Анатолий Ильяхов - Знак Зевса

Вначале молодой македонский царь прислал в Амфиполь Пармениона, опытного военачальника и умелого переговорщика. Парменион был на двадцать лет старше Филиппа, к тому же, оценив его военный талант, рассудительность и ум – редкие достоинства в царском окружении, царь доверял ему особые, «деликатные», поручения. Появившись в Амфиполе в качестве посла «доброй воли», Парменион объявил горожанам о намерении Македонии навсегда отказаться от притязаний на город. В доказательство вывел из города воинов македонского гарнизона. Радости амфипольцев не было предела! Затем Филипп отослал Пармениона в Афины с тайным поручением, в котором сообщалось, что Амфиполь не представляет ему никакого интереса. Мол, забирайте его себе, афиняне!

По этому поводу в Афинах объявили праздник – ведь Амфиполь достается афинянам без войны и прочих нежелательных действий, можно сказать, даром! Пармениона разве что на руках не носили. В благодарность Афины просили передать царю, что не будут возражать, если македоняне тогда завладеют Пидной в беспокойной для афинян области Пиэрия – другим поселением греков на фракийской земле. Афиняне также не возражали, если вслед за Пидной македоняне приберут к рукам ещё Дион, Гераклею и Метону – все греческие поселения, которые долго оставались без участия Афин в их жизни. Неожиданный «подарок» афинян в виде их собственного нейтралитета во Фракии устраивал Филиппа. Захватить их теперь не представлялось трудным делом – дело времени, потому что ни один из этих городов не имел ограждающих стен. А Пидна с удобной вместительной гаванью открывала Македонии доступ в Фермейский залив и дальше в открытое море.

Но когда афиняне, ободрённые секретными переговорами с македонским царем, послали небольшой отряд к Амфиполю, как к себе домой, ворота им не открыли! Всё произошло так, как предполагал Филипп: амфипольцы помнили слова Пармениона, что они вольны теперь распоряжаться своей судьбой сами. Вот и решили отстаивать свободу и независимость – и от Македонии, и от Афин! Афиняне обиделись на амфипольцев и попросили Филиппа… наказать непокорный город. Ну разве мог Филипп отказать Афинам?

Робкий рассвет пробивался сквозь плотную ткань палатки вместе с тишиной, создавая иллюзию умиротворённого покоя. Так бывает только перед грозой. А тишина на войне обманчива: лагерь вот-вот растревожится звуками побудок медных туб , окриков беспокойных командиров, ржаньем отдохнувших лошадей. Обычное многоголосие войны…

Палатка слегка содрогнулась под натиском свежего южного ветра, левконота . Пробравшись через щель в дверном пологе, он заставил Филиппа поежиться. Затихли цикады, умолкли загадочно гукающие ночные птицы. Вдали прогорланил петух – это в армейском обозе; ему откликнулся другой, потом ещё и ещё – и вскоре громкоголосый хор известил македонское войско о начале нового дня. Увы, многие из этих петушков сегодня закончат жизненный путь в солдатских котелках наваристым бульоном…

Филипп потянулся к столику, где стоял глиняный кувшин- орк . Багрово-красный напиток, сохранивший свежесть ночной прохлады, дохнул ароматом слегка перезревшего винограда. Заел без особой охоты куском холодной свинины с блюда, оставленного от ужина. Никого из слуг и ординарцев звать не хотелось.

За палаткой послышалась лёгкая возня – в ожидании распоряжений царя насторожились слуги.

Филипп поймал себя на мысли, что сегодня или завтра некоторые из его воинов, кто сейчас нехотя пробуждается у погасших костров, потягиваясь и зевая, падёт от вражеской стрелы или меча. Расстанется с жизнью лишь потому, что царь прикажет сражаться с тем народом, кого он назовёт врагом Македонии. Нет, Филипп не желает своим воинам смерти, но, повелевая ими, побуждает их умереть… Человек сеет смерть своей жизнью, чтобы самому выжить: он должен убивать – животных, рыб или себе подобных. Вот и выходит, что богиня смерти Танатос – потребный атрибут жизни человека, а для воина присутствие смерти на поле битвы только обостряет восприятие жизни…

Сейчас должен прийти Хабрий, царский астролог и летописец, который каждое утро толковал сновидения Филиппа. Только ему можно было доверить царские тайны и веления богов.

Отец Хабрия служил писцом ещё у царя Архелая, это было почти пятьдесят лет назад. Он обучил сына наукам, какие знал сам, поэтому после смерти отца молодой Хабрий остался при дворе македонских царей. Полезный двору, он увлёкся философией, астрологией и математикой, познакомился с греческими мистериями, освоил науку жизни бога-врачевателя Асклепия. Заметив усердие и пытливый ум, ему доверили вести царскую библиотеку и делать ответственные записи на деревянных навощённых досках. Туда он записывал свои наблюдения за небом и звёздами, выдавая царской семье полезные советы и предсказания. Хабрий объяснял мальчику Филиппу, что такое астрология, ведя свои рассказы от создателей астрологии, месопотамских халдеев Борсипена и Орхена.

Когда Филипп стал царём, он не отдалил Хабрия – юноша нуждался в мудрых наставниках. Хабрий, несмотря на пожилой возраст и низкое происхождение, стал царю другом. Но положением своим не злоупотреблял.

Мысли вернули Филиппа к Амфиполю:

…Если Амфиполь падёт, Македония обретёт не только господство над важными морскими путями. Отсюда проще диктовать условия Фракии и даже Афинам. В Греции давно вырубили лес, а Амфиполь обладает лесом в достатке. Без древесины афинянам невозможно развивать свой морской флот. В горах Амфиполя, говорят, есть ценные руды, золото, серебро, а царь Филипп мечтает о собственной золотой монете – как у персидских царей!

Мечты у Филиппа реальные! В пылу неуважения к нему как к царю варваров заносчивые афиняне не разгадали мудрёный замысел – поэтому, считай, упустили Амфиполь. Филипп до сих пор заверяет афинян в искренней дружбе, и Афины верят ему, или вынуждены доверять. О, не знают афиняне, что, если бы Олинф и Амфиполь объединили с Афинами усилия против Македонии, Филипп не стоял бы сейчас здесь с войском! Да и вообще, удержался бы он сам у власти при других обстоятельствах? А так македонский царь не даёт повода Афинам и союзным городам не только выступить вместе, но даже заподозрить его в неискренности – и всё по причине взаимного недоверия друг к другу.

Таков был блестящий и коварный по замыслу план Филиппа наступательного движения Македонии на интересы Афин во Фракии. После Амфиполя греческие города и поселения на фракийской земле, он был уверен, окажутся разобщенными и беспомощными против действий македонян. Остальную Грецию ожидает такая же участь – вот почему стенобитный «Баран» у Амфиполя прокладывает Филиппу дорогу к всегреческой славе…