Марат Байпаков - Эрис. Фила всадников

А вот у хозяина, возможно, двоится в глазах. Гермократ тихо спрашивает юношу-привратника, точно ли пред ним Полиник, а не Полидам. В ответ неслышно, одними губами: «Да, мой хозяин, Полиник, точно он».

– Крепко стой на ногах, гамор Гермократ! Трапезиты подкинули богатств к нашим накоплениям. Мало тебе не покажется. – Только сейчас пьяный Полиник замечает, что и жених серьёзно пьян. – А чего это ты такой невесёлый?

– Достойный Полиник, как там любовь моя в твоём… гостеприимном доме поживает? – Вопрос встречает дружное понимание буквально у всех присутствующих. Трапезиты поминают женское злословие, забыв про завидные имущественные пополнения жениха. Разом покидают дом Гермократа и… осторожно тенями пробираются, скользя вдоль стен, к дому Полиника. Уже в пяти домах от него разведчики наблюдают шумную толпу женщин у ворот. Слышится скорбное невольничье пение…

– У тебя дома удобная кровать найдётся для меня? Выдержанное вино в достатке? – тихо спросил «призрак Полиник» у «призрака Гермократа». – Основательный мятеж в моём доме. Родные женщины сбились в тяжеловооружённую филу и отложились в независимости, фалангой, от нас. Нам сейчас туда нельзя. Тут напором… не одолеть. Осторожностью будем действовать. Пусть выгорит… тогда и вернёмся. Поживу у тебя, жених, дня два?

Гермократ в знак согласия жмёт руку предводителю рода Ксантиклов. Трапезиты, Ксантиклы и Гермократ тихо покидают чрезвычайно опасную ночную улицу.

…Едва тяжёлый засов запер корабельные ворота, как женщины Ксантиклов за руки повели Мегисту в центр внутреннего двора. Словно разноцветные цветы Сицилии, окружили плачущую девушку. Вихрем сменяются перед Мегистой глаза разных красок.

– Аглая… – Карий цвет, их обладательница властная, умная, энергичная дама в годах. Морщины не портят её, а лишь подчёркивают непростой и твёрдый характер.

– Мирра… – Чёрные глаза, яркая замужняя красавица лет тридцати.

– Ананке… – Серые… Милая и восхитительная девушка, непоседа лет шестнадцати, на выданье.

– Ариста… – Насмешливы зелёные глаза, правильны черты, чуть вздёрнут носик, замужняя очаровательная женщина лет двадцати пяти.

– Деметра… – Оливковые серьёзные глаза, печальная, утончённо-прекрасная задумчивая девушка лет восемнадцати, на выданье.

– Аттида! – Звонкий голос, янтарные глаза, проницательный взгляд, чарующей улыбкой одаряет гостью прелестная замужняя женщина лет двадцати восьми.

– Ксантиклы, не так быстро! По одной подходите. Она не запомнит всех сразу. Обряд знакомства кто помнит? – командует Аглая, подмигивая Мегисте. – Знаешь, дева Мегиста, многое мы претерпели, всё в страданиях незаслуженных, как и ты. Нам тоже есть что вспомнить… наша невеста !

– Просыпайся, архонт-фермосфет! Слышишь, тебе, жених, говорю! – Гермократа кто-то тормошит грубо за плечи. Юноша неохотно открыл глаза, голос кажется очень знакомым. Вчерашний венок мешает смотреть. Юноша сбрасывает с себя жухлые листья. Будят его… Мирон и Граник. Гермократ резко вскакивает на ложе в андроне своего дома, шумно выдыхает от изумления:

– Не может быть!

– Удивился! – Граник протянул руку проснувшемуся хозяину. – Думал, что дружба закончилась?

– Я так рад вас видеть! – Голос едва проснувшегося похож на полубезумный хрип.

