Калле Каспер - Буриданы. Чужая война

Путешествие в Москву дало еще один повод отсутствовать несколько дней. Вернувшись, Тимо ожидал, что одноклассники помчатся к нему и начнут расспрашивать, что он видел, но ошибся – никто не заинтересовался столицей огромной страны, только сосед по парте спросил, видел ли он Кремль.

– Я видел даже мумию Ленина! – объявил Тимо с гордостью, и, не дожидаясь уточняющих вопросов, продолжил: «Лицо у него довольно бледное. Неудивительно, если подумать, сколько лет провалялся под стеклом».

Рыжий бросил на него быстрый испуганный взгляд. На секунду Тимо смутился – неужели он сказал что-то неподобающее? Однако, замешательство быстро прошло и он стал расспрашивать, что задано на дом.

С мамой Тимо ладил прекрасно, потому что она ему ничего не запрещала. Тимо мог спать, сколько хочет, играть, с кем нравится, и вообще обращаться со своим временем, как ему заблагорассудится, у мамы к нему было только два требования: чтобы он хорошо учился и чтобы «не голодал». Первое было само собой разумеющимся – как можно получать плохие отметки, Тимо вообще не понимал, даже, даже при большом желании, он вряд ли мог поглупеть настолько, чтобы ему по математике или по эстонскому языку поставили «двойку», или даже «тройку»: в его аттестатах всегда красовались «пятерки» и «четверки», при том «четверки» лишь по «дурацким» предметам, таким, как рисование или рукоделие; но что касалось «голодания», то с этим, да, были проблемы. По общей позиции они и тут с мамой не расходились, Тимо ничего не имел против того, чтобы набить брюхо всякой вкуснятиной, просто он иногда забывал о еде и вспоминал только тогда, когда надо было уже мчаться в школу. В этих случаях он быстро глотал, что попадется под руку, утешая себя мыслью, что «в школе поест», но школьный обед аппетита не вызывал, и часто, возвращаясь домой, Тимо уже с порога орал: «Мама, быстро дай чего-нибудь поесть, умираю с голоду!» И мама, вздохнув, отправлялась к газовой плите подогревать картофельное пюре и котлеты.

Но случалось и так, что у мамы, в особенности, в конце квартала, оказывалось много работы, и у нее не хватало времени, чтобы приготовить обед – и вот тогда на улицу Тимо приходил праздник, потому что приказа «не голодать» никто не отменял, просто мама теперь давала ему деньги, чтобы он обедал в столовой. Ох, какие лукулловы трапезы Тимо там устраивал! Особенно ему нравилась солянка, которую мама дома не варила, потому что для этого требовалось слишком большое количество ингредиентов: сосиски, говядина, почки и даже маслины, не говоря про томатную пасту, которую мама в качестве продукта вообще не признавала – сунув в рот первую ложку пряного супа, Тимо чувствовал себя на седьмом небе, единственная проблема – как не обжечь язык, потому что ему не терпелось ждать, пока еда остынет. Котлеты Тимо порядком надоели, это было «дежурное» мамино блюдо, но плов и соус из печенки он глотал с удовольствием, не презрев также гуляша и отбивных. Однако, что доводило его до полного блаженства, так это десерты, правда, не «плавающие острова», они получались у мамы вкуснее, но творожный крем с киселем и взбитые сливки с шоколадом или вареньем – Тимо, как истинный Буридан, никак не мог между ними выбрать, от обоих можно было язык проглотить.

