Татьяна Авлошенко - Пепел. Хроники земли Фимбульветер

– Да. Харальд, где все? Ведь в замке должно быть больше людей?

– Как ты догадался? – Хозяин Мёнлуса больше не улыбался.

– Стол. Слишком длинный для тех, кто сегодня сидел за ним. Сделан недавно из целой доски. А ведь дерево дорого, и каждое лишнее финге серьезно увеличивает цену.

Харальд сдержанно кивнул.

– Потом – сам замок. Извини, но он выглядит неухоженным. Снаружи видно, что большая часть окон грязные до невозможности, но при этом некоторые прямо сверкают. В комнатах, где сейчас живут люди? Так бывает, когда стараются поддерживать порядок, но сил на все не хватает. Заплатки, как бы аккуратно и любовно ни были они нашиты, все равно заметны. Значит, мало слуг.

– А если здесь живут сплошь бездельники и неряхи, которые работают, только когда над ними стоишь с палкой?

– Я рос в замке, знаю, как в подобных местах любят новизну. Стоит появиться свежему человеку, и на него в течение часа явятся поглазеть все. Любые предлоги измышлять будут, сто нагоняев получат, но примчатся.

– Где все… – повторил Харальд тоскливо, глядя куда-то вбок. – Пойдем, покажу.

Каждый край награжден и проклят по-своему. На востоке теплее, и сюда не добираются кочевники, зато север почти не знает моровых поветрий. Только в книжках читал я о том, свидетельство чему сейчас видел воочию. Черная каменная стела, похожая на вбитый в землю кол. На ней нет имен – их было бы слишком много, – только одна-единственная дата. Год эпидемии. Под памятником в глубокой яме тесно стоят металлические сосуды с пеплом умерших от чумы людей, прах вурдов и простолюдинов вперемешку. Над ними еще один слой пепла: тут не просто растопили снег, как это делают на обычных кладбищах, а сутки палили костер, будто хотели сжечь саму землю. Сверху положили каменные плиты и воздвигли обелиск, вбили глубоко, чтобы пронзить заразу в мерзлой земле, пригвоздить навечно, не дать подняться.

– Все здесь, – сказал Харальд. – Мои родители тоже. Мне не дали с ними попрощаться, даже взглянуть в последний раз не позволили. Зацепили крючьями и поволокли. Сейчас в замке остались те, кто пережил чуму.

– Когда закончилась эпидемия?

– Полтора года назад.

– Зараза не держится больше месяца.

– Но страхи людские живут дольше. Извини, что не сказал тебе сразу, но кто ж поедет в чумной замок. Потому и слуг новых набрать никак не можем. А тут еще этот призрак. Мои люди не испугались чумы, а выходца с того света… Один я не смогу держать Мёнлус.

Я понял. Если семья вурдов по какой-либо причине покидает цитадель, конец приходит и замку, и клану. Выморочное жилище отходит в казну, род считается пресекшимся.

– Надо было сразу тебе сказать, – каменным голосом произнес Харальд. – Теперь чувствую себя редкостной скотиной.

– Хеск Блумель отказался приехать?

– И звать не стали, – махнул рукой Харальд. – Ты же с ним общался…

Я припомнил с таким трудом заученные имена жителей Остейна и окрестностей, в этой саге больше не упоминающихся, и новых вопросов задавать не стал.

– Ты успеешь вернуться в город до темноты. Но лучше все же переночевать в замке, завтра с утра…

– Как закончу с вашими хрониками, так и поеду. Служителям своим только скажи, чтобы рано утром не будили.

На расставленные на полках книги я и смотреть не стал. Хотя очень хотелось. Но это ж стоит только подойти, как на глаза обязательно попадется что-то, что захочется взять в руки, раскрыть, прочитать хотя бы страничку. Вечером, а то и раньше меня, конечно же, найдут и вернут к реальности, но кто делом заниматься будет? Может быть, потом спрошу у хозяина разрешения…

Харальд сказал правду: летописи замка Мёнлус пребывали в безобразнейшем состоянии. Некоторые даже были записаны не на нормальных листах, а на каких-то обрывках, огрызках и свалены в короба без всякого почтения. Совсем недавно кто-то хотел навести здесь порядок, но то ли не успел, то ли счел труд непосильным. Идеально выглядели только записи, связанные с началом рода. Похоже, в это время в Мёнлус был призван или просто забрел хронист.

На первом листе тщательно нарисован герб. Форма щита не каноническая, вместо плавно скругленных дуг торчат острые углы ромба. Первой в роду Вермъер была женщина. Дамы не участвуют в сражениях и турнирах, а значит, не нуждаются в щите как средстве защиты. Не знал, что нежная подруга подарила королю Гуннару дочь. В Гербовнике об этом почему-то ни слова.

Я ожидал увидеть медведя Ильвъенгов, хотя бы и под перевернутой короной королевских бастардов, но посреди щита красовалась тонкая изящная лира. Король не смог оставить незаконнорожденной дочери свой герб, только имя 1 1 Урсула – «медведица». На гербе правящего дома Ильвъенгов изображен медведь, идущий вдоль крепостной стены. . Геральдического Дракона удостаивались первые вурды, соратники короля Хлодвига, вставшие с ним на рубеже. Здесь, на востоке, он почти не встречается. Это знак служилой или воинской знати, а в замке Мёнлус король Гуннар находил отдохновение, веселье и радость.

Урсула Вермъер. Ничем не примечательная вурдесса. Думаю, король сознательно держал девочку подальше от столицы и своего законного сыночка Карла, который был человеком настолько милым и добродетельным, что, еще будучи принцем, заслужил прозвище Проклятый. Урсула за престол не боролась, замуж умудрилась выйти за младшего сына соседа, Хагена Леръега. Родила единственного ребенка, сына. Смуту супруги пересидели в замке, никто их жечь и убивать не приходил. Скончались в глубокой старости, чуть ли не в один день.

Лишь одно яркое событие было в жизни Урсулы. Накануне свадьбы некто Сигурд Фебъерн, очевидно отвергнутый ухажер, собрал отряд отчаянных головорезов и двинулся к замку Мёнлус. До цитадели не добрался, был встречен на подступах Хагеном и его людьми. Битву выиграл удачливый жених, Сигурд сгинул бесследно. В замке сыграли свадьбу, а на другой день грянула Смута.

Потомки Урсулы унаследовали медлительный нрав прародительницы. В замке Мёнлус годами ничего не происходило, записи о рождениях, свадьбах и смертях перемежались сведениями о приплоде на кхарне и оброке, собранном с арендаторов. И ничего более.

Но у кого-то из этих спокойных людей случилось в жизни нечто, не позволяющее духу умершего мирно отойти под крыло Дода. И почему этот призрак прицепился именно к Урсуле нынешней?

А может, нет никакого беспокойного предка, а Харальд лукавит? Но что тогда помешало Вермъеру просто пригласить хрониста, чтобы навести порядок в архивах?

Дурную славу чумного замка его хозяин от меня и так поначалу утаил, но даже если бы эпидемия в Мёнлусе была в разгаре, я не мог бы отказаться от прямого приглашения. Долг хрониста – сохранить память, кажущуюся людям важной. Даже если дело касается одной семьи, а присутствие может стоить хронисту жизни.