Алексей Третьяков - Время Ворона

К толпе из двух с половиной сотен мужчин, одетых по-немецки, по-итальянски, по-кумански и по-валашски подошла группа из двадцати вооруженных людей в легких доспехах. Они начали осматривать людей как товар на ярмарке: смотреть зубы, руки, наличие вшей, спрашивать о болячках. В итоге почти все были годны, около дюжины признаны негодными к боевой службе, но их не выгнали из лагеря, а определили в обслугу орудий и баллист и саперные группы. Мартин попал, как и сотня других крепких парней, в тяжелую пехоту – армати, Ласло – молодой куман – вместе с пятью десятками венгров, куманов и сербов был определен в гусарские отряды. Еще по полсотни было отобрано в стрелки и щитоносцы – клипеати. Их в течение получаса знакомили с порядками и правилами жизни в лагере.

Затем им было дано свободное время. Мартин познакомился с соседями. Ими оказались два ветерана – сакс Куно и мадьяр Бартош. Они играли в кости, хоть это было запрещено на стоянке в лагере. Но, как позже поймет Мартин, запрещено совсем не значит, что нельзя. Кроме Мартина, было еще семь новобранцев: два брата-близнеца Мирко и Волкан из числа сербских беженцев, земляк Мартина, Конрад Гроссбеккермайер, мадьяр Имре, сын дунайского рыбака и три сакса Петер, Рихард и Эрвин из Клаузенбурга, что на севере Зибенбургена. Они вместе перекусили, познакомились и ощущение напряженности, волнения ушло. Быть может, причиной тому был кувшин вина, поставленный Бартошем за знакомство. Он и Куно рассказали, что если вытерпят первый месяц и не сбегут, то дальше будет легче.

– Как только кампания или другая оказия какая, то все сразу будете воспринимать иначе, и муштра пойдет на пользу.

Через два часа, когда Мартин и остальные даже успели вздремнуть немного, их подняли и велели одеться, а затем погнали за лагерь. Их отряд встретил старый солдат, поджарый и загорелый и он обратился к ним.

– Вы – опора боевого порядка, тяжела пехота, на вас придется удар кавалерии противника, вы же столкнетесь с пехотой противника в рукопашной. Там вы будете в тесноте толкаться, драться, рубить пальцы, руки, ноги, скользить в крови, ваши ноги будут путаться в кишках людей и лошадей, но вы должны держаться и драться до конца. Ко всем прелестям войны подготовиться на словах нельзя, но я научу вас бить алебардой с оттягом, находить самые сочные места для удара, колоть в пах. Вы научитесь рубить в спину, потому что в дикой пляске битвы от этого зависеть будет ваша жизнь и тех, кто стоит рядом. Такова теперь ваша новая работа! – его лицо выражало свирепое спокойствие, а уверенность в том, что он знает, что говорит не вызывала сомнений.

Затем парней погнали в Арсенал – здоровенный старый сарай – подгонять имевшиеся доспехи и подбирать оружие. Было объявлено, что первое месячное жалование уйдет на пошив одежды, обуви и поддоспешной экипировки для каждого солдата. С них сняли мерки швеи и портные уже на следующий день. А пока им выдали старые застиранные и перештопанные маркитантками потники – стеганки для ношения доспехов. На некоторых были бурые пятна, которые не удалось отстирать. Впрочем, потертые стеганки это не слишком портило, а душок от них отстирать не всегда удавалось. В Арсенале было достаточно разного рода брони – ржавые рваные кольчуги, устаревшие и местами сильно поистасканные бригандины, старомодные мятые кирасы, много мятых старых шапелей, айзенхутов и барбютов – все то, что осталось с прошлых кампаний и от прежних владельцев, коим не повезло. Было несколько итальянских арметов, но как пояснил десятник:

– Они никому на хер не нужны и их бросили на склад давным-давно. Пехотинец в нем неудобно – это кавалерийский шлем, доставшиеся от итальянцев-кондотьеров, павших еще лет десять тому назад в битве с нашим воеводой. С них сняли забрала и используют тут в лагере только.

Многие доспехи были помяты, пробиты, имели налет ржавчины, кольчуги имели серьезные дыры. Но и это было в новинку всем парням. Большинство впервые взяли в руки оружие и одели доспехи. Молодых людей охватила эйфория причастности к военному делу, их будоражила сама мысль о предстоящих битвах, славе, трофеях и всем в таком духе.

Мартин подобрал себе цельный нагрудник итальянской работы, наверное, еще времен битвы при Никополе, простые пехотные наплечники, миланского типа рукавицы. Последние посоветовал выбрать десятник, мол, пальцы спасибо еще скажут. Горло защищал небольшой горжет, а на голове был старый ржавый шлем-айзенхут с низкими полями и щелью для обзора. Оружие ему досталось в виде алебарды очень хорошего состояния, но ее не мешало бы почистить и сгладить зазубрины. Рекруты подгоняли снаряжение с помощью ветеранов, подбирая подходящие элементы.

– А теперь небольшой марш-бросок. Не знаю, как вы, но я гулять просто обожаю, – ухмыляясь, произнес сотник.

Гулять в понятии сотника значило идти несколько километров в броне под солнцем или дождем, а также быстро бежать, перестраиваться из походного в боевое положение и наоборот. Причем помимо оружия у новобранцев были еще фляги и бурдюки с водой, переметные сумки с припасами. Маршировали они весь день. Мартин чувствовал себя измотанным и истощенным как никогда прежде. Он с другим саксонцем Конрадом под руки вели Имре, который от усталости обрыгался и получил тепловой удар. Болели натертые плечи, было ощущение, что трудно дышать, а нагрудник сжимает грудную клетку. Казалось, даже в открытом шлеме не хватало воздуха. При всем при этом, многие относительно неплохо перенесли поход. Прибыв в лагерь, они услышали многообещающий прогноз на завтра.

– У меня для вас новость – завтра на рассвете мы повторим наше путешествие, я вижу, что вам понравилось, и вы просто поражены той неописуемой красотой, что увидели за лагерем и даже нет слов выразить восхищение, – он выдержал паузу, – А затем я научу вас, как правильно бить своими ржавыми ковырялками.

В лагере они сложили снаряжение в арсенале и побрели к своим палаткам. Едва упав на набитые соломой тюфяки, прозвучало заветное: «Ужин! Идите жрать, голытьба!» Пищей была каша, краюха черного хлеба и кусок сыра. Также выдали немного солонины и по литру пива. Жесткую как подошва солдатского башмака солонину съели довольно быстро, как, впрочем, и все остальное. Опьянев от сытости, солдатня побрела спать – уже смеркалось и все очень устали. Некоторых счастливчиков отрядили в караул, а остальным было позволено спать. Мартин, привычный к тяжелому труду в мастерской отца, думая, что могло быть и хуже, провалился в сон. Ему снилась его возлюбленная Эльза и поля, в которых они гуляли и резвились в юности. Ему снился тот момент, когда они прощались, а на следующий день Мартин ушел и стал солдатом короля.