А.Ча.гин - Вкус времени – II

Вместе с Владиславом в цехах и лабораториях трудятся и другие выпускники училища. Он хорошо узнал деловую, миловидную, стройную девушку из параллельной группы – Катю Балкову. Встречаясь с ней, он почему-то немеет, краснеет и не может связать и двух слов. Впоследствии, уйдя с завода, Щеголев нашел ее адрес, и пытался возобновить знакомство. Но из его попыток ничего не вышло. Катя попросила во имя чувства, в котором он признался, оставить ее в покое. Она написала, что знакомство с Владиславом ей интересно, но, увы, невозможно. По-видимому, Катя уже вышла замуж.

– Опоздал, непростительно опоздал! – с горечью корил себя разочарованный молодой человек, изо всех сил старавшийся забыть красивую девушку.

В эти трудные годы НКВД всюду имеет свои глаза и уши, которые следят за каждым. Не понятно, чего так боятся – восстания, саботажа, диверсий, заговоров?! Трудно себе представить, чтобы здравомыслящий человек начал бороться против мероприятий полезных родине, русскому народу. Вредительство или злопыхательство, в особенности, маловероятно среди молодежи, варящейся в гуще советской жизни и с энтузиазмом участвующей в построении нового общества.

И тем не менее, молодой Щеголев не раз вызывается в Большой дом, вертеп НКВД, где роятся в несметном числе ягодовцы всех рангов. Там его с пристрастием выспрашивают о членах семьи и знакомых. Но к досаде злодеев Щеголев не отличается разговорчивостью. В этом отношении он является полной противоположностью папе и брату, которые выворачиваются наизнанку и «по честному» чернят себя, родственников и знакомых. С какой стати, думает безвинно преследуемый молодой человек, клепать на самого себя и давать повод навешивать себе дутое дело.

Щеголев на вопросы об адресах всегда мычит, стараясь их вспомнить, но так и не вспоминает.

– Она живет… Она живет недалеко от своего брата.

– Ну да, – прерывает его ягодовец, – а брат живет недалеко от сестры. Понятно!..

Узнав, что допрашиваемый учится в техническом училище, гепеушники негодуют:

– Как, и вас допустили туда учиться? Вы обманули приемную комиссию!

– Нет, я никого не обманывал. Меня направила учиться биржа труда.

– Не может быть? И вы получаете стипендию?!

– Да, получаю.

Вражья сила выходит из себя, стучит кулаком по столу.

– Ну, погоди! Тебя вытурят из училища, а стипендию взыщут по суду.

В Большом доме сидят очень большие олухи, глупые от природы и ставшие еще глупее от накачки всякими людоедскими директивами. Подумать только, как нагло разговаривают эти ублюдки с гражданином Советской страны ничем себя не запятнавшим, честно работающим на пользу родине.

Палачи, забыв, что перед ними свой, советский юноша, а не раб, готовы были бы лишить его возможности учиться, заковать в кандалы, четвертовать. Поборники рабской покорности, они боятся, что независимый, здравомыслящий человек, достигнув знаний и власти, разрушит их косную, вражескую машину.

Щеголев посматривает на тупые, бессмысленные лица своих гонителей и думает:

– Можно ли мало-мальски разумному человеку дойти до такого скотства, и работать заодно с врагами, стремящимися уничтожить русский народ?!

Но с течением времени и там, в оплоте террора, в Большом доме, произошли кое-какие сдвиги. В верхах начали понимать, что держать олухов невыгодно. Они выдают ущербную «продукцию», полную огрехов, ляпсусов и дикой неграмотности. Истинные враги Советского Союза этому только радуются. Олухов стали понемногу образовывать. Но самые чистопородные оказываются круглыми тупицами, неспособными к учению. Начали их заменять людьми более умственно полноценными. В мрачных кабинетах, спрятанных за двумя дверями, стали восседать чины с лицами уже напоминающими человеческие.

В этом отношении Щеголеву запомнился так называемый «следователь», а по существу заплечных дел мастер, по фамилии Киркасьян. Он и разговаривал более или менее по-человечески, и не рычал как цепной пес. Конечно, Щеголев понимает, что система террора осталась в неприкосновенности, что она только подкрасилась, но ничего не мог с собой поделать и к этому следователю относился даже с симпатией.

Как все мучительно и страшно! Жить под вечной угрозой бессмысленных репрессий, не быть уверенным, что сегодня ты будешь ночевать дома, а не в гепеушной каталажке. И, главное, надо постоянно ожидать удара, не чувствуя за собой ни малейшей вины. Справедливо, что руководители и многие исполнители этой страшной репрессивной организации сами, в конце концов, сложили головы на плахе, были разоблачены как пособники врагов Советского Союза: и Ягода, и Ежов, и Берия. Конечно, за собой они поволокли в пекло и многих своих помощников, ставленников и даже членов семей.

Всех их уничтожали в тот момент, когда возникала опасность, что кровожадное чудовище встанет над правительством и партией.

Вот в таких нечеловеческих, но ставших уже естественными, условиях существовала семья нашего героя, он сам и тысячи других подобных им семей.

Александр Александрович Щеголев, покинув своих дореволюционных знакомых в Кашире, никак не может совсем обойтись без них, и разыскивает их остатки в Ленинграде. И он, каким-то образом, находит Вейсбергов! Обломки некогда состоятельной фамилии прозябают, питаясь крохами, которые они подбирают по темным углам.

Мария Михайловна, капрал Армии спасения, подвизается в сомнительной компании около пасторов. Иудейка, надевшая личину христианки, с равным усердием отмахивает кресты как в православных, так и в лютеранских храмах. Она бывает у Щеголевых вместе со своим братом, и оба живописуют какие чудесные люди эти пасторы. Понемногу они втягивают и папу в дела, связанные со всей этой братией. Папа, считая себя административным работником, но не имея возможности заниматься администрированием по происхождению, не озаботился получением другой специальности. А человек без специальности всегда нуждается в протекции при устройстве на работу. И вот Вейсберг, сама ничего не умеющая делать, рекомендует папу пасторам в качестве учителя ручного труда!

Для начала папе поручили обучить выпиловке по фанере каких-то мальчиков из церковного круга. И на квартире у Щеголевых появился тихий и скромный Сережа, который вместе с папой стал пиликать лобзиком. Их продукцией являлись рамки для фотографий, шкатулки для пуговиц, игрушки. Все эти изделия не стоили на рынке и ломаного гроша.

С ужесточением внутренней политики и обострением террора, вся церковная клика загремела в тартарары и потащила за собой все свое окружение. По всей видимости нашелся осведомитель, который по заданию НКВД втерся в церковные сферы и взял на карандаш поголовно всех, кто якшался с божьими слугами.