Семён Штейнберг - Жизнь вместо жизни

Пересадив их в «обезьянник», у них на виду с «аппетитом» закурил. Вскоре их терпение лопнуло, и они умоляют меня дать им закурить.

– Ну, вы, ребята, попали… под самое… не хочу, – сказал я им, протягивая по сигарете.

– Ничего не докажете. У нас ничего не нашли. На нет и суда нет. Ну нагрубили, нахамили. Отсидим трое суток и уедем домой.

– Нам и доказывать ничего не надо. Сейчас прилетит доктор – нарколог из областной поликлиники, возьмёт анализы крови, проведём освидетельствование, составим протокол и поедете вы, ребята в дисбат, один – года на три, другой лет на пять. Или сдадим в милицию. Тогда – в тюрьму на такие же сроки. Если милиция не захочет вами заниматься – сдадут вас в ГБ, по законам погранзоны, тогда вас вообще потом не найдут.

– Почему один на три, другой на пять?

– Потому, что взяли вас вдвоём. Один из вас пойдёт только за употребление, второй за хранение и распространение наркотиков. Это уже совсем другая статья. Вы уж договоритесь меж собой, кто за что. И ещё. Дела по наркотикам адвокаты берут очень неохотно, за очень большие деньги.

Пятиминутное молчание.

– Что же нам делать, товарищ старший лейтенант?

– Не знаю. О чём с вами говорил командир полка?

– Требовал сказать, где взяли.

– Что обещал взамен?

– Десять суток ареста и дембель. Прямо отсюда.

– Вы что ответили?

– Ничего, не согласились.

– Ну и дураки! Два года прослужили и ума не набрались.

Снова десятиминутное молчание.

– Товарищ старший лейтенант! Позвоните полковнику – пусть приедет, поговорим.

– Он вам, что, девка по вызову?

– Позвони!!!

Делаю вид, что разговариваю с командиром полка…. Кладу трубку.

– Ну, что?

– Послал на… Велел рассадить вас по разным камерам.

Рассаживая по камерам, сунул им по куску бумаги. – Пиши, где взяли. Сравнив обе бумажки, проверяю, не врут ли. Вроде нет, оба написали одинаково. Называют фамилию старшины со склада запчастей. Логично – воровать там нечего, решил на наркотиках заработать. Проверим.

Вызываю дежурную машину, еду к командиру полка. Показываю обе бумажки.

– Как тебе удалось их разговорить?

– Удалось!

– Что будем делать со старшиной?

– Не знаю. Его, действительно, надо брать с поличным, иначе ничего не докажем. Нужно провести ревизию на складе, но можно ничего не найти. Склад огромный. «Шмонать» на КПП? Можно, но долго. Если он узнает, что двое его клиентов арестованы, он затаится. Может быть, солдат отпустить – они свое дело сделали. Или спрятать. Так, чтобы они со старшиной не встретились, например, на гарнизонной гауптвахте. Объявить, что отсидели трое суток и уволены. Быстрее всего, всё это надо делать в комплексе. Необходимо посоветоваться со знающими людьми.

– Где их взять?

– Найдём! Самое главное – нейтрализовать солдат и особистов.

Так и сделали. Солдатам объявили по десять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте. Старшину задержали на КПП со свёртком, но свой источник он, по сути, не выдал. Его «втихую» выгнали из армии без выходного пособия, якобы, за крупную недостачу.

В дивизии следов наркотиков больше не наблюдалось. Личному составу объявили, что солдаты осуждены судом на три и пять лет. Старшина – на десять лет. На КПП установили постоянное дежурство офицеров с обязательным досмотром всех пакетов и сумок.

Однако в посёлке и ближайшей округе наркотики всё же появлялись. Это стало настоящей головной болью местной милиции. У неё имелись весьма отрывочные сведения об источнике их появления …

… После возвращения на свой аэродром, всё это время, до середины осени, почти не появлялся в посёлке. Работы было очень много – нужно было привести технику в порядок…

Проходя мимо поликлиники, увидел выходящую тётю Клару. Ради приличия, поинтересовался своими «подругами»

– Люда ушла час назад, а Соня ещё с обеда ушла, сказавшись больной.

Поужинав в кафе, возвращался к себе. Возле дома офицеров, две бабули торговали последними цветами. Не отдавая себе отчёта, приобрёл букетик, и пошёл к Соне. На звонок в дверь долго никто не откликался. Уже собрался уходить, когда дверь открылась. На пороге стояла Соня…

Лучше бы я не приходил. Она стояла, практически раздетой, судорожно пытаясь накинуть на себя халат, но запуталась в рукавах. Я готов был провалиться сквозь землю. Хуже, чем много лет назад, когда незваным гостем пришёл к соседям на ёлку. Зачем я это сделал? Заявился без приглашения к больному человеку, разбудил её, да ещё в таком виде. От неожиданности мы оба потеряли дар речи…

В наступившей тишине из-за неплотно прикрытой двери в комнате раздались голоса. Я ещё не окончательно растерял навыки радиста и хорошо различал эти голоса. Это были мужские голоса. Громко говорили двое, только говорили они не по – русски, какими- то гортанными голосами. Мне доводилось слышать такие голоса – так громко говорили между собой кавказцы в солдатской чайной, не обращая внимания на остальных. Что они здесь делали, вдвоём, поздно вечером? И почему с ними Соня в таком виде?

Я продолжал стоять, полностью оцепенев.

Очнувшись, бросил букет, и опрометью пустился бежать прочь, ничего не видя перед собой и совершенно ничего не соображая. Последнее, что осталась в моей памяти, это висевшие на вешалке две мужские болоньевые куртки синего цвета и два жёлтых портфеля в прихожей.

Я не помнил, как добрался до своего общежития. Очнулся только у себя в комнате, одетый, в ботинках, в не расправленной кровати. Что это было? Сон? Наваждение? Но я не спал. Как только закрывал глаза, передо мной возникали эти гортанные голоса, синие куртки и портфели. И глупые мысли – откуда они? В посёлке таких курток я не видел. Если в военторг завозили что-то новенькое, то в них ходила половина населения. Портфелями вообще никто не пользовался. Если они приезжие, то откуда у них пропуска в погранзону и в наш городок?… Заснул только под утро; еле встал, привёл себя в порядок и поплелся на службу.

Первый раз за всё время, Беркутов приказал мне «дыхнуть». Не почуяв знакомого запаха, он притащил меня в «общагу», запер на ключ и ушёл.

– Вечером выпущу.

Приходил Сергей, вероятно, не только вечером. Проснувшись, я обнаружил на тумбочке, термос с горячим чаем, какие-то бутерброды.

Кое-как перекусив, засыпал снова. Вечером он пришёл, притащил какую-то еду, заставил поесть.

– Пошли, пройдёмся.

Куда он меня завёл, я не знаю. Помню только ручеёк и бревно, на котором мы устроились.

– Рассказывай.

Мне ничего не оставалось, как рассказать всё, что произошло. По крайней мере, всё, что помнил.

– Зачем ты попёрся к ней? Мы же с тобой говорили, и ты меня понял?

– Не знаю. Увидел цветы и потерял всякий разум. – Успокойся и возьми себя в руки. После ночи всегда наступает день. Как ни странно, но про куртки и портфели я забыл напрочь, только позже вспомнил о них и рассказал об этом Сергею…