежать пытался… мне вои знакомые рассказывали.

Несмеян на мгновение словно окостенел, замер, глядя прямо перед собой.

Молодой вой, русоволосый сын воеводы Бреня потянул из налучья лук.

– Покинь! – прошипел Всеслав неожиданно сам для себя – его словно накрыла чья-то могучая воля, он понял – стрелять сейчас нельзя ни в коем случае. – Оставь лук, Витко!

Парень замер. Сквозь храп коней слышно было только, как стало чуть громче сопение медведя. Зверь не двигался.

Витко Бренич спрыгнул с седла на боярском дворе, и слегка дрогнул в душе, глядя на высокое резное крыльцо двухъярусного терема, широкого раскинувшего пристройки. Воя пробирала холодная дрожь – сватовство впервой, вот и дрожишь, как осиновый лист.

Боярин молчал, и Витко снова начал бледнеть. Как выяснилось – не зря.

– Вот что, гости дорогие, – сказал, наконец, Путислав Гордятич. – Ешьте-пейте, да дорогу обратную знайте. Дочка у меня одна и за Витко… – он помедлил, вспоминая отчество Витко (всё-таки соблюдал обрядность старый боярин), – Виткоа Бренича я её не отдам. Есть у меня дорогой товар, да твоему, Несмеяна, купцу, он не по пенязям. Есть у меня и редкий диковинный зверь, да только твой охотник ещё снасть охотничью на него не обрёл.

И не выдержал-таки, боярин сорвался:

– А коль ещё раз явитесь – псов спущу! – рыкнул он так, что и Витко, и Несмеян невольно попятились к двери.

И вторая золотая гривна легла на шею онемелого от счастья Витко, и второй синий плащ облёк плечи нового гридня.

Ножами подрезали дёрн, отворотили в сторону. Стали на колени с двух сторон от земляной ямки, протянули левые руки навстречь друг другу. Славута тонким ремешком связал их в запястьях прямо над ямкой, и Витко так же быстро резанул ножом по рукам. Кровь тёплой струйкой текла по запястьям, смешивалась, стекала в землю, щедро питая серую нарочанскую супесь.

А от ворот навстречь уже летели вершники городовой стражи. Подскакали, окружили, обдавая пылью и запахами конского пота, горячей кожи и нагретого железа.

– Так это же Витко! – подивился кто-то мгновенно, и гридень враз признал побратима, рыжего Несмеяна. – Никак стряслось что?

– Коня! – прохрипел Витко сухим потресканным ртом. – Скорее ко князю!

– Несмеян! Витко!

Вновь те же самые двое гридней, русый и рыжий, неуловимо чем-то схожие меж собой и такие разные, возникли перед князем.

– Снять колокола и паникадила!

В ночи звучно многоголосо гремели цикады. Несмеян швырнул в Волхов камешек, несколько мгновений глядел на разбегающиеся круги. Взял второй.

– Покинь, – негромко сказал Витко, не подымая головы.

Друг сидел на большом камне у самой воды.

– Чего? – переспросил Несмеян.

– Не надо, – тихо сказал Витко. – Смотри, как хорошо.

Ночь и впрямь стояла хорошая – тишина, ни ветринки, и вода в Мутной-Волхове – не шелохнётся.

Свежесрезанными прутьями орешника огородили посреди двора небольшую площадку, и с двух сторон на неё ступили двое полуголых воев. От крыльца – Витко Бренич цепко ощупывал босыми ногами жёсткую короткую траву, играл могучими мышцами на груди и плечах. От ворот – тот самый Вадим Козарин, весело щурясь навстречь клонящемуся к окоёму солнцу и короткими движениями головы разминая шею.