Степан Лукиянчук - День длиною в 10 лет. Роман-мозаика. Часть 3

В конце вагона у одной из камер друг за другом также в бронежилетах стояли ещё двое часовых. Ближний открыл раздвигающуюся дверь камеры: «Заходи, – и громко: «Первый!». Я протиснулся в узкую дверь. Камера была пустая. Свои сумки я сразу закинул на второй ярус, а сам сел вглубь на нижние нары, освобождая пространство для других, идущих за мной заключённых. Долго ожидать не пришлось. Послышались уже знакомые однообразные крики: «Второй! – Второй! Третий! – Третий!..» В камеру один за другим боком заваливались этапники, заполняя её пустоту своими телами, сумками, волнением, суетой. Наконец послышалось: «За последним закрыть!». Последний из нас расположился около решётки. Хлопнула задвигающаяся дверь камеры.

– Приготовиться к обыску! – поступила команда конвоя.

Группа конвоиров прошла мимо нас по коридору. В коридоре остался дежурить один часовой. Состав поезда дёрнулся и медленно начал набирать скорость.

Нас посадили в первое купе, которое, судя по всему, служило «отстойником» перед шмоном и распределением в другие камеры. Вскоре пришли конвойные, начали «выдёргивать» нас из камеры по одному на обыск. Я решил, что пойду последним, чтобы не суетиться и немного посидеть спокойно. Когда из камеры вывели всех, кроме меня, и я остался там один, мне сказали распаковывать сумки и готовиться к обыску. Через несколько минут пришёл «шмональщик», одетый поверх формы в синий халат. Он попросил меня встать лицом к стене, развести ноги, развести по сторонам руки, вывернув ладони наружу. Он обыскал меня. Затем попросил повернуться к нему лицом, широко открыв рот, поводить языком в разные стороны. Потом сказал мне сесть на нары и довольно поверхностно начал осматривать вещи из сумки.

– Запрещённые предметы имеются? – непринуждённо спросил он. – Телефоны, сим-карты, ценные вещи, колюще-режущие предметы?

Я видел, что конвойный был расслаблен, вёл себя спокойно и не агрессивно. Поэтому я позволил себе шутливый тон:

– Откуда у меня телефоны, начальник? – ответил я. – Сижу столько лет, телефоны и в глаза-то не видывал!

Закончив досмотр, конвойный разрешил складывать разбросанные по купе вещи и вышел. Ещё через минуту меня вывели с вещами в коридор и перевели в другую камеру где-то в середине вагона. Я зашёл в купе и в полутьме различил незнакомые мне лица и кое-кого из наших.

– Здорова, мужики! – поприветствовал сидящих здесь я.

– Здоровенько были! – отвечали мне.

В таких случаях по неписаному закону тюрьмы первым поздороваться должен каждый входящий в новую камеру. Тем самым он выказывает уважение к находящимся здесь зекам, ожидая взаимное уважение в свою сторону, если, конечно… Если, конечно, считает себя равным «по жизни». Случается так, что у входящего «по жизни» не всё ровно. Если так, то входящий обязан «определиться» и рассказать, что у него «не так». «Обиженные» или «опущенные» – как раз из той категории зеков, у которых «по жизни» всё не просто. С такими в столыпине много не разговаривают и запинывают под ноги, под шконари. Считается, что они не достойны сидеть на равном положении в среде других арестантов. Если в столыпине есть свободное купе, то охрана старается посадить их отдельно во избежание различных неприятных, а иногда и опасных инцидентов.

Я сел тут же рядом у решётки. Начался неспешный диалог: кто таков? Откуда и куда еду? То же самое люди рассказывали и о себе. Через некоторое время в камеру после обыска завели наших «сусовских». Так как этот народ часто ведёт себя неспокойно и склонен к различным провокациям, охрана обыскивала их дольше и тщательнее, чем остальных. Я решил не мешать общению с вновь зашедшими в камеру и освободить место внизу. Я снял ботинки, запихнул сумки под шконарь и полез в квадратное отверстие, располагающееся сразу около решётчатых дверей камеры, которое остаётся после раскладывания второго яруса. На втором ярусе вполне комфортно могут уместиться лёжа три-четыре человека. Я не остался на втором ярусе, потому что он был уже занят, а опёршись о него ногой, полез на третий ярус под самым потолком (в обычных пассажирских вагонах там располагается полка для багажа).

Минусы третьего этажа заключаются в духоте и задымлённости от табачного дыма (покурить в тамбур зеков никто не пустит). Зато на третьем ярусе у тебя нет рядом лежащего соседа и там можно растянуться во весь рост и спокойно лежать. Конечно, самым лучшим с точки зрения удобства является второй ярус. На нём можно и лежать, можно и сесть посередине не сгорбившись. Но самое главное преимущество второго яруса – это возможность смотреть сквозь решётки в окно коридора на волю, если его откроют часовые. Само стекло окна непрозрачное, мутное. Но когда окно открыто, приспущено, обитатели верхних ярусов имеют возможность смотреть на волю, на остановках поезда видеть людей, разгуливающих по перрону. Поверьте, для зеков, которые годами видят только заборы, решётки и колючую проволоку, лицезрение воли, вольных людей – это возможность хоть на мгновение стать причастным к свободной жизни, хотя бы глазами побывать на свободе.

На нижнем уровне, на «первом этаже», лежать нельзя, потому что там сидячие места, рассчитанные на восьмерых человек. Это идеальное место для тех, кто не собирается отдыхать, а любит общаться. Иногда зеки меняются местами: люди с третьего, второго яруса спускаются, а люди снизу поднимаются наверх.

Нам предстояло провести в столыпинском вагоне несколько часов. Поезд будет ехать всю ночь до утра. В вагоне по обыкновению стоял гул нескольких десятков человек. Время от времени часовой, ходящий по коридору из одного конца вагона в другой, останавливался у какой-нибудь камеры и окрикивал, чтобы зеки громко не разговаривали. Добавлю пару слов об «оправке». Оправка – это мероприятие, когда арестантов выводят в туалет. Даже если не хочется, желательно туда сходить, потому что в другой раз, когда действительно «припрёт», этого может не произойти. Наверняка, существуют какие-либо нормативные документы, в которых оговаривается, сколько раз арестантов должны выводить в туалет, а также сколько раз в камеры должен подаваться кипяток. Но арестантов в эти документы не посвящают (да и откуда это можно узнать, если нам запретили получать литературу, не оплаченную с собственного счёта!)

Я растянулся на третьем ярусе, подложил под голову фуфайку. Нары были деревянные. Заключённым не полагалось создание каких-либо комфортных условий в виде постельных принадлежностей. Я сильно устал, поэтому совершенно не обращал на это внимание. Я закрыл глаза в надежде подремать часок другой. В конце этапа, когда нас привезут в областной центр, предстоит долгий нервный день ожиданий, обысков, досмотров, расспросов, распределений по камерам. Это будет тяжёлый день.