Валерий Марченко - Калинов мост

– Никак нет!

– Действуй, и смотри – внимательней!

– Будет сделано!

– Тебе, Шилов, особая задача. Организуй мужиков с тремя-четырьмя подводами и, не привлекая внимания сельчан, вывези трупы на кладбище и зарой там. Знаешь где. Лишние разговоры ни к чему! Верно говорю?

– Так точно, товарищ командир роты!

– Действуй, а я пообщаюсь с председателем крайисполкома. Не нравится мне его настроение, приболел, чё ли?

– Приболеешь тут, товарищ командир роты! – ухмыльнулся взводный, – твориться чёрт знает, что! Первые выселенцы… а сколько хлопот?

– То ли ещё будет, Шилов, пожалуй, ты прав, но язык держи за зубами… Умничать вредно для здоровья! Усёк чё ли?

– Так точно!

– Давай!

Колонна двинулась к устью Шонги, впадавшей в Полой. Пантелей помнил о подъёме на яр с выходом на улицу Советскую. По ней лежал путь первой партии ссыльных выселенцев. Парабельцы не без любопытства провожали взглядами осуждённых на поселение людей. «Пригнали за тысячи вёрст неспроста», – говорили глаза чалдонов и попавшихся на пути остяков. Чем же провинились они перед страной, строившей промышленные гиганты: Магнитогорский металлургический комбинат, автозавод ГАЗ, Челябинский тракторный завод, Уральский завод тяжёлого машиностроения, фабрики, гидроэлектростанции? – Так писали в газетах. Чем же оказались неугодными советской власти, строившей светлое будущее через трудовое воспитание людей?

Шаркая обувью, колонна брела по центральной улице Парабели. У церквушки, что справа, произошла заминка. Часть ссыльных остановилась и, повернувшись к храму лицом, осеняла себя крестным знамением, другие, напирая на них сзади, вызвали столпотворение. Это не понравилось конвою. Огурцов занервничал.

– Не останавливаться! Проходи! Проходи!

Колонна шла, провожая взглядом обшарпанную церквушку, словно надеясь, что, пройдя мимо неё, найдут исцеление от бед и несчастий. Не помогло. Под отборный мат и пинки конвой гнал их за населённый пункт, где начиналась тайга.

– Не отставать! Шевелись!

Спустились в низину. Пахнуло болотной жижей, мхом, ягодником, а гнус, звеневший над плотью, озверел совсем. Если на реке, открытых местах тучи комаров, оводов и слепней от людей сдувало ветром, то в тайге и болоте от него не укрыться ничем. Злющие твари с жестокостью жалили плоть, оставляя на теле волдыри, следы укусов. Люди жалкими пожитками укрывали лица, участки тела, чтобы хоть как-то уберечься от невыносимой муки. Не помогало!

От дороги, что вела в направлении Томска, столицы Томского округа, свернули вправо ─ и вскоре вышли к поляне, где стояли бараки, сколоченные из тёса, горбыля, а далее – балаганы.

– Сто-о-ой! Пришли! – крикнул Агеев, ехавший на лошади направляющим колонны выселенцев. Чекист Парабельского райотдела ГПУ развернул лошадь к ссыльным и зычным голосом оповестил:

– Молитесь! Вот она, ваша Голгофа!

Солнышко последним лучиком-мазком скользнуло по лицам несчастных и окрасило в бордово-тревожные тона распластавшийся над ними небосвод. Смеркалось. Сгустившиеся краски уходившего дня, меняя контрасты жутковатых теней, размылись, превращаясь в светлую душную ночь. «Гуу-гуууууу», – вскрикнула неясыть и стихла, озираясь в ожидании отклика самки. «Ыыы-хыы-гыыыыыы», – отрелила ей болотная сова, пуча глаза на кусты, отделявшие поляну от таёжной глуши. Хищники вышли на охоту, выискивая детёнышам пищу, себе и, зачастую, не рассчитав усилий, сами становились добычей более крупных и хитрых зверушек, замыкая цепочки питания животного мира богатого Нарымского края.

Здесь же на таёжной поляне, где неестественным образом угадывались собранные из дощатых щитов бараки, окончился путь в никуда пригнанной в Парабель первой партии ссыльных.

– Эй, народ! Становись! – взмахнул фуражкой Огурцов, помощник командира взвода Томского конвойного полка ГПУ.

Помкомвзвода присел на пень-колоду у кучи стружек и обрезков, оставшихся после сборки барака. Разорванная на части колонна спецвыселенцев, отмахиваясь от проклятого комарья, вышла на поляну, насторожено вглядываясь в хвойный лес, оживший вдруг под напором ветра. Опустив на землю узлы, чемоданы, оставшиеся при себе с дороги на спецпоселение, люди в безмолвии ожидали решения Огурцова.

– Не иначе к грозе? Так что ли, товарищ командир взвода? – нахмурился начальник конвоя, обращаясь к Агееву, гарцевавшему на коне.

– Похоже, Огурцов, – согласился чекист, щурясь на иссиня-тёмную тучу, вылезшую из-за шумевших вершин кедрача.

– Да-а-а, идрит твою налево, невезучий сегодня день, – вздохнул старший конвойный, отирая липкий пот с загривка спины. – Э-э-х, передали бы вам контингент и назад… А та-а-ак, хлебай кисель из дождя…

– Не-е-е, брат, с кондачка не пройдёт. Оформим по порядку: сдал – принял, по стакану ─ и за следующей партией. Похоже, так и будет. Ещё свидимся, Огурцов. Однако, не нравится мне туча. Вишь, что творится, идрит твою корень?

И верно, росчерком кривых зигзаг полыхнули зарницы, возвещая о приближении ночной грозы. Тревожный вздох громовержца едва слышимым рокотом недовольства прокатился по западу и пошёл дальше, сметая на пути стаи перелётных птиц, не успевших упасть в прибрежную осоку таёжных болот и озёр. Убедительные перекаты урчавшего грома прошлись над ссыльными, развеяв сомнения в отношении исключительности вышних сил. Природа сжалась в ожидании стихии, словно предполагая, что светопреставление, наметившееся разразится в ночи, очистит души людей от несправедливости и скверны.

Полыхнуло. Бешеный всплеск молнии разорвал небосвод на куски. Ослеплённые вспышкой люди, осеняя себя крестом, упали на колени. Дед Лаврентий зачастил скороговоркой молитву: «Господи Боже наш, утверждаяй гром, и претворяяй молнию, и вся деяй ко спасению дел руку Твоею, призри Твоим человеколюбием, избави нас от всякия скорби, гнева и нужды, и настоящаго прещения: возгремел бо еси с небесе Господи, и молнию умножил еси, и смутил еси нас».

Ухнуло с такой силой, что крепкие мужики-бригадиры Мезенцев и Щепёткин, не ожидая милости от судьбы, пали на землю, искоса наблюдая за светопреставлением в взбесившейся ночи.

– Уведём людей от сосны, Иван, ударит молнией – порешит всех! – крикнул Мезенцев Ивану Щепёткину.

– Стой, дуралей! Охрана откроет огонь! Я к Огурцову.

– Давай быстрей!

Щепёткин рванул к начальнику конвоя.

– Гражданин начальник! Щепёткин я, бригадир.

– Куда прёшь, зараза? Стой!

– Товарищ… тьфу, гражданин начальник! Людей поубивает молнией! Уводите от деревьев выше – на открытое место к баракам. Видите, что творится?

– Мать твою ё… Куда вести? Кругом лес.

– Уберите людей к баракам, на поляне безопасней!