Марат Байпаков - Эрис. Фила всадников

– Помнишь, как ты тут в прятки со мной играл? Прятался ловко за колоннами? – довольно молвит воспитатель. Смеётся от приятных воспоминаний. – Ну иди, шалун, в кухню, там тебя ждут.

Гермократ выполняет поручение Полидама и нежданным продолжением слышит в спину:

– Слышь, сынок? – Гермократ оборачивается с середины внутреннего двора. – Потом возвращайся к нам в андронитид. Вином отметим успешную сисситию!

Гермократ согласно поднимает правую руку и входит в приятно пахнущую пирогами кухню. После заманчивых запахов Гермократ ожидает увидеть занятых кухарок или поваров, но вместительная, всегда занятая кухня пуста. На столе выставлен огромный, благоухающий, только что испечённый пирог. Вид у пирога нарочито свадебный – румяный верх украшен узорами в виде пар птиц, то целующихся, то летящих вместе, то сидящих на гнезде с яйцами. Юноша разглядывает искусные узоры и, казалось бы, не замечает юной девочки-подростка, что приближается к нему со спины с ножом в руке. Девочка бесшумно крадётся на цыпочках. Нож острый, поблёскивает наполированной бронзой в лучах весеннего солнца.

Гермократ наклоняется к пирогу, осторожно кончиками пальцев касается гнезда воркующих птиц. Неизвестный мастер искусно сплёл ветви в гнезде. На ветках – листочки, в листочках прожилки. Кажется, ветки шевелятся под весом птиц и их потомства. Какая тонкая работа! Тесто удержало форму в печном жару… Юноша восхищённо цокает языком. О чём-то своём задумывается, низко склонившись над пирогом. Девочка тем временем беззвучно приближается. Длинный тяжёлый нож, почти кинжал, остриём касается ткани плаща.

– Что же ты медлишь? – Гермократ вдыхает запах свадебного пирога, словно бы это его последний вдох. Шепчет румяному пирогу: – Доводи до конца задумку!

– Хочу угостить праздничным пирогом… тебя… – наивным голосом сладко поёт девочка, – дорогой мой человек!

– Угощай. – Юноша не отрывает взгляда от птиц, не спешит обернуться. Девочка изящно огибает стол и встаёт ровно напротив юноши. Их взгляды встречаются. Высокий тринадцатилетний подросток насмешливо оглядывает венок гостя. Подросток обещает превратиться, уже очень скоро, в утончённую красавицу-аристократку. Длинные, до пояса, волосы белокуры, цвета исключительно редкого и оттого ценимого среди эллинов.

– Что-то не так, Оливия?

– Венок потрепался. Хочешь, ножом поправлю, мой муж ?

Гермократ распрямляется. Закрывает ладонью глаза. Нож приходит в движение. Бронза красиво режет свадебный пирог, разделяя птиц в гнезде, старательно огибая яйца-потомство. Солидный кусок мясного пирога клубится парами на ладони девочки. Пирог ещё горячий, но Оливия упрямо терпит жар. Юноша принимает угощение с благодарностью во взгляде. Надкусывает аппетитный ломоть…

– Я в пирог ядовитой крошки подмешала, – блаженно улыбаясь, напевно молвит девочка. – Точь-в-точь как твоя новая подруга, беглянка с Коринфа.

– Ух ты! Да ты что! Как моя Мегиста ? – Гермократ от души смеётся. Оливия передразнивает его смех. – Острой-преострой крошки? Чтобы подольше помучился животом? Перед смертью? Так? Да?

Девочка, довольная оглашением своей коварной задумки, часто кивает головой. Юноша жадно поглощает «отравленный» пирог.

– Что-то не почувствовал пыточной крошки. А яд-то где ужасный? – Гермократ улыбается. Вкуснейший, свежайший свадебный пирог исчез без последствий.

– Поэты говорят, что за весной приходит лето, за летом осень, за осенью зима. Я люблю тебя, как любят первый раз. Моя любовь весенняя. За ней должна прийти иная любовь, летняя. Поэты говорят, что летняя любовь, возможно, будет совсем к другому человеку. Будет яркой, как сочные летние ягоды. А осень одарит женщину страстью урожая. Но я не хочу летней любви. Я страшусь осени. Я весна. Хочу всегда остаться весной. Хочу любить по-весеннему. Пусть я ещё наивный цветок, в цветке есть очарование весны. Я люблю тебя! – Оливия укладывает нож на место отрезанного куска. – И в отличие от тебя… подлого предателя … я тебя дождусь! – С теми взрослыми словами свадебной клятвы подросток гордо покидает кухню.

– Спасибо за угощение, Оливия, – едва успевает сказать ей вслед восхищённый юноша. – Друзья с тобой по любви или враги по любви?..

– Не за что, предатель ! Друзья по любви! – нежно доносится из глубины кухни. Гермократу не видно, как в темноте утирает слёзы горькой обиды юная Оливия.

Мужи Ксантиклов во главе с Полиником, облачённым в свадебное покрывало невесты поверх нарядного плаща, не найдя Гермократа у него дома, отправляются по домам друзей в кварталах состоятельной Ахрадины. По дороге в Ахрадину мужи отвечают на расспросы паломников и знакомых, принимают положенные для свадеб поздравления и вальяжно шествуют, напевая песни богам, к агоре.

Поздний вечер теплит ранние звёзды. В ворота дома Гермократа долго и упрямо настукивают кулаком.

– Хозяин дома? – В проём заглянул опрятного вида юноша в оливковом венке. От уст вопрошающего явственно веет вином. Поздний гость налегает на ворота, гамор плохо держится на ногах.

– Дома. – Бритоголовый раб-страж ворот, того же возраста, что и гость, услужливо предлагает гамору левую руку. Правой опирается на тяжёлую дубину, окованную бронзой. Гость оборачивается назад, в темноту, и с почтением в голосе говорит:

– Отец! Архонт-фермосфет Гермократ ожидает нас.

Ворота настежь распахиваются, два десятка нетрезвых мужей, среди которых видны не только Ксантиклы, но и известные трапезиты с гражданством, вваливаются во внутренний двор. Прямо посредине двора, сидя в кресле, в окружении вольноотпущенных скифянок, хмурый хозяин предаётся возлияниям. На грустных девушках варварская одежда: кремовые штаны из тонкой шерсти, с начатой узорной вышивкой, белые просторные рубашки чуть не до средины бёдер, сапожки со звериной аппликацией, нашитой поверх кожи собственными стараниями. Девушки поднимаются с кресел, освобождая их для вечерних гостей.

«Где, когда и, самое главное, на какие деньги скифянки обзавелись дорогой одеждой?» – угадывается немой вопрос в глазах гостей.

– Да позаботятся боги о Ксантиклах! – трезвым голосом приветствует вошедших Гермократ и прикладывает правую руку к груди. Завидев и трапезитов, хозяин вслед за скифянками покидает кресло, покрытое медвежьими шкурами. Хищно оскаленные морды медведей блестят жёлтыми зубами в огнях масляных ламп, что держат у бёдер скифянки. Хозяйское кресло грузно занимает уставший Полиник. Ксантиклы, трапезиты выстраиваются полумесяцем вокруг стоящего Гермократа и сидящего Полиника.

– Определились с приданым, жених! – оглашает довольный Полиник и важно поправляет на голове венок.