Александр Железняк - Огонь веры

В ночь перед самой свадьбой молитвы княжны услышал демон Заруфир. Он заинтересовался, чего так страстно может желать княжеская дочка, что ночи напролёт проводит, ища божьей милости? Заруфир предстал перед ней в образе златокудрого высокого мужчины в белых сияющих одеждах. Он представился небесным посланцем, которого боги посылают на помощь страждущим. Заруфир внимательно выслушал Деолину и легко понял, в чём здесь дело, ведь именно он заключил сделку с несчастным воином, потребовавшим от Заруфира несокрушимости в бою! Демон обратил его тогда в неуязвимое чудовище и немало повеселился, глядя, как тот, в припадке животной злобы, разорвал всю свою семью… Заруфир заверил, что завтра же утром, чуть свет, и ложь Рогдена будет рассеянна и он, опозоренный, вынужден будет бежать туда, откуда явился.

На утро свадьбы Деолина велела служанке сообщить Рогдену, что она желает видеть его в своих покоях, чтобы сообщить о том, что она, наконец, покоряется воле отца и добровольно пойдёт замуж за Рогдена. Так сделать княжне велел Заруфир. Рогден тотчас же явился, весь в нарядных одеждах и препоясанный клинком, украшенным драгоценными каменьями из сокровищницы Златорукого. Как только он, сияя от радости и предвкушая сладость скорой свадьбы, переступил через порог, его охватил морок, насланный Заруфиром. Демон исказил облик Деолины и заставил Рогдена думать, будто бы волк восстал и сейчас стоит перед ним и скалит свои огромные зубы!

Рогден понял, что бежать нет смысла, ибо чудище нагонит его, и он, обнажив меч, с кличем бросился на чудище! Когда зверь был изрублен окончательно, то довольный Заруфир убрал свой морок, и, к ужасу Рогдена, перед ним лежала убитая им Деолина…

На крики сбегались люди князя, и Рогден в страхе бежал обратно в лес, весь окровавленный. Все видели его, сам князь видел, как он бежит, но когда он увидел свою единственную дочь… Князь попросту иссох от горя, и его род прервался. А Рогдена так больше никто и не видел. Он исчез в том самом лесу, где однажды встретил умирающего и проклятого человека. Вот такая история о Деолине и Рогдене.

– Грустная и занимательная история, но зачем вы рассказали мне её, учитель?

– Мне показалось, что после нашего утреннего путешествия у тебя может сложиться впечатление, что высшие силы весьма могущественны. И это действительно так. Их сила невообразима. Пожалуй, да… Именно так… – Самуил тяжко вздохнул. – Помни, мой мальчик, что мы всего лишь смертные, и хоть мы с тобой чародеи, но перво-наперво мы смертные люди. Слуги Единого Бога и верные пастыри для простого народа, и не нам играть с высшими силами. Помни, что если ты заключишь с ними сделку, то они поработят тебя. Можешь считать это моим наставлением тебе.

– За сладкими речами демоны затянут петлю на шее…

– Истинно так, сын мой… Истинно так, – Самуил помолчал ещё немного, и глаза его вдруг озорно блеснули. – Но всё-таки как интересно, что история целого королевства изменилась только из-за того, что девушка не захотела пойти замуж за непонравившегося ей молодого человека!

Позже, перед сном, Лит вспоминал рассказанное учителем. Самуил увидел в легенде не битву добра со злом и где зло победило, а простые человеческие радости и устремления. Желание отца выдать замуж дочь за достойного человека, жажда юноши добиться успеха любой ценой, борьба девушки за свою свободу – всё такое человеческое, слишком человеческое. А высшие силы наблюдают за ними и управляют, как вздумается. Переставляют фигурки на игральной доске, и ради чего всё это? Что такого получил Заруфир за жизнь Деолины? А Эугрот за войну Древних? И что получает Господь от жизни людей? Неужели только вопрос во власти? Кто больше всех почитаем, тот стоит выше всех. В этом цель борьбы великих сущностей меж собой – обрести как можно большую власть.

Такой вывод сделал для себя лукрецианский монах вечером, наблюдая оранжевый закат над лесом Эгер из окна кельи. Ему стало жалко всех этих великих существ. Их сила так огромна, а стремления столь ничтожны. Есть ли скрытый смысл всего этого существования, этой борьбы? Хорошо, если есть, но если же его нет?..

Тусклое солнце стояло низко, и ветер гнал серые облака по небу. Только что прошёл холодный дождь, и ломкие хлопья снега, выпавшего утром, покрылись тонкой ледяной коркой. Дети из деревень разламывали корку, и, доставая до мягкого снега, лепили упругие снежки, и кидали ими друг в друга. Зима шла на убыль. Было 19 февраля 787 года эпохи Просвещения.

Раздался одиночный стук в дверь, и сразу за ним – тишина.

– Войдите! – велел человек, стоявший у окна. Так стучал только Рантус Септ – старший из братьев-монахов, и, действительно, это оказался он. Хозяин кельи посмотрел на него из-за плеча.

– Брат Лит, до нас дошла горестная весть, – после этих слов он скорбно опустил глаза.

«Кто-то умер… Кто-то, кого я знал…»

– Брат Лит, владыка ордена вчера преставился… Будь милостив к нему, Рыбак! – Септ помянул пророка Илию, как это было принято только в империи.

«Учитель Гирт скончался… Что же, это было неизбежно…», – отрешённо подумал Лит и наконец повернулся к Рантусу Септу полностью.

– Благодарю, брат Рантус, за весть, хотя она и разрывает мне сердце, – тихо молвил монах. – Господь снова испытывает нас, но будем же достойны его милости. Будем молить Его об упокоении владыки Гирта и о том, чтобы наш орден возглавил достойнейший, хотя такого, как владыка Гирт, мы уже не отыщем…

Рантус Септ опять опустил лицо и после чего вышел вон из кельи брата Лита, а тот снова повернулся к окну. Дети уже ушли со снежных холмов за пределами монастыря. Солнце всё сильнее клонилось к земле: скоро должна была начаться ночь.

Лит взял свой посох и вышел вслед за Рантусом Септом, который шёл прямо в алтарную комнату. Смерть главы ордена – это великое горе, и она требует особой службы.

У алтаря уже успели собраться братья: на башне в вышине звучал колокол, созывающий на службу, а Самуил Варийский зачинал петь скорбную песнь. Обычно к службам требовалась некоторая подготовка, однако настоятель монастыря вёл дела по-простому, и потому всех монахов сразу созвали на службу.

В высоких сводах древней крепости пение монахов звучало особенно торжественно: слова священных слов врезались в белые стены и вырывались наружу, в мир Божий, где, несмотря на зимний покров, кипела жизнь. Множество свечей освещали лица немногочисленных братьев, ныне пребывающих в Столпах, но каждый из них был преисполнен неподдельной скорби, ибо многие искренне любили главу ордена. По всей стране в храмах и монастырях ныне по нему пели песни.