В. Волк-Карачевский - Игра судьбы

После таких открытий младшая Ивлева стала еще осторожнее. Да, женихов на московской ярмарке невест много, не меньше, чем барышень, мечтающих о брачном венце, брачном же ложе и счастливой семейной жизни.

Но, присмотревшись повнимательнее, без труда приметишь – этот скуп, тот мямля и до того рассеянный, что, пожалуй, на следующий день после свадьбы забудет, как зовут жену, не говоря о своих мужских обязанностях. А еще один – ну совершенно глуп. А этот – полковник, но явный самодур и ко всему еще непозволительно груб и громогласен, как иерихонская труба.

А вот вроде степенный и уважительный и далеко продвинулся по статской службе, но некрасив, ну просто безобразен. Красота для мужчины не самое главное, но всему есть разумный предел…

Был среди женихов и какой-то ужасный масон. Многие, как известно, записываются в ложи, но об этом женихе шепотом рассказывали такое, что уж, право, лучше обойти стороною. А еще один – очень обаятельный, даже, можно сказать, волнительный, такому и отказать трудно, но оказалось, уверяя в самых серьезных намерениях, он одновременно изъяснялся в нежных чувствах еще двум прелестницам и, мало того – большой охотник до французских актрис. Нашелся жених и без пороков и недостатков, но уж очень мал ростом, и к тому же никаких особенных достоинств…

Одним словом, ни московские, ни местные женихи Ивлеву не устраивали и ни о каком сравнении с Карамышевым и речи быть не могло. Да и Карамышев вскоре умер, а засидевшейся в девицах Ивлевой уже тридцать лет, о каком уже тут замужестве думать, когда в уезде, да и в Москве семнадцатилетних барышень – пруд пруди и все они готовы замуж без всяких осторожных размышлений и без оглядки.

Правда, в свои тридцать Ивлева выглядела на двадцать пять. И стройна, и легка, и все так же мила, как и десять лет назад. И привлекательна…

В ее годы, казалось бы, замуж хоть за хромого капитан-исправника. Но нет, все так же требовательна, и не отчаивается и непонятно на что надеется. И оказалось – не напрасно.

Однажды к старому князю Ратмирскому, незадолго до его смерти, явился из Петербурга по какому-то делу особой важности молодой господин лет тридцати пяти, Николай Павлович Бахметьев. Приехал всего на два дня, князь не знал, как угодить такому гостю – Бахметьев был вхож в самые высшие политические сферы и в свои, для этих сфер, почти юные годы уже имел чин действительного тайного советника, то есть штатского генерала. А с виду – прост и приветлив и без тени зазнайства, словно он какой-нибудь коллежский асессор или помещик средней руки.

Ивлевой как раз случилось заехать к Ратмирским и отобедать у своих соседей. Бахметьев, столичный гость, обратил внимание на провинциальную барышню, которую язык не поворачивался назвать старой девой, хотя по сути дела именно ею она и была.

Бахметьев отложил отъезд, навестил Ивлеву в доставшемся ей от давно уже умершего дядюшки небольшом имении и подивился собранию древесных листьев, покрытых чудесным лаком, дарующим скрипкам звук необычайной нежности и силы и позволяющим опавшим листьям, равно как и только что распустившимся, тревожащим душу клейким изумрудным блеском сохранять цвет вплоть до самых тонких оттенков. А потом, спустя два дня, приехал еще раз и сделал предложение.

Ивлева, в ее-то положении и при ее-то обстоятельствах, должна бы вознести Богу, Судьбе и Провидению молитву в благодарность за такую партию и поторопиться собирать подвенечный наряд. Но вместо этого она опять начала размышлять.

Она ведь знала Бахметьева всего несколько дней. То что он не мямля, не рассеян, не глуп и не груб, и, судя по всему, не скуп, можно определить сразу, как и то, что он хорош лицом и не мал ростом, элегантен, воспитан и образован. И, конечно же, состоятелен, да и скорее всего богат.

Ну а если он игрок, тайно подвержен какому-нибудь скрытому пороку, ловелас или Дон Жуан, или страшный масон?

В ответ на долгожданное лестное предложение Ивлева сказала Бахметьеву, что она мечтает о замужестве и по первому знакомству с ним испытывает к нему симпатию, но… Прежде чем принять такое важное для женщины решение, она должна хорошо узнать того, с кем решится навсегда связать свою жизнь.

Бахметьев уехал в Петербург, через два месяца вернулся и купил небольшое имение недалеко от владений Ратмирских. Раза два-три в неделю он посещал свою предполагаемую невесту, и полгода они гуляли по аллеям парка, чаевничали и вели серьезные и несерьезные разговоры, ведь в несерьезных разговорах иногда узнаешь о человеке больше, чем из самых умных бесед. Ивлева могла убедиться, что претендент на ее руку ни в чем не уступает Карамышеву, когда-то в юности избранному ею за образец и идеал супруга, а во многом даже и превосходит его.

Потом молодые обвенчались в надеждинской церкви и спустя несколько месяцев уехали. Теперь у них уже пятеро детей – трое сыновей и две дочери. Живут Бахметьевы в Петербурге, но у них дом в Москве, несколько подмосковных деревень. Они приняты при дворе. Бахметьев – в чинах и в орденах, он важное лицо в Иностранной коллегии и вместе с семьей подолгу пребывает в Париже, Риме и Вене.

Изредка Бахметьевы приезжают и в свое тверское поместье, и соседи – в первую очередь соседки – имеют возможность убедиться, что Ивлева – а лет ей уже, поди, под пятьдесят – как и раньше, неувядающе красива, привлекательна, но рассудительна. И выглядит не более как на тридцать.

На примере Ивлевой матушки и тетушки, тоже прожившие на этом белом свете лет пятьдесят – пятьдесят пять и уже многое повидавшие на своем веку, а потому и познавшие разные истины в отличие от своих семнадцатилетних дочерей, пока еще ничего в этой жизни не понимающих, хотели им, этим семнадцатилетним девицам, растолковать и объяснить, что не нужно торопиться с замужеством и, зажмурив глаза, бросаться в омут вниз головой в мечтах, что тебя подхватит счастливая, дурманящая нежными ласками волна.

Историей Ивлевой осмотрительные в свои пятьдесят лет матушки и тетушки надоели семнадцатилетним девицам всей округи до того, что те, казалось, составили настоящий заговор против Ивлевой. Только заслышав ее фамилию, юные барышни поджимали губы и на лице их появлялось выражение независимости и упрямства.

Ждать пятнадцать лет, как Ивлева?! Ни за что на свете! А если он, этот распрекрасный Бахметьев, не явится через пятнадцать лет, и в каком тогда ты окажешься положении? Да, для Ивлевой нашелся Бахметьев, а много ли их, Бахметьевых, приезжает вдруг в наш уезд? Этот Бахметьев, может, один такой на свете, и тот уже достался Ивлевой, разумно и терпеливо его дождавшейся, так кого же теперь ожидать?

Это можно ожидать жениха, после помолвки ушедшего на войну – и год и два, и того больше, но не ожидать же неизвестно кого пятнадцать лет, это уже просто издевательство какое-то! Уж лучше в омут головой или со смелым красавцем на край света, ночью, на неудержимой тройке, когда и подумать-то некогда, потому что нужно быстрее собираться, и сердце стучит так, что никаких мыслей не слышно, и быстрее, быстрее в коляску вопреки всем страхам, увещеваниям и самым разумным рассуждениям.