Александр Айзенберг - Агент влияния

А-аа, вот, и Клодия… «Вижу я вдохновителя этих двух обвинений, вижу их источник, вижу определенное лицо, ту, кто всему голова. Понадобилось золото; Целий взял его у Клодии, взял без свидетеля, держал у себя столько времени, сколько хотел. Я усматриваю в этом важнейший признак каких-то исключительно близких отношений. Ее же он захотел умертвить; приобрел яд, подговорил рабов, питье приготовил, место назначил, тайно принес яд. Опять-таки я вижу, что между ними была жестокая размолвка и страшная ненависть. В этом суде все дело нам придется иметь, судьи, с Клодией, женщиной не только знатной, но и всем знакомой… нам предстоит иметь дело с ней одной. Если она не заявляет, что предоставила Целию золото, если она не утверждает, что Целий для нее приготовил яд, то я поступаю необдуманно, называя мать семейства не так, как того требует уважение к матроне. Но если, когда мы отвлечемся от роли этой женщины, у противников не остается ни возможности обвинять Марка Целия, ни средств для нападения на него…» Иметь дело с Клодией – это одно, а иметь дело с Целием – совсем другое. Суд, то бишь, претор, я бы выбрал Клодию!

«…если бы мне не мешали враждебные отношения с мужем этой женщины; с братом ее, хотел я сказать – постоянная моя обмолвка. Теперь я буду говорить сдержанно и постараюсь не заходить дальше, чем этого потребуют мой долг и само дело. Ведь я никогда не находил нужным враждовать с женщинами, а особенно с такой, которую все всегда считали скорее всеобщей подругой, чем чьим-либо недругом».

Это мне особенно запомнилось… Простой бы человек уже лежал бы на земле с расквашенной рожей. Но нет, совсем нет, наш сулланец продолжает…

Ничего себе, этого я не помню… видно, я выходил… С ума сойти, наш придурок из Арпина так верит в финансовый ресурс Марка Лициния Красса? но почему он решил, что весь, а меньше не поможет, свой потенциал легендарный победитель Спартака потратит именно на… А на что?..

«Итак, пусть восстанет перед ней кто-нибудь из этой же ветви рода, лучше всего – знаменитый Слепой; ведь меньше всех огорчится тот, кто ее не увидит. Если он восстанет, то он, конечно, так поведет речь и произнесет вот что: «Женщина, что у тебя за дело с Целием, с юнцом, с чужаком? Почему ты была либо так близка с ним, что дала ему золото, либо столь враждебна ему, что боялась яда? Разве ты не видела своего отца, разве не слышала, что твой дядя, дед, прадед, [прапрадед, ] прапрапрадед были консулами? Наконец, разве ты не знала, что ты еще недавно состояла в браке с Квинтом Метел-лом, прославленным и храбрым мужем, глубоко любившим отечество, который, всякий раз как переступал порог дома, доблестью своей, славой и достоинством превосходил, можно сказать, всех граждан? Почему, после того как ты, происшедшая из известнейшего рода, вступив в брак, вошла в прославленное семейство, Целий был с тобой так близок? Разве он был родичем, свояком, близким другом твоего мужа? Ничего подобного. Что же это в таком случае, как не безрассудство и разврат? Если на тебя не производили впечатления изображения мужей из нашего рода, то почему тебя не побудила к подражанию в женской доблести, свойственной нашему дому, происшедшая от меня знаменитая Квинта Клавдия или знаменитая дева – весталка Клавдия, которая, обняв своего отца во время его триумфа, не позволила его недругу, народному трибуну, совлечь его с колесницы? Почему тебя привлекали пороки твоего брата, а не добрые качества отцов и дедов, неизменные как в мужчинах, так и в женщинах, начиная с моего времени? Для того ли расстроил я заключение мира с Пирром, чтобы ты изо дня в день заключала союзы позорнейшей любви? Для того ли провел я воду, чтобы ты пользовалась ею в своем разврате? Для того ли проложил я дорогу, чтобы ты разъезжала по ней в сопровождении посторонних мужчин?»

Но почему, судьи, я ввел такое важное лицо, как Аппий Клавдий? Боюсь, как бы он вдруг не обратился к Целию и не начал его обвинять со свойственной ему цензорской строгостью. Впрочем, я рассмотрю это впоследствии, судьи, причем я уверен, что, выступая даже перед самыми строгими и требовательными людьми, я сумею оправдать образ жизни Марка Целия…»

Цек… Appius Claudius Caecus…

Аппий Клавдий Цек… Слепой…

Аппий построил Аппиеву дорогу…

Via Appia… Плиты… плиты… облитые солнцем плиты камней… Склонившиеся под игом головы деревьев… Красная земля… рыжая земля… волны, смытые с суровой и мощной дороги…

Дорога Аппия… многослойный щит из камня. Верхний слой из отполированных и тщательно подогнанных друг к другу базальтовых плит, булыжников… между ними нет щелей или выбоин.

А Аппий Клавдий, проверяя качество кладки, пытался вставлять между плитами лезвие кинжала, и если ему удавалось это сделать, участок дороги в этом месте разбирали и начинали мостить заново.

Щиты легионов, сомкнутые и недоступные ни для копий, ни для мечей, ни для кинжалов…

Солнце Рима… Ночная поступь Рима… regina viarum… Да, царица дорог…

А я был смотрителем Аппиевой дороги и отремонтировал её за свой счёт… неплохо было бы провести здесь где-нибудь и еще дорогу… Я это непременно сделаю… потом… И назову… Ну… Via Appia Nuova …

У него была борода, и он построил первый водопровод.

…во время двух консульств и претуры, одержал ряд побед в Самнитской войне…

Знаменитый юрист написал «De usurpationibus»… «Usurpatio» в широком смысле предполагает пользование, применение, употребление… незаконное пользование… незаконное употребление…

После поражения при Гераклее Пирр предложил мир… И римский сенат был почти готов принять это… Узнав об этом, слепой Аппий приказал отнести себя в курию, и обратился к сенату:

– До сих пор, римляне, я никак не мог примириться с потерею зрения, но теперь, слыша ваши совещания и решения, которые обращают в ничто славу римлян, я жалею, что только слеп, а не глух… Вы боитесь молоссов и хаонов, которые всегда были добычей македонян, вы трепещете перед Пирром, который всегда, как слуга, следовал за каким-нибудь из телохранителей Александра, а теперь бродит по Италии не с тем, чтобы помочь здешним грекам, а чтобы убежать от своих тамошних врагов… Не думайте, что, вступив с ним в дружбу, вы от него избавитесь, нет, вы только откроете дорогу тем, кто будет презирать нас в уверенности, что любому нетрудно нас покорить, раз уж Пирр ушел, не поплатившись за свою дерзость, и даже унес награду, сделав римлян посмешищем для тарентинцев и самнитов…