Владимир Каржавин - Спасители града Петрова

– Подождите, подождите… Если бы я был Наполеоном, я какую-то часть войска двинул бы на Петербург. Он же был столицей.

– Ты мыслишь, как стратег, – невесело заметил Багрянцев. – Так оно и было. И дорогу французам на Петербург закрыл…

– …генерал Витгенштейн со своей армией.

– …со своим корпусом, это меньше армии. И воевал он сначала против двух, а затем против трёх корпусов наполеоновской армии.

– И победил?

– Так точно. Решил главную задачу: не пропустил французов на Петербург. Первая победа было под Клястицами, вторая под Полоцком. Это недалеко от того места, где мы сейчас едем. Остальные доблестные герои войны: Кутузов, Барклай, Багратион, Беннигсен в это время только отступали.

Наступило молчание. Артём чувствовал себя уязвлённым, а для учителя истории пропало желание задавать вопросы.

Будущий студент заговорил первым.

– Иван Фёдорович, а не могли бы вы мне подробнее рассказать о роли генерала Витгенштейна и его корпуса в защите Петербурга? Нам об этом на уроках истории ничего не рассказывали.

Багрянцев посмотрел на часы:

– Извини, но мне скоро выходить.

Он поднялся, достал с верхней полки дорожную сумку и, расстегнув молнию, вынул книгу:

– Если хочешь подробно изучить этот вопрос, рекомендую и дарю.

«Иван Багрянцев. Забытый герой незабытой войны», – прочитал Артём и перевернул обложку. На второй странице было небольшое фото автора с биографическими комментариями. Артём перевёл взгляд с фотографии на сидящего перед ним человека:

– Это вы? Вы написали?

– Так точно. Этой книге я посвятил более трёх лет.

Незаметно следившая за ними Людмила Викторовна отложила журнал:

– Оказывается, вы ещё и писатель.

Комплимент в свой адрес Багрянцева слегка смутил:

– Да какой я писатель… Я уже говорил и повторяю: я – учитель истории, краевед. Я только написал, а материалы к книге собирали многие, в том числе мои ученики. Единственное, о чём жалею, так это то, что назвал книгу в единственном числе.

– Как это?

– Следовало бы назвать во множественном числе: «Забытые герои незабытой войны». Главный герой конечно же он, Пётр Христианович Витгенштейн. Но не только он ковал победы. Это и его начальник штаба Довре, командиры дивизий Берг и Сазонов, бесстрашный кавалерист Кульнев и многие другие. И ещё разведка…

– В то время была разведка?

– Разведка в армии была ещё во времена Александра Македонского и Ганнибала. К примеру, Ганнибал одерживал победы не только благодаря своему таланту полководца, но и хорошо поставленной разведке. Сам он не раз, надев парик и прицепив фальшивую бороду, пробирался в стан врага, выведывая секреты.

Заглянувшая в купе проводница прервала разговор, напомнив, что Псков будет через 15 минут.

…На станции Артём вышел из вагона проводить Багрянцева. Иван Фёдорович внимательно оглядел провожающего. Кольнуло на сердце: у него были две дочери и три внучки. А как хотелось сына, потом внука. Выходит, не судьба. А в этом высоком худощавом парне в едва заметных очках, похоже, что-то есть.

– Ну-с, молодой человек с высоким ЕГЭ, агитировать поступать на исторический я тебя не буду. Ты взрослый, и тебе решать. Скажу только одно: кем бы ты ни стал, не знать историю своей страны стыдно.

Артём молчал, держал в руке книгу. Наконец решился:

– Простите, вы мне не подпишите?

– Конечно, подпишу. Кому?

– Артёму Ермолову.

– …будущему экономисту, юристу?

– Будущему историку.

Такой ответ Багрянцева устроил, но он не подал виду. Размашистым почерком он подписал свою книгу и вручил молодому человеку.

– Спасибо.

– А фамилия у тебя историческая. Надеюсь, знаешь, кто такой Ермолов?

– Обижаете…

Полковник в отставке, он же учитель истории и краевед Иван Фёдорович Багрянцев, весело подмигнул на прощание, подхватил свою дорожную сумку и по-военному твёрдо зашагал вдоль перрона. Артём Ермолов смотрел ему вслед, пока по станции не объявили об отходе поезда.

1810 год, Финляндия…

Лета не чувствовалось совершенно. Низкие тучи, моросящая влага тянулись с окрестных озёр и болот, полукругом охвативших небольшое поселение и расквартированную рядом с ним артиллерийскую бригаду. Два месяца назад бригада вернулась из длительного похода, вызванного войной со Швецией, и её командование, понимая, что воинам надо в первую очередь хорошо отдохнуть, не утруждало их частыми учениями и строевыми смотрами. Финны осторожно относились к русским в военной форме – на обеды не приглашали, балов не давали. Поэтому единственными развлечениями офицеров полка были охота и игра: в карты и на биллиарде, который сохранился в местном трактире ещё с тех времён, когда в этих местах хозяйничала шведская армия.

Только в середине июня погода сжалилась. Офицеры едва не прокричали «ура!», увидев, как из-за ненавистных туч проглянуло солнце и блеснули островки голубого неба. Но радость их состояла не только в смене погоды. В тот день до их поселения наконец-то добрался почтовый дилижанс. Командир бригады полковник Гогнидзе отменил строевой смотр, а канцелярия едва вместила всех жаждущих получить письма и денежные переводы из родных мест.

…Поручик Ярцев наконец-то выбрался из толпы офицеров. Это стоило ему потери одной пуговицы на кителе. Но чёрт с ней, с пуговицей: в руке у поручика было долгожданное письмо из дома, подкреплённое денежной суммой.

Устроившись поудобнее на небольшом сером валуне, коих в окрестностях было великое множество, Ярцев принялся читать письмо. Это было первое письмо из дома после завершения войны со Швецией. На этой войне он со своей ротой в составе Северной группы войск прошёл по льду Ботнического залива, минуя снежные бури, шквальные ветра и ледяные заторы.

Раздавшиеся за спиной шаги заставили Ярцева оторваться от чтения и обернуться.

– Держу пари, граф, что оно от дамы, – капитан Граббе кивком головы указал на зажатый в руке Ярцева листок письма.

– Вы удивительно проницательны, барон, но должен вас разочаровать: письмо из дома от отца.

Потомок прибалтийских немцев Арнольд Граббе, не лишённый привлекательности блондин лет 30, был действительно разочарован.

– Чёрт бы побрал этих финнов, – проворчал он. – Среди женщин ни одной приличной мордашки.

– Ну, это вы зря. Я встречал молодых девушек, румяных, весьма приятных на вид.

Граббе поморщился:

– От них пахнет сеном и скотным двором, как от наших крестьянок.

– Но они не крепостные, они свободные. Здесь нет ни барина, ни управляющего.

– Какая разница, Ярцев. Впрочем, это ещё полдела. Беда в том, что они по-русски ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Как и я по-ихнему… И французского с немецким не ведают.