Аркадий Ужанов - Двадцать пять лет в окопах холодной войны

Второго «неумеху» я встретил впоследствии на Кубе в роли главного инженера Харьковского тракторного завода.

Второе отрицательное качество из характеристик – приоритет личных интересов над общественными. Утверждение спорное. Хотя в чем-то, честно говоря, резон и есть. В то же самое время справедлива мысль, что богатство общества прирастает богатством каждого человека, а не наоборот. Мне эта запись, сделанная в первой офицерской аттестации, мешала всю службу. Ибо на нее обращали внимание все начальники, цокали языками и начинали нравоучения.

А история этой несправедливой записи выглядит так. В 1955 г. я учился на офицерских классах. В это время выпустили очередной государственный займ. В газете «Правда» опубликовали обращение ЦК КПСС ко всем коммунистам с рекомендацией подписаться на облигации на сумму в один месячный оклад. Начальник же курсов полковник Магницкий, желая выслужиться, требовал от слушателей подписки на полтора оклада. Я отстоял свое право подписываться в соответствии с указаниями ЦК, а не с указаниями начальства. Взамен получил бяку в характеристику. Коротко и ясно: «Личные интересы ставит выше общественных», если внимательно разобраться, кто из нас какие интересы ставил выше каких.

К указанным моим отрицательным чертам должен по-честному добавить еще кое-что – некоторую, например, ленность души и тела.

Несмотря на активную жизненную позицию, трудолюбие, этот недостаток все-таки порой проявляется. Так, мне было лень в училище пересдать четыре предмета с четверок на отлично с тем, чтобы получить при окончании золотую медаль, а от меня этого требовали. Я себя успокаивал тем, что золотая медаль хоть и показатель каких-то способностей, но не решающий фактор дальнейшей службы. И, действительно, у многих училищных медалистов не сложилась военная карьера – например, Беседин из первого выпуска. Долго его пинали на флоте за отсутствие любви к корабельной службе и неумение работать с личным составом. Пришлось ему покинуть флот и переквалифицироваться в востоковеды, где он добился впечатляющих результатов. Медалист Барбарийский из нашего, четвертого, выпуска просто спился.

Затем я не пошел служить непосредственно на корабли, испугавшись трудностей. Не стал поступать в Военно-морскую академию в Ленинграде, чтобы не готовиться к сдаче шести весьма серьезных вступительных экзаменов. Жена настаивала, а я спустил это дело тихонечко на тормозах. Не воодушевился я и возможностью, как уже говорил, получения адмиральского звания вдали от милой и привычной Москвы. С получением офицерских погон перестал заниматься физкультурой, прекратил бегать, разучился быстро ходить. Даже одну остановку предпочитаю подъехать на чем-нибудь, лучше на своем авто. Некоторые шутят, что я и в туалет готов ездить на машине.

Отдельный разговор об алкоголе. Чего греха таить – люблю выпить. Но алкоголиком или пьяницей себя не считаю. Хотя отдельные товарищи типа бабушки утверждают обратное. Патологической тягой выпить не обладаю, похмельный синдром отсутствует напрочь, в одиночестве никогда не пил. В потреблении спиртного меня интересует не конечный результат – хмельное состояние, а сам процесс. Своего рода ритуал. Люблю хорошую компанию. Поэтому меня легко совратить. Но это касается только друзей, товарищей. Со случайными людьми никогда не выпивал. Жидкостей неизвестного происхождения, а также подозрительных не употребляю. В молодости мог выпить весьма много без особых последствий. Неприятности на этой почве имел только один раз в жизни, в училище. В ходе офицерской службы: «В пьянстве не замечен, хотя иногда, по утрам, холодную воду пил». Выпивал один-два раза в месяц, умеренно. Раз в год примерно появлялось желание выпить как следует, «размагнититься». Но благодаря бдительности моей жены – Валерии Петровны – многие мои поползновения по этой части оказывались безрезультатны.

Жизнь моя за время службы подвергалась опасности трижды.

Впервые, когда мне пришлось утихомиривать своих собственных перепивших матросов, в моем подразделении были подвижные радиопеленгаторы, развернутые вне части, в полях и лучах. На пеленгаторах неслось боевое дежурство, являвшееся важным компонентом нашей деятельности. Контроль за несением службы на этих боевых постах осуществлялся эпизодически в силу их удаленности. Поэтому я использовал любую возможность для плановых и внезапных проверок. Однажды, будучи дежурным по части, я решил проверить несение вахты на пеленгаторах и отправился туда с помощниками на грузовой машине. Картина, которую мы там застали, была удручающей. Все братцы-матросики были мертвецки пьяны. Они отмечали день Военно-морского флота. Пришлось отстранять всех от несения службы и вызывать им замену. Большинство приняло этот удар судьбы смиренно. Но один из матросов, несший вахту на силовых агрегатах, забуянил. В целом он был положительным парнем, готовился вступать в партию. Но «зеленый змий» его подвел. Ничего не соображая, он катался по земле, ползал у моих ног, целовал ботинки, просил прощения, ругался и убеждал, что я не имею права так поступать с будущим товарищем по партии. Мне надоели его словоизлияния, и я приказал помощникам связать его. Это ввергло его в дикий раж, он схватил лом и, размахивая им, двинулся на меня. Ощущение не из приятных: двухметровый лом в руках двухметрового верзилы, не соображающего ничего. Пришлось достать пистолет и выстрелить в воздух, что, впрочем, не произвело на него особого впечатления. Он продолжал наступать. К счастью, моим помощникам удалось нейтрализовать буяна, связать его руки и ноги и загрузить в машину. А мне не пришлось открывать огонь на поражение. Вот такие пироги, таковы плоды нашего просвещенного воспитания. Потом в части долго решали, что делать с этим «орлом». Командир и замполит настаивали на отдании его под суд военного трибунала. Я же проявлял человеколюбие, не желая вешать судимость на свое подразделение, а также жалея молодого парня, прослужившего четыре года без особых нареканий. Моя точка зрения возобладала. Военный дознаватель части провел внутреннее расследование без участия военной прокуратуры. Мои действия были признаны правомерными. Матросику же вменялось нахождение на боевом посту в нетрезвом состоянии и попытка неподчинения офицеру. Получил он свои двадцать суток ареста, отсидел на гарнизонной гауптвахте и последний, пятый, год службы был тише воды и ниже травы. Победило милосердие, что, может быть, и не совсем правильно. В таких случаях я вспоминаю британского премьера Черчилля, который говорил, тыкая пальцем на восток: «Пока у них правит человек, а не закон, порядка там не будет». В приведенной ситуации главную роль сыграл человек, именно я, а не закон, в соответствии с которым матросу грозило 5-6 лет заключения. Но я был доволен и гордился проявленным гуманизмом.