Сергей Смирнов - Ускорник (сказка). Часть 1

Его целью был военный институт. Там всё уже было знакомо и понятно, но по неудачному опыту поступления в суворовское Андрей твёрдо уяснил, что родители не желают для него военной карьеры. Переговоры шли трудно и долго. Мама настаивала на профессии инженера и предлагала помощь отчима с устройством в любой московский технический вуз. Бабушка склоняла внука к учёбе в МГИМО или ВШК 35 35 Высшая школа Комсомола. , ссылаясь на хорошие связи деда в этих учебных заведениях. Дед и отчим, несмотря на все свои серьёзные связи, сохраняли нейтралитет. Андрей умело торговался, сначала снижая ставки до Одесского училища войск ПВО, а затем поднимая их до Рязанского воздушно-десантного.

Семейная дискуссия утихала и разгоралась с новой силой, пока в конце января Андрей не сказал матери, что, пройдя медкомиссию в районном военкомате, он подал рапорт во ВКИМО. Решение Андрея хоть и не было однозначно одобрено женским контингентом семьи, но тем не менее сердца бабушки и мамы несколько успокоились.

Дальше свою партию должен был сыграть дед. К сожалению, а может к счастью, в то далёкое советское время подача рапорта в военное учебное заведение вовсе не означала, что соискатель автоматически будет направлен для сдачи вступительных экзаменов в выбранное училище. Да и вообще военкоматам было строго-настрого приказано ни в коем случае не направлять мальчишек в военные учебные заведения, находящиеся в их родном городе. Рапорт Андрея как раз подпадал под этот приказ. Но за дело взялся дед, который и устроил всё в лучших традициях времён застоя.

После ночного телефонного разговора с внуком, организованного Вязовым, генерал прошёл в свой домашний кабинет, присел в любимое кресло и стал думать. Нельзя отправлять мальчишку на ускор. С этой мыслью генерал пустился в долгие мысленные переговоры с самим собой.

Ускоркурс создали специально в начале восьмидесятых при западном факультете для ускоренной подготовки переводчиков по образцу периода Второй мировой войны, когда полевых переводяг с немецкого готовили из самых смышлёных школьников и молодых фронтовиков на курсах при Институте иностранных языков. На ускоркурс ВКИМО тоже брали ребят, поступавших из войск, или бывших суворовцев, но туда попадали и «почти обычные» школьники.

Предполагалось, что эти ребята целый год будут интенсивно изучать португальский или один из основных языков Афганистана – пушту или дари. И после года интенсивного изучения, в течение которого почти тридцать процентов курсантов отсеивалось из-за неуспеваемости или по другим причинам, ускорники, получив погоны младшего лейтенанта, уезжали с португальским в Анголу и Мозамбик, а с дари и пушту – в ДРА. Некоторые, правда, попадали в учебные центры для подготовки иностранных военных специалистов, но, проработав там полгода или год, всё равно отправлялись на войну в страну изучаемого языка.

Звание младшего лейтенанта, присваиваемое выпускникам после окончания годичного ускоренного курса, было тоже не совсем обычным для ВС СССР эпохи застоя. Младший лейтенант – это даже не лейтенант и совсем не дипломированный выпускник с высшим образованием, но уже полноценный офицер советской армии. Мамлей, или микромайор, был феноменом, присущим только военному институту в мирное время. Звание младшего лейтенанта, введённое в Красной армии 5 августа 1937 года в качестве дополнения к постановлению ЦИК и СНК от 1935 года «О введении воинских званий», присваивалось «в военное время – выпускникам ускоренных курсов подготовки офицеров». Присвоение мамлея в мирное время формально не определялось никакими законами и постановлениями, за исключением соответствующего приказа Министерство обороны о присвоении этого самого звания. Военный институт в эпоху развитого социализма был единственным высшим военным учебным заведением, в котором присваивали микромайора. Возможно, единственным более-менее логичным объяснением этому феномену был тот факт, что война, пусть и холодная, в тот период для выпускников ВКИМО шла полным ходом.

Специалистов с языком для ведения той самой холодной войны Советскому Союзу катастрофически не хватало. Правда, официально это называлось не войной, а оказанием интернациональной помощи странам, избравшим путь независимости, самоопределения и неприсоединения. Вообще, советская концепция ведения боевых действий на заморских территориях в плане использования иностранных языков и перевода радикально отличалась от той же концепции потенциальных противников Советского Союза. Англичане, американцы и французы не отягощали свой военный бюджет масштабной подготовкой своих военных переводчиков. В странах, где находились их военные, они организовывали курсы английского и, соответственно, французского языков, пройдя которые местный житель, то есть потенциальный боец развивающейся державы, мог научиться понимать команды офицеров-советников. Особо одарённым выпускникам таких курсов предоставлялась возможность постажироваться или поучиться в стране, оказывающей военную помощь, а затем, вернувшись на родину, работать переводчиками при зарубежных военных инструкторах или советниках. Надо заметить, что обучение в данном случае велось не за счёт бюджета Министерства обороны, а за счёт всевозможных благотворительных фондов и организаций, создававших NGO 36 36 Non-government organization – негосударственная организация. на территориях стран, которым оказывалась военная помощь. Перевод и подготовка переводчиков в данном случае, конечно, оставляли желать много лучшего, но их уровня было вполне достаточно, чтобы акт коммуникации в боевых или штабных условиях состоялся.

Неправильно будет умолчать о том, что у наших врагов всё-таки был небольшой штат своих полноценных граждан, осуществлявших перевод. Но эти люди готовились в ограниченном количестве в специализированных языковых школах, дававших в лучшем случае звание бакалавра по их окончании. Был также незначительный контингент переводчиков, набранный из эмигрантов уже не в первом поколении, которые общались на родном языке внутри семьи и имели полноправное гражданство страны, оказывающей военную помощь. Обычно такие специалисты использовались на очень узких участках военного сотрудничества, связанных с ведением разведывательной, аналитической или деятельности по связям с общественностью и средствами массовой информации.

Наши военные специалисты не доверяли русскоговорящим союзникам из соображений безопасности, а также по другим, не всегда логичным причинам. Считалось, что местные переводчики – либо шпионы империалистов, либо переводят только то, что хотят слышать сами, и умалчивают о том, что слышать не хотят. Или просто-напросто боятся довести до своего местного командира то, что, по их мнению, противоречит его интересам и планам, опасаясь его возможного гнева. Нашим советникам, политработникам, особистам и другим уполномоченным товарищам не очень нравилось иметь дело с местным населением, которое считалось недоразвитым и хитрым. Кроме того, местными трудно было управлять.