Петр Цивлин - Так это было

В мою обязанность входило поджарить на горне в противне селедку в постном масле и подать к «столу» (на верстак). Для такого торжества в мастерской имелись рюмки. Тут же начиналась выпивка, велись задушевные беседы, продолжавшиеся, как правило, не менее двух часов, после чего гости вместе с хозяином удалялись.

В одно из таких посещений хозяин налил рюмку водки, подозвал меня и с одобрения гостей предложил мне выпить. На моё заявление, что я не пью, что у меня дома ни отец, ни кто другой не пьет, хозяин сказал:

– "Сопляк! Кто тебя спрашивает, пьешь ты или не пьешь? Тебе предлагают, так пей, а не хочешь пить, убирайся отсюда на все четыре стороны. Мне таких не нужно. Какой из тебя выйдет толк, если ты не будешь пить водку?".

Эту точку зрения хозяина разделяли и гости. В результате, не желая лишиться работы, я выпил рюмку водки, предложенную хозяином и, понятное дело, поперхнулся. На это хозяин постарался меня успокоить, сообщив, что если практика выпивки повторится, то я привыкну, и в дальнейшем захлебываться уже не буду. Как ни странно, практика показала, что хозяин был прав.

В этой же мастерской я освоил и курение. Правда, у меня хватило ума понять, что не это главное в жизни. В дальнейшем, когда я ушел из этой мастерской, кончились мои выпивки, но опыт остался. Но ведь опыт за спиной не носить! Знать же человек должен не только хорошее, но и плохое. Важно лишь уметь отличать одно от другого, обладать достаточными разумом и волей, чтобы найти верный путь и избежать плохого.

Через год хозяин стал платить мне 15 рублей в месяц. Это были уже большие деньги. К этому времени я умел делать многие работы и, в частности, выполнять ремонт по циркуляции воды в частных домах. Словом, зарекомендовал себя с положительной стороны. Но душа моя была неспокойна. Я хотел осуществления своей мечты – стать настоящим рабочим – металлистом. И я ушел от хозяина Меерзона, напутствуемый хорошими пожеланиями. Я чувствовал себя уже более или менее солидным, самостоятельным человеком и решил сам найти себе место в слесарной мастерской, не прибегая к помощи отца.

В то время в Запорожье было три-четыре таких мастерских, которые конкурировали между собой при получении заказов или подрядов. Кроме того, каждая мастерская имела и постоянных заказчиков, к которым относились владельцы частных домов. В этих домах систематически возникала потребность в замене замерзшего водопровода, чистке канализации, регулировке бачков, ремонте отопления. Выполнялись также заказы по вскрытию сейфов, изготовлению ключей и т. п. Помимо этого слесарная мастерская брала заказы от строек по изготовлению перил, ворот, установке и укладке балок, монтажа водопровода, канализации, отопления. Поэтому в отличие от обычных слесарей, слесарь частной мастерской был универсалом.

В одну из таких мастерских, принадлежавшую Найшулеру, я после некоторых переговоров и был принят на работу летом 1912 года с оплатой 10 рублей в месяц. Здесь мне уже пригодилось и медницкое ремесло, поскольку никто из работавших в мастерской его не знал. Это вынуждало хозяина относиться ко мне немного лучше, чем к моим сверстникам.

Вообще-то, владельцами этой мастерской были два брата: – Эммануил Липович Найшулер, который, фактически был коммерческим руководителем этого предприятия, и Матвей Липович Найшулер, бывший собственно специалистом слесарного дела. Последний был очень скромным, мало вмешивался в дела мастерской и больше оставался в стороне. Эммануил Липович (мы его между собой звали Монька) не доверял брату и, когда приходилось отлучаться из мастерской, оставлял дежурить и наблюдать за нами свою мать, которую мы всячески выживали из мастерской.

Монька был небольшого роста, близорукий, двигался он всегда одним боком вперед. У него были очки с толстыми стеклами, и он рассматривал предметы и людей с очень близкого расстояния. Человек он по натуре был нахальный, и нажива на рабочих была для него целью и смыслом жизни. Достигал он этого тем, что нанимал за мизерную зарплату рабочих с волчьими паспортами, которых преследовала полиция по политическим мотивам.

Хотя зарплата должна была выдаваться каждую субботу, не было случая, чтобы Монька явился вовремя для ее выплаты. В результате мы обычно просиживали с двух до семи-восьми часов вечера, и часто расходились по домам без денег. Жаловаться на хозяина было некуда и некому, приходилось справляться своими силами. И мы справлялись.

Как – то раз, после очередного бесплодного ожидания в субботу, мы пришли в понедельник в мастерскую недовольные и злые. В то время в Запорожье сооружалось здание банка "Взаимный кредит" на Соборной улице, где хозяин взял подряд на все металлические и сантехнические работы. Время было летнее, горячее. Невыполнение заказа грозило хозяину крупной неустойкой. Вот мы и решили не приступать к работе в понедельник, пока хозяин не выплатит заработок за прошлую неделю.

Однако по опыту мы знали, что, придя в мастерскую, он станет говорить, дескать, всю субботу мотался по заказчикам в попытках раздобыть денег, но достать их не смог и поэтому к нам не явился. Да и сейчас денег у него нет, поэтому просит приступить к работе, а он постарается к вечеру раздобыть денег и оплатить нам за прошлую неделю полностью или частично. Мы знали также, что для убедительности он, как обычно, вынет из кармана и покажет нам почти пустой кошелек, хотя в другом кармане у него лежит бумажник с кредитками, который всегда при нем для расплаты за материалы и т. п.

Мы поступили так. Один должен был стать у двери, чтобы перекрыть выход на центральную улицу. Остальные – подойти к Моньке и потребовать деньги. Когда он вытащит пустой кошелек, я был уполномочен вытащить у него из другого кармана бумажник с кредитками и вынудить с нами расплатиться. Всё так в точности и вышло, с той лишь разницей, что, когда Монька, несмотря ни на что, отказался платить нам деньги, ему всыпали несколько оплеух (это называлось "выбить Моньке очки"), после чего расплата за неделю к общему согласию свершилась.

Почему Монька терпел от нас периодически эту трепку и не жаловался в полицию? Дело было в том, что предать гласности факты содержания на работе лиц с волчьим билетом он не мог, так как это могло привести крупным неприятностям со стороны высших чинов полиции (околоточный надзиратель, естественно, знал об этом, но был подкуплен Монькой).

Не держать этих людей с волчьим билетом на работе Моньке тоже было невыгодно, так как это значило бы лишиться дешевой рабочей силы. Кроме того, люди эти, как правило, были непьющие, имели высокую квалификацию, в деле он мог на них полностью положиться. Политическим тоже деваться было некуда – на заводы их не брали. А нужно было жить, скрываться.