Андрей Зайцев - Смута

– Тебя как зовут?

– Тимофей.

– А я Дениска! Родом с Углича. Но новгородских кровей.

Они пропали в быстро сгущавшихся сумерках. Тимофей тоже не стал дожидаться стрелецкой расправы.

Вернулся он в дом купца уже затемно. Еле-еле отыскал дорогу. Ведь никогда здесь не бывал, да и среди стольких домов заплутать легче, чем в лесу.

Артемьев только глянул на него и тут же перекрестился.

– Что за лихо с тобой случилось, Тимофей?

– Да ничего такого.

Казак спешил сбросить с себя кафтан, запятнанный кровью.

– Вижу, что ничего такого, – купец помахал рукой перед своим лицом. – А дух-то, дух-то какой!

Сам-то он давно протрезвел.

– Выпил маленько.

– Да уж, маленько.

Артемьев смягчился. В душе он был рад, что его гость все-таки возвратился домой живым, хоть и в крови.

Когда казак разделся и молча умывался колодезной водой, купец пристально его разглядывал со спины и понял, что кровь на одежде была не его. Но чья?

– Вечерять будешь?

– Буду.

Тимофей вдруг почувствовал приступ голода и припомнил, что в кабаке закусывал не очень много.

На столе его ждала уха из щуки. И жбан браги. Хозяин сел напротив и смотрел, как ужинает казак.

Молчание затягивалось. Но Тимофею и в самом деле было неловко. Предупреждал его купец, чтоб был осторожен. А он что?

– Так ты ничего рассказывать не хочешь? – наконец обронил хозяин, в упор глянув на него.

– А чего рассказывать? – казак принял беспечный вид. – В кабаке схлестнулся с каким-то мужиком… Не помню уже и с чего началось.

– Но ты крепко его, – подначил купец, как будто поверив ему. – Крови сколько! Уж я тебя знаю!

– Видел я пепелище большое, но старое уже, – переменил тему разговора казак.

– Что за пепелище? У нас тут пожаров много бывает.

– Да сказывали, дворец там стоял царский.

Хозяин нахмурился.

– Кто сказывал?

– Прохожий.

– Они много наговорят.

– Да в самом деле.

Артемьев уже смекнул, что это Опричный дворец. Но говорить об этом не хотелось. Знал он человека одного, тоже купца бывалого, который когда-то вошел в этот дворец, да обратно не вышел. А еще про дворец в народе ходили слухи разные. Если все передать – волосы дыбом на голове встанут. Было туда три входа. На западной стороне – сплошная стена. Царь Иоанн входил во дворец с восточной стороны. И хаживали туда, как передавали шепотом, всякие вещуны, которые будущее любого человека могли узнать. И часто по ночам оттуда выносили людишек мертвых, которых потом сбрасывали в Поганую лужу. А кто они были? Кто поймет?

– Чего ж не пьешь?

– Больше не хочу.

– Это хорошо, – сказал хозяин и налил из жбана себе в стакан. – А я выпью. Чтоб крепче спалось.

– Как знаешь.

Тимофею вспомнилась утренняя гостья, но спрашивать о ней не решился. Все-таки он здесь чужой человек, даже несмотря на то, что хозяина от верной смерти спас. Но понял он одно. Если сейчас купец предложит ему остаться – он согласится без колебаний.

Борис спал тяжелым сном, когда вдруг к нему вошел царь и положил руку на плечо.

Борис вздрогнул, открывая глаза. И сразу вскочил, искоса глянув на царя. Показалось, что у того лицо потемнело, как лики святых на древних иконах, и взгляд какой-то остановившийся, неживой.

– Спишь?

– Задремал маленько, великий царь…

– А того не знаешь, что измена во дворце?

– Знал я, великий…

– Довольно, Бориска, скоморошничать! – резко оборвал его царь Иоанн. – Эй, хватайте его и в темницу!

И вот Борис уже на дыбе, и палачи выворачивают ему кости. А царь тут как тут, посмеивается:

– Что, Бориска, не ждал, что я измену распознаю?

– Не изменял я тебе, государь… – шептал Борис, и чудное дело, боли совсем не чувствовал он.

Царь наклонился к нему поближе и сказал:

– За измену гореть тебе в аду!

И вдруг Бориса прошиб холодный пот. Чего это он? Нет ведь царя Иоанна! С того света, что ли, он к нему явился?

Открыв глаза, Борис Годунов некоторое время неподвижно лежал в постели, обдумывая сон. Давно уже не снился ему царь Иоанн Васильевич. Но лицо его навеки запечатлелось в памяти, оттуда его уже не вытравить ничем. Сколько раз видел он, как пытают людей, обвиняя в государственной измене, мнимой ли, настоящей – это не имело значения. Когда-то сам царь, сильно подпив, сказал ему, что изменника найти – благое дело. Но не менее благое – найти того, кто еще не помышляет об измене, но внутренне готов к ней. Такие переходы в мыслях царя Иоанна только непосвященным могли показаться странными. Но он, Годунов, знал, откуда это пошло. Там, в этих книгах, что остались царю от знаменитой бабки его, византийской принцессы Софьи Палеолог, многое было сокрыто от любопытных глаз, невежественных и темных. Иоанн Васильевич черпал вдохновение, читая о многочисленных заговорах при дворе византийских императоров. Анна Комнина поведала о разных судьбах, возвеличивая отца своего. Но были и другие. Царь Иоанн никогда не говорил Годунову напрямую о своих пристрастиях в таком деле.

А жизнь все время испытывает человека. И нет тому конца.

Вот вчера состоялся торжественный въезд в столицу всей плененной родни последнего сибирского хана Кучума… Были там и сыновья его Асманак, Шаим, Бабадша, и совсем малые Кумуш и Молла. Жены, невестки, дочери в шубах бархатных, украшенных золотом и серебром, все ехали в резных санях, удивляя собравшийся народ своим видом.

И было все так просто, обыкновенно, как если бы не разгромлено было царство Сибирское и невидимая тень некогда грозного хана Кучума не витала над ними, напоминая о бренности человеческой жизни.

Сопровождали их всадники из боярских детей, все в соболиных шкурах да с пищалями.

А среди толпы находилось и много чужеземцев. Они видели покоренных, и уверен был Годунов, немало завидовали возросшему величию Руси. А сам Кучум, ослепший и жалкий, вроде явился в Ногайский улус с поклоном. Да те умертвили его без жалости. Вот он, конец былому величию. О том задуматься всякому монарху надо, но он промашки не допустит. Не для того все затевается, чтобы попусту сгинуть в бездне времени.

Но было еще одно, невероятное, которое омрачило ему всю прелесть торжества. Среди толпы вдруг, как тень на ясном небе, мелькнуло лицо молодого парня, мелькнуло и снова пропало, затерявшись меж многих иных лиц.

Заметил его Годунов и, бледнея, сжал зубы, словно увидел призрак. Был этот неизвестный человек как будто близнец умершего царевича Дмитрия. Глянул снова Годунов на то место, но где там! Если кто и был, разве его найдешь?

Вечером того январского дня, когда по Москве провезли родственников покоренного Кучума, в доме купца Артемьева было весело. И Тимофей, как причастный к усмирению хана Кучума человек, находился в центре внимания. Говорили вразнобой все собравшиеся за столом, но казак остальных почти не слушал, а нет-нет да и взглядывал на Наталью, сестру хозяйки. Наталья все больше молчала, но, заметив интерес к себе, вдруг спросила Тимофея: