Александр Никифоров - Последний воин Соколиной горы

– Валя, а мы где? – спросил Литвинов.

Но «Кемир» не дал ответить медсестре и задал вопрос сам:

– Ты, что за птица и что делаешь на нашей боевой позиции?

– А это, что допрос или вопрос? Если вопрос, то почему не по уставу задан? И представьтесь сами, как я уже вижу, мои документы вы проверили, – возмутился Егор.

– Ну, допустим, я командир отдельного батальона армии ДНР. Если ты думаешь, я поверю твоим липовым документам, то ты глубоко ошибаешься. Так что давай, мальчик, колись по-взрослому. Кто ты и откуда?

В этот момент в помещение забежал еще один боец, и его вид еще больше смутил Литвинова. Черный берет на голове. Жилет, защитного цвета с множеством карманов, под ним черная майка с коротким рукавом, на которой изображен Андреевский крест на красном фоне, не закрывавшая цветных татуировок. Создавалось впечатление, что у солдата на руках пестрые тонкие перчатки, и на левой руке была надпись на латинице «Veni-Vidi-Vici». Вбежав, он пробасил:

– «Кемир», тебя срочно Донецк вызывает, – и протянул командиру небольшую черную коробочку, похожую на электрический фонарик.

Егор сначала и принял этот предмет за фонарь, но тот слабо светил голубоватым неярким светом, и оттуда доносилась прерывистая речь. «Кемир» произнес приветствие в это странное устройство. Потом попросил, вошедшего бойца, назвав его «Оранжем», провести допрос, непонятно откуда взявшегося старлея. После чего он, возмущаясь, что не будет смены, вышел за дверь.

Если в голосе командира слышалось требование, то в голосе «Оранжа» прослеживалось нетерпение. Он в разговоре с Литвиновым «брал быка за рога».

– Кто такой? Кем послан? Твое задание? – сыпал он вопросами на Егора.

Но старлей, помня наставления особиста, как вести себя в плену, старался ничего лишнего не говорить этим странным людям. А когда в углу, который заслонял вышедший «Кемир», увидел висящие три флага, то у него и вовсе пропало желание говорить. Первый флаг был триколор – белого, синего и красного цвета. Второй триколор составляли черный, синий и красный цвета и на нем был изображен двуглавый орел и, наконец, третий флаг был, как на майке у «Оранжа» – Андреевский крест. Особист, проводя работу с комсоставом, рассказывал о «власовцах» и об их армии РОА. Она состояла преимущественно из белоэмигрантов и пленных советских солдат. Так вот на шевронах её бойцов как раз и красовался Андреевский флаг.

«Так все-таки я попал в плен к этим предателям Родины, уж лучше бы к немцам – не так было бы обидно», – думал Егор, – «но почему среди них Валя?» Это обстоятельство его сильно смущало.

– Во-первых, что это за армия – ДНР, это что, одно из подразделений Русской Освободительной Армии? Во-вторых, вы видели все из моих документов и, в-третьих, я не собираюсь отвечать предателям, – заявил Литвинов.

В этом момент «Реставратор», развернул сложенное в треугольник, письмо Алексея Ткаченко к своему тренеру, и зачитал:

– Семен Петрович, если вы читаете это письмо, то меня, скорее всего, нет в живых. Прошу простите меня, если чем вас обидел, но вы для меня всегда были, как родной отец. Вы всегда учили меня быть беспощадным к врагам и любить Родину – я так и жил. Скоро уже бой, и я не буду много расписывать, но человек, который принесет вам это письмо, все расскажет, как я жил и как нещадно бил врага. Егор, думаю, отомстит за меня. Ваш ученик Алеша.

Адрес: Киев, Героев Стратосферы, 25, кв. 8

– Так ты – «укроп» киевский? – взвился «Оранж», ухватившись за ворот гимнастерки. – А ну, выкладывай, чего здесь шпионил?

Не понимая, про какой «укроп» говорит этот боец в берете, Егор резким движением сбросил его руку со своей шеи, и выдал фразу, после которой опять потерял сознание:

– Я давал присягу и если я ее нарушу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся, а ты, ублюдок, давая эту присягу, нарушил все, что можно, и все вы здесь – предатели Родины.

В этот момент резкий удар в голову, остановил его патетическую речь.

Сколько Егор был в бессознательном состоянии, сейчас было трудно понять, но когда пришел в себя – почувствовал, как болит опухшая скула, и что левая рука пристегнута железным наручником к стойке двухъярусной кровати. Рядом сидел, покуривая, только бородатый боец. Увидев, что он очнулся, «Борода» тут же оживился.

– Ну, ты паря даешь, вот так «Апельсину» в лоб сказать, что он ублюдок и Родину продал, хорошо, что его еще от тебя оттащили, а то он бы тебя убил бы здесь, – заговорил боец.

– Куревом не богат? – спросил его Литвинов.

Степаныч протянул ему белую пачку с иностранной надписью «Winston».

«Точно это, какие-то изменники. Курят не папиросы, а какие-то чудные „самокрутки“ из белой бумаги, да еще на конце, какой-то желтый мундштук прилеплен», – подумал Егор, но выбора не было, и он затянулся вражеской цигаркой. Вкус табака он почувствовал, но крепости у этих «самокруток» не было.

– Вот смотрю, я на тебя паря и думаю, то ли ты придуряешься, то ли тебя Соколиная гора отдала, и ты на самом деле к нам из 43-го года попал, – продолжал рассуждать «Борода». – Тогда вряд тебе здесь кто, кроме меня поверит. Так вон и с Юркой-юнкером было, пока он умом не тронулся. Я-то местный, и у нас спокон веку байка ходила, что Соколиная иногда отдает людей. Причем люди эти из другого времени к нам попадали: кто приживался, кто уходил в поисках себя, ну а в основном местными дурачками становились. Но старики всегда говорили, что гора отдает героев, и чтобы мы им помогали адаптироваться. Так что если ты оттуда, то лучше мне пока все расскажи, а я уж с остальными побалакаю за тебя.

Егор не совсем понимал, о чем говорит этот человек, но он чувствовал к нему какое-то доверие, потому и заговорил:

– Я – командир батареи, старший лейтенант Литвинов, и мне была поставлена задача, выманить на себя основную танковую группу немцев. Был бой, и мое орудие атаковал прямой наводкой фашистский «Тигр», ну а дальше был какой-то бред: сарматы, фракийцы и вы вот. Я не могу понять – я умер, и это загробная жизнь, или эта ваша гора, как Белый Сфинкс у Герберта Уэллса.

– Ну, я не читал этого Уэллса, но то, что гора у нас необычная – это я точно знаю. Значит, я в тебе не ошибся, ты оттуда паря. Может горилочки тебе плеснуть, чтобы ты очухался хоть как-то. Водка-то она иногда помогает, – заметил Степаныч и налил полстакана, отдающей сивухой самогонки.

Егор для себя решил выпить, может и правда хоть как-то мозги придут в себя оттого, что здесь нарассказывал этот старик. Степаныч на закуску предложил «Грушовку», и Литвинов вспомнил, как «замковый» его тоже угощал именно этими яблочками перед боем. Выкурив со Степанычем еще по сигарете, он спросил, что это за люди вокруг, и что, вообще, происходит в этом мире.