Александр Никифоров - Последний воин Соколиной горы

© Александр Никифоров, 2020

ISBN 978-5-4498-5959-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Тиха украинская ночь, как же был прав Пушкин, – сказал Алексей.

Раскуривая папиросу «Казбек», он заломил гильзу как-то по-особенному – двойной гармошкой. Егор с Алексеем закурили. Такой табачок был редкость на передовой, а сегодня в штабе московский полковник, который проводил совещание, высыпал на стол пачек двадцать.

– Угощайтесь, товарищи офицеры, – предложил он.

Такому подарку здесь был рад каждый. Капитан Мамедов спросил разрешения, можно ли ему взять две пачки.

– Это мои горы, – сказал Иса, – здесь мой дом.

И остро заточенным карандашом ткнул в край пачки.

– Неспроста такие подарки москвич привез, – рассуждал, покуривая Алексей Ткаченко. Видно серьезная заваруха начнется.

Алексей, как и Егор Литвинов, был командиром батареи. И хотя они были ровесниками, Ткаченко уже был капитаном и был награжден орденами Отечественной Войны первой и второй степени, а также орденом Красной Звезды.

Их вместе зачислили в Тамбовское артиллерийское училище. Алексей даже спал с ним на одной койке, на втором ярусе. Но случилось так, что во время учебных стрельб на полигоне, у Егора отскочила подошва на сапоге. Понятно, что из-за худого сапога, никто не собирался отменять стрельбы. Егор запасной портянкой примотал подошву, и в этот день их боевой расчет выполнил поставленную задачу на «отлично». А вот на обратном пути в училище, Литвинов, хлюпая по грязи, как говориться, нахватал каши сапогом, и на следующий день у него поднялась температура. Курсант решил перенести болезнь на ногах, но через три дня угодил в госпиталь с воспалением легких.

Болезнь прошла с осложнением, и он смог выйти только через полтора месяца. Главврач, вообще, настаивал на том, чтобы его комиссовали. К тому времени его сокурсники уже получили лейтенантские погоны. А Литвинов только и успел, что проводить друзей на фронт. Алексей попал в 258-ю стрелковую дивизию, на Сталинградский фронт.

Сейчас они стояли, как тогда на Тамбовском вокзале, и давали друг другу наказы, если кто-то из них погибнет. Ткаченко был родом из Киева, и когда фашист уже был на подступах к городу, он вместе с матерью эвакуировался, приехав к своей тетке в Тамбов. Отца у Алексея не было, он погиб еще в Туркестане, при осаде Хивы, где бился с басмачами под предводительством Джунаид-хана. И его Алексею заменил тренер по боксу, не дав мальчишке попасть в компанию шпаны с Шулявки. Он сделал из него чемпиона в обществе «Спартак» по Украине, а перед самой войной Леша выиграл первенство Киева в своей весовой категории. Петрович был для него главным человеком в жизни, может даже главнее матери, которую он, безусловно, любил. Его-то он и просил навестить Егора, если с ним что-то случится.

Тогда на вокзале Литвинов, провожая друга на смерть, оставался в тихом тыловом городе. Начальник училища оставил его, чтобы выпустить со следующим курсом. Сытый паек, по воскресеньям девушки приходят на танцы, и никакой тебе войны еще полгода. Егор тогда себя считал ничтожеством, из-за худого сапога он будет жировать в тылу, а друг уже завтра будет бить фашистов. Лешка, обняв мать и передав Егору, письмо для Петровича, впрыгнул в отходящий эшелон. Коптящий паровоз, дав гудок, увез его в волжские степи. Говорят, жизнь лейтенанта в бою в среднем составляет три минуты. Но Ткаченко повезло, он выжил в главной мясорубке этой войны. Мало того, он даже не был серьезно ранен. Так пару раз посекло осколками, что даже и лазарет не потребовался, своя медсестричка обработала раны – вот и вся канитель.

За Сталинград Леха и получил свои ордена. А на формировочном пункте под Ртищево, они снова случайно встретились, и вот уже полгода, как не расставались. Ткаченко тогда только получил назначение командира батареи. Увидев в расположении полка Егора, он договорился с комполка, чтобы Литвинов попал взводным к нему в батарею. Потом был славный путь на Воронеж, на Ростов, и вот они уже на Донбассе.

Егор Литвинов теперь старший лейтенант и тоже командир батареи, и они соседи на 102-й высоте. Стоят и курят блатной «Казбек», и Лешка вспомнил, как к ним в Сталинград также вот приезжал штабной с папиросами, и бойцам выдали по двойной порции спирта, а на следующий день был ад.

– Вот и сегодня такое чувство, что я вернулся туда – сказал он. И глядя на небо, усыпанное звездами, продолжил:

– Видишь, как светятся – завтра жаркий день будет.

Только было непонятно, что он имел ввиду: то ли жаркий от фашистских атак, то ли от солнца, а может и от того, и от другого.

– Ну, что давай обнимемся, что ли, Егорка. Ты тогда к Петровичу в Киев, если что заскочи, – и крепко, будто клещами, сжал друга.

А Литвинов достал из нагрудного кармана, свернутое в треугольник письмо, которое он написал Валюше, да все не решался отправить.

– Ты тоже тогда, как будешь в Тамбове, найди Валю. Помнишь ту медсестричку из госпиталя? Передай ей это письмо. Хотел сам отослать сегодня, но не успел. Это важно для меня.

– Это не та ли Валя, с которой я познакомился, с огромными, как голубые блюдца глазами? Она обещала мне прийти на танцы, да так и не пришла, – спрашивал Ткаченко, – значит, я с девушкой познакомился, а ты её закадрил. Вот тебе и друг называется, – шутливо обижаясь и забирая письмо, гудел Лешка.

– Да нет, она хотела пойти, но в этот день пришел эшелон, и там было много тяжелораненых. Нас тоже попросили помочь, и мы всю ночь раскладывали их по палатам. Тогда и сдружились, а после её отправили на курсы переподготовки в Москву, и она вернулась уже операционной сестрой, но вы к тому времени уже выпустились. А после она приходила в свободное время к нам в училище на танцы, ну и я старался в увольнительную встретиться с ней, – оправдывался Егор, – ты знаешь, мне кажется, я её люблю. Если выживу, то скажу ей об этом сам. Ну, а нет – там, в письме все написано.

Друзья выкурили еще по «казбечене» и пошли каждый в своё расположение. Егор вспоминал, как утонул в этих голубых глазах, как неуклюже полез целоваться. Валя его одернула, ему даже сейчас, было как-то не по себе от того поступка. Ну, а когда Литвинов уезжал на фронт, она прибежала на вокзал и плакала. Они стояли и целовались, уже никого не стесняясь. Валя обещала его дождаться и просила вернуться живым. Как же хочется, вот прямо сейчас, обнять её и надышаться запахом волос, пахнущих цветочным мылом. Мурашки пробежали по спине старшего лейтенанта.

Сна не было, и он пошел обходить боевые расчеты. Батарея Литвинова состояла из шести 76-мм дивизионных пушек образца 1942 года – ЗиС-3, или как еще их называли «коса Граблина». С расстояния трехсот метров подкалиберным снарядом она пробивает 105 мм броню – это орудие еще называли «убийца танков».