– А неплохо вы тут вчера вина полили за нашу невесту ! – Мирон оглядел пустые амфоры. – По-скифски, не разбавляя, я смотрю, выпивали!

– Тихо ты! Разбудишь! – прошептал Мирону Гермократ и осторожно покинул ложе. Мирон всмотрелся в лица спящих и опознал в них Ксантиклов. Басовитый храп Полиника заставил замолчать. Трое друзей на цыпочках покинули андрон. На кресле, что в центре внутреннего двора, покоилось аккуратно сложенное свадебное покрывало невесты. Гермократ улыбнулся, взял его в руки и прижал к губам.

– Полидама не боюсь! – вынес смелое суждение Мирон. – Происки его вчетвером одолеем. Гений Протагор уже работает над трагедией. Раскола унизительного не вышло.

– Конечно, одолеем! Наш софист так воспрянул от поручения! Сияет, смеётся, танцует, стихами с нами говорит, – подхватил довольным тоном Граник. – Расставил колышки в твоём поместье и ходит между ними. Непреложный закон трагедий, говорит, составить нужное настроение зрителей от акта к акту. В финале же драмы обрушить пением хора зрителей в катарсис!

Гермократ передал сложенное покрывало скифянкам, незаметно появившимся из-за деревянных колонн, жадно выпил воду из керамического ярко-красного ритона 25 25 Ритон – сосуд в виде рога, использовался в обрядах и возлияниях. , услужливо протянутого Сибарис. Приял свежий белый хитон из рук Сикании. Облачившись, накинул небрежно на плечи синий плащ-хламис. Сикания застегнула бронзовую застёжку ему на плаще. Юноша поблагодарил суровых видом скифянок за заботу, и три друга покинули дом, как и прежде, вступая в новый день в совместных замыслах. За их спинами Сибарис поцеловала его грязные одежды, что-то шепча на непонятном языке. Сикания с улыбкой допила остатки воды из ритона, подолгу держа воду за щеками.

– Куда идём? – спросил с недоумением Гермократ, ожидавший поворота на агору Ахрадины. – Нам разве не туда?

Друзья вели его к верфи Ортигии.

– Пошли-пошли. Тебе подарок, – заговорщически усмехнулся Мирон.

– Какой подарок? Протагору же надо помогать. Он же там один с ритмами музыки в словах борется. Хор искать! Музыкантов! Актёров! Реквизит! – шумно запротестовал на ходу Гермократ. – У нас так мало времени, а вы…

Меж тем друзья хитро обошли дом главы Ксантиклов, миновали улицу, ведущую к источнику Аретузы, и вышли к шумной верфи.

– Так, встанем-ка здесь. – Мирон указал на каменный угол здания верфи. – Гермократ, пригнись. Ага, вот так, правильно.

– Я вас не пойму! Будем помогать плотникам?

– Друг… – таинственным голосом обратился к нему Граник, но звук чьей-то пилы заглушил его дальнейшие слова.

– Что-что? – переспросил юноша, но в этот момент вновь вступил чавкающий шум пилы. Тогда Мирон подтянул к себе недоумевающего Гермократа и зашептал ему что-то на ухо. С каждым словом серое, не выспавшееся после ночных возлияний лицо Гермократа просветлялось и наконец расцвело красками весны. Пила замолкла.

– Спасибо! – только и успел сказать Гермократ, как принялся за работу тяжёлый топор.

Трое друзей внимательно наблюдали за посетителями, входящими в скромную лавку духов через узкую улицу от верфи. Писандр, владелец заведения, умащённый до блеска оливковым маслом, опершись на резную трость, явно кого-то ждал на пороге лавки. Рядом с ним стоял невозмутимый управляющий-ливиец. Мимо праздных аристократов пронесли оструганные доски, новые снасти, камни со сквозными отверстиями для якорей. Никто из занятых работников верфи, жителей кварталов Тихе и не пытался узнать, что в полдень буднего дня у верфи Ортигии делают молодые люди.