А.Ча.гин - Вкус времени – III

Олег тоже вносил посильный вклад, главным образом заменяя ребят на текстовом поприще и подпитывая их бесплатными талонами на обед и цеховым спиртом. И вообще, он был мастак на добычу. Следуя традициям своей нации и используя родовые таланты, он мог достать все: от любых сумм денег до дефицитных продовольственных наборов в неограниченном количестве. Причем в любую минуту. Сережа с Сашей частенько пользовались этой его способностью, провоцируя бесхитростного Олега «на слабо».

Монастырский жил в центре, на Пестеля, и друзья, провожая его домой, иногда перехватывали у бригадира в долг пятерку-десятку, которые он доставал из кармана с ловкостью факира. И всегда безотказно. За что и ценили. А иногда ребята заходили к нему в гости продолжить «творческий процесс». Олег был женат на заводской же работнице и имел очень симпатичную дочку Машу. У нее были огромные карие глаза и очень светлые длинные волосы. Жена, если друзья не частили, относилась к ним лояльно, никогда не выставляла веселую компанию за порог, а даже приглашала к обеду.

Художественная мастерская на заводе, находившаяся на отшибе, была неким клубом, где собирались истинно лучшие люди производства. Помимо Саши Забродина, который сбегал из цеха для выполнения творческого задания, у художников вечно пропадал инженер ОТК Леня Воробьев, интересный и общительный молодой человек. Он был уже в «возрасте», лысоват, немного тучен, и до сих пор не женат, что составляло его главную проблему. Леня имел хорошую зарплату, отдельную квартиру и маму, работавшую врачом в КГБ (хотя бы с этой стороны друзья были прикрыты!). И, несмотря на столь очевидные преимущества, с женитьбой Лене не везло. Как показали дальнейшие события, может быть это было и хорошо, хотя как знать…

Используя свою отдельную квартиру, он приглашал художников к себе на дни собственного рождения, а также на дни рождения Октябрьской революции, Ленина, Клары Цеткин и Розы Люксембург и все прочие общегосударственные праздники. Веселье гремело!

Леня Воробьев был добрым и хорошим парнем, но кончил плохо и трагически. Заболев однажды безобидной ангиной, Леня получил фуникулярное воспаление и скоропостижно скончался. Саша, когда ему спустя несколько дней сообщили об этом, не мог поверить, что цветущий и жизнерадостный парень вот так случайно умер. И никто не смог или не успел помочь. Даже его мама врач из Комитета.

Совершенно неестественная и жуткая история.

Но все шло своим чередом, время летело. И уже в других временах веселая команда распалась. Дружные художники разлетелись кто куда, и только аккуратист и семьянин Саша Забродин остался верен «Северному стану» до самой… нет-нет, до момента своей полной профнепригодности вследствие чрезмерной и непобежденной тяги к спиртосодержащим жидкостям. ХХI век Забродин – красивый высокий парень, в прошлом отличный рок-музыкант и скрупулезный художник, мастер-электронщик высшего разряда встретил в облике и фартуке дворника. И общаться с ним можно было только с утра. Никто и не общался. Просто не успевал.

Рассчитавшись с заводом и семейными обязанностями, Сергей Огольцов исчез в каких-то Киришах, где, как он тогда считал, нашел золотую жилу в местных художественных мастерских. Серега съехал из Ленинграда и окончательно пропал с горизонта, по крайней мере, со Щеголевского. Потом, много позже, они, старые друзья, прошедшие вместе в буквальном смысле огонь, воду и медные трубы, вновь встретятся, но золоторудных следов на Огольцове уже не останется.

Олег, расставшись с родным предприятием, казалось бы, нашел вольную и денежную работу гравера в Доме свадебных торжеств, но блеск в глазах пропал. Он больше не был бригадиром. Так случилось, что вскоре умерла его жена. И они остались с Машей одни. Монастырский немного съежился, но не сдался и продолжал с еще большим остервенением гравировать все, что видел. Теперь он гравировал не только дарственные жетоны, медали и автомобили, но и надписи на надгробных памятниках.

И вот, когда он дошел до оформления надгробий, смерть подстерегла и его.

Олег Максимович Монастырский болел очень тяжело и долго. Со свойственным ему оптимизмом и упорством он изо всех сил боролся за жизнь. Но все же умер. Ему было всего 45 лет. И его похоронили рядом с женой, так как он по своей обычной предусмотрительности заготовил и себе место заранее. Только Олег не думал, что настолько он прозорлив и заготовка так скоро понадобится. У него и табличка была выгравирована. В шутку, без даты…

Маша Монастырская осталась совсем одна. Но она уже выросла и стала взрослой девушкой. Как помнил Саша, Олежка так гордился своей златовласой дочкой.

Имя Леонида Ильича Брежнева – верного сына продолжателя ленинского дела, пламенного борца за мир и коммунизм – будет всегда жить в сердцах советских людей и всего прогрессивного человечества.

С чувством глубокой скорби советский народ проводил вчера в последний путь верного ленинца Юрия Владимировича Андропова

Вчера в связи с кончиной Генерального секретаря КПСС Константина Устиновича Черненко участники Пленума в Москве почтили его память минутой скорбного молчания.

Для Саши Щеголева все рухнуло. В прямом и переносном смысле. А вся эпопея, продолжавшаяся более двух десятков лет, началась с какого-то страшного неотвратимого мига, так жестоко растянувшегося на всю его оставшуюся жизнь.

Но именно так всегда и бывает.

На трассе Ленинград – Таллин машина, в которой ехал Александр, на рассыпанном гравии пошла юзом на скорости под сотню. Приятель, управлявший машиной, не справился с этим самым управлением и, как потом напишут в протоколе, опрокинулся в кювет или, как было на самом деле – со всего разгона вонзился в придорожную насыпь. «Жигули», со страшным скрежетом воткнувшись в край рва, немыслимой силой перевернулись, и машина на мгновение замерла в акробатической стойке. От резкого удара Саша, пробив лобовое стекло, вывалился на капот – спасение было так близко. Водитель, ударившись о руль, остался в салоне. Но тут физические силы продолжили свое действие и машина, вставшая «на попа», опрокинулась на крышу и с финальным грохотом накрыла Александра. Все погрузилось во мрак…

Саша очнулся в тусклом помещении на жесткой клеенчатой лавке. Вокруг на таких же лавках сидели и лежали какие-то жуткие люди – грязные, окровавленные, кое-как перевязанные и слегка постанывающие.

Ага, я в Чистилище, подумал Саша, но сознание постепенно вернулось, и он смутно вспомнил катастрофу, которая представилась чем-то далеким и нереальным.