А.Ча.гин - Вкус времени – II

Щеголев с грустью понял, что сегодня в чистое искусство пути ему закрыты. Однажды, изучая рекламы учебных заведений, он увидел объявление о наборе студентов в ЛИКИ – институт кино-инженеров. Это показалось интересным. К тому же прием осуществлялся без экзаменов! А он числится по заводу рабочим, значит отборочные комиссии не будут чинить препятствий. Ведь в эти черные годы идет очень жесткий отбор по социальному признаку, и значительная часть населения обрекается на возврат к неандертальцам, а часть стоящих на уровне неандертальцев, насильно проталкивается в науку.

Щеголев и Мишустин, два неразлучных друга, недолго думая, подают документы в ЛИКИ. Надо сознаться, что при подаче Щеголев испытывает угрызения совести, он увлек за собой в технический институт талантливого художника, место которого в Академии или, по крайней мере, в художественном училище. Но у Мишустина нет достаточного характера, чтобы противостоять напору товарища.

Абитуриенты с волнением стали ждать ответа от приемной комиссии. И вдруг, к своему ужасу, они читают в газетах постановление о введении с этого года приемных экзаменов. Все рушится! Повеся головы они идут в институт и узнают – да, действительно, завтра надо являться на экзамены по математике, физике, русскому языку и литературе. Какие там экзамены, они со школы не брали в руки учебника!

Пойти и с позором провалиться друзьям не хочется. Но Щеголев все же идет и тянет за собой своего компаньона. Они держат все экзамены, и все экзамены с треском проваливают. Еще бы, например математику принимает Тартаковский, известный ученый, который ненавидит неучей и ставит им двойки с наслаждением. Юноши на испытаниях сидят потупив взоры, лепечут что-то невразумительное, не могут показать линию тангенса, написать закон Бойля-Мариотта. Они все позабыли, а что и помнят, от волнения бубнят косноязычно и невразумительно.

Все кончено, прощай мечта об институте.

После всеобщего и поголовного провала (сдал только один человек и притом на пятерки – Гога Гензель), недорослей собрали в актовом зале бывшей церкви – в здании института некогда находилось архиерейское подворье.

К всеобщему восторгу собравшимся объявили, что дирекция понимает неожиданность введения экзаменов, поэтому не засчитывает двойки и дает две недели на переподготовку. Но чтобы через две недели все было как в кино – «хеппи-энд».

У Щеголева заблестели глаза. Не все потеряно, надо готовиться! И бешеная подготовка началась. Щеголев и Мишустин являются к открытию Публичной библиотеки и уходят с последним звонком. Они распределили дни и часы по предметам и жестко выполняют график. Что-то едят в буфете в течение десяти минут и снова зубрят, зубрят, зубрят. Требуется повторить гигантский материал, сотни страниц учебников. Выводы опускают, запоминают лишь формулы и формулировки. Физику читают как скучный роман, а романы штудируют по пересказам в учебнике литературы. Лишь изредка знакомятся с оглавлениями, чтобы иметь понятие о судьбах героев бесконечного ряда обязательных произведений.

У Владислава пухнет голова, силы его иссякают, но ему помогает его твердый характер, который выковала в нем мачеха-жизнь. Мишустин скрипит и совсем доходит. Он не может выдержать темп, диктуемый расписанием. Как всегда, он оправдывается плохими домашними условиями, слабостью организма. Стыдно так говорить крестьянскому сыну, но дело насчет «слабости» обстоит именно так. По своей конституции Мишустин больше похож на хлипкого городского интеллигента, чем на потомка Микулы Селяниновича.

– Все, больше не могу, – Мишустин лег на стол и закрыл глаза, – сил моих нет, спать хочу! Вот она самая настоящая «эксплуатация» в кино. Пошло все к черту! Пойду лучше огород копать.

– Мишустин! Встать! Осталось 10 процентов, а значит 90 мы уже сделали! – Владислав берет за плечи друга и придает ему вертикальное положение, – нельзя бросать дело, не закончив. Давай-давай, Шурик, еще немножко, и уж тогда отдохнем как следует! Это наш последний шанс!

Мишустину-то что, он пролетарий, а Щеголев все время помнит, что висит на волоске, и надо использовать все возможности не оказаться на Колыме.

Как единый час минуют две недели. И завтра снова на экзамены. Теперь экзаменуют другие преподаватели, помягче, не столь жестокие гонители пролетарских неучей, как раньше. И Щеголев вытягивает на тройки и четверки. Обоих друзей зачисляют на первый курс Эксплуатационного факультета.

А как же завод, согласится ли он с решением молодого химика навсегда расстаться с нелюбимой специальностью? Увы, администрация устраивает скандал, грозит судом и не увольняет Щеголева. Возникает новая тяжелая проблема, очередное препятствие на пути к образованию. К счастью, в институте открылось вечернее отделение, которое позволяет Владиславу совмещать учение и работу. Однако через год вечернее отделение ликвидируют, а студентов зачисляют на дневной поток. Для многих вечерников это явилось катастрофой, и они вынуждены покинуть институт. Но Щеголеву на этот раз повезло. Его, передового рабочего, отработавшего договорный срок, администрация завода с миром отпускает на учебу.

На втором курсе математику ведет Тартаковский. Он ясно излагает трудные разделы, и Щеголев умудряется заработать у него добропорядочную четверку. Бывший нерадивый ученик 30-й Сов. Ед. Труд. Школы, некогда хромавший по всем предметам, в институте понемножку выдвигается в отличники, и ему со второго семестра назначают повышенную стипендию.

Дела как будто бы идут хорошо, но вдруг загремел гром, и надвинулась очередная пакость. После чистки членов партии началась чистка студентов. Как видно, действующая система террора и угнетения нуждается в периодических кровопусканиях, без которых она жить не может. Сначала в бой вступает легкая кавлерия.

«Легкая кавалерия» – это сборище оголтелых местных горлопанов, ведет допросы, пишет запросы, собирает доносы. Особенно старается гадить всем и каждому однокурсник Щеголева, тупой как валенок член партии, устроивший своему товарищу кучу неприятностей. Эта тварь, на основе злопыхательских сведений полученных из каширского ГПУ, хлопочет об исключении Владислава из института и клевещет по месту жительства. По его подлому доносу братьев Щеголевых вызывают в милицию, внимательно изучают их биографии и послужные списки. Главное, что этот мерзавец был в хороших отношениях с Владиславом, но действовал против него как лютый враг по наущению сверху. Такую же негодяйскую работу он проделывал и во время чистки партийных рядов. Из него воспитали цепного пса, готового вцепиться в горло каждому по хозяйской команде.

В результате гнусностей, творимых сворой раболепствующих подонков, Щеголева и нескольких других студентов отчисляют из института. За что, за какие провинности?! Нет за ними никакой вины перед родиной, народом…