Иногда, когда у мамы не оказывалось мелкой купюры, выделяемая Тимо сумма укрупнялась, и тогда он отправлялся обедать в кафе. Блюда там были дороже и ассортимент однообразнее, но Тимо привлекало другое, в кафе не надо было стоять в очереди и самому таскать поднос с тарелками, там все раскладывали перед тобой, как перед английским лордом. Шикарное зрелище представляла собой официантка в темном платье с белыми манжетами и накрахмаленной манишкой, когда она подходила к столу и с непроницаемым видом протягивала меню, содержание которого Тимо изучал с неизменным вниманием, хотя оно не менялось. Когда официантка через некоторое время возвращалась принимать заказ, Тимо имел возможность демонстрировать хорошие манеры, говоря: «будьте любезны» или «благодарю, это все». Дожидаясь первого, он снимал со стены прикрепленную к деревянной жерди газету «Ноорте Хяэл» и изучал, не отправили ли очередного пса в космос, или не сбили ли еще одного американского самолета-разведчика, а тут уже показывалась официантка с большой чашкой горячего бульона и хрустящим пирожком из слоеного теста с мясом. Дальше следовали сосиски с картофельным салатом, и, наконец, если хватало денег (изучая меню, Тимо всегда высчитывал, во что обойдется заказ) – александровское или ягодное пирожное. К пирожному он заказывал кофе со сливками, на самом деле, ему этот напиток не нравился, но заменить его чем-то другим не позволяло чувство собственного достоинства – что это за посетитель кафе, пьющий чай или морс. Съев пирожное до последней крошки, Тимо вытирал рот белой бумажной салфеткой и вытащив из кармана кошелек, который ему на Новый Год подарил дядя, брат мамы, с некоторым страхом ожидал счета – он знал, что не ошибается в сложении, но все-таки…

Только одного Тимо не понимал: почему после столовой или кафе так скоро хочется есть, намного быстрее, чем после домашнего обеда, даже, если он состоял из одних, скажем, оладий? А поскольку решить эту дилемму так и не удалось, то можно сказать, что, несмотря на мамину щедрость, Тимо в детстве вечно голодал.

В кафе Тимо иногда попадал и вечером, вместе с мамой. После заболевания отца мама гостей домой не звала, ей не нравилось, что кто-то может увидеть, как отец вдруг выпрыгнет из спальни и скажет что-то «странное», а поскольку она сама никого не принимала, то, гордая, не хотела и сама ходить в гости, предпочитая встречаться с подругами в кафе. А подруг у мамы хватало! Тимо представлялась совершенно феноменальной способность мамы обзаводиться все новыми и новыми подружками везде, где она училась или работала. Самые старые из них были со школьной поры, они тоже переселились с Нуустаку, как мама звала городок Отепяэ на юге Эстонии, в Таллин, и с ними мама вспоминала молодость и обсуждала судьбу тех одноклассниц, которые в конце войны сбежали в Швецию, в Канаду, в США или даже в Австралию. Маму тоже какой-то немецкий офицер звал с собой в Германию, но мама боялась длинного пути и чужой страны, и не поехала, о чем до сих пор жалела. Когда она в разговоре доходила до этого места, по ее губам скользила горькая усмешка, и Тимо охватывало сочувствие – ведь если бы мама поехала бы в Германию, она не встретила бы отца и не должна была бы сейчас мучиться с больным мужем? Вариант, что тогда, возможно, не родился бы и он сам, Тимо вообще не рассматривал – уж как-нибудь родился бы! Но мама осталась здесь, вскоре после войны вышла замуж за отца, переехала к нему в Таллин и поступила в юридическую школу – вот откуда взялись следующие подружки, уже не простенькие деревенские девчонки, а рафинированные дамы, чьи язвительные реплики Тимо всегда с нетерпением ожидал, ведь реплики не относились к нему, подружки злословили по поводу тех товарок, которых в тот момент за столом не было, или просто перемывали кости известных людей. В Таллине мама в свободное время начала петь в женском хоре, где нашла еще одну славную, веселую, толстенную подругу, с которой продолжала встречаться и после того, как сама забросила хоровое искусство. Потом заболел отец, и маме пришлось пойти работать, она стала юрисконсультом холодильного завода и, естественно, круг ее подружек дополнился бухгалтерами и сотрудниками отдела кадров. Мама была так ловка в заключении дружеских уз, что продолжала встречаться даже с матерью бывшего одноклассника Тимо – тот уже несколько лет назад поменял школу, и если бы не мама, Тимо давно забыл бы о его существовании.