Семён Штейнберг - Жизнь вместо жизни

Я уверен, он хорошо понимал меня, ведь не так давно он пережил подобное. Опекая, Сергей недели две не оставлял меня без «присмотра» – я был очень благодарен ему за это…

В свой день рождения пригласил его и Марину к себе. Он отверг моё приглашение, в приказном порядке определил проведение «мероприятия» у него дома. По моей просьбе, пригласил соседей – Клару Давыдовну и её мужа. Майор пришёл насупленный, в очень подавленном настроении, но после небольшого «разогрева», разговорился. Вскоре выяснилось, что в области опять появилась «наркота» Прошла информация, что, возможно, её привозят некие южане – не то азиаты, не то кавказцы, с желтыми портфелями.

Меня словно обухом по голове. Я чуть не крикнул, что видел их – эти жёлтые портфели, но… Я уже научился … сначала думать, потом говорить… и промолчал. Сергей тоже ничего не сказал…

… Опоздав в лётную столовую, отправился ужинать в кафе. Садился всегда в углу, недалеко от входа, лицом в зал, наблюдая за посетителями.

Я уже ужинал, когда в зал вошла Соня и эти двое… с жёлтыми портфелями. Портфели были пристегнуты наручниками к рукам Сониных спутников. Уселись они в дальнем углу зала: Соня сидела спиной ко мне; эти двое, освободили руки, пристегнув портфели к лодыжкам ног – действительно кавказцы… Я обомлел…

Замешательство моё длилось не более минуты. У проходящего официанта узнал, откуда можно позвонить, набрал номер Сергея.

– Привет, Серёжа! Я в кафе. Встретил своих недавних знакомых, ну тех, с которыми твой сосед ищет знакомства. Пригласи, вместе с его ребятами, – познакомлю, потом посидим, поболтаем. Подъедешь, посигналь, свободных мест нет, я выйду, проведу. Всё понял?

Сергею дважды объяснять ничего не надо.

– Едем!

Через пятнадцать минут просигналили. Кроме Сергея и майора, в машине сидел капитан – пограничник. Сзади, в УАЗике – двое пограничников и трое милиционеров. Объяснил им ситуацию, умоляя сначала убрать Соню.

– Сделаем!

Сергей и милиционер с пограничником, через служебный вход прошли на кухню. Я вернулся за свой столик. Через две минуты, к Соне подошла официантка, наклонилась, что-то прошептала ей. Соня поднялась и прошла вслед за ней на кухню. Тут же в проходе появились милицейский майор и капитан – пограничник. – Товарищи! Просим минуту внимания! Всем оставаться на своих местах и приготовить документы. Мы быстро, простая формальность.

Мои «знакомые» вскочили со своих мест, но тут же сели обратно – мешали пристёгнутые портфели.

Местные посетители, знакомые с этой процедурой, раскрывали документы на нужной странице, и проверка шла быстро – офицеры даже не всматривались в лица. Также, с явным безразличием, они подошли к «южанам». На манер местных, они небрежно раскрыли паспорта. Но в мгновение ока оба их документа оказались в руках офицеров.

– Где пропуск в погранзону? Где пропуск в посёлок? Нет? Пройдёмте! А это что?… Ваши портфели?… Берите в руки.

Так, в согнутом состоянии, их вывели на улицу, «помогли» сесть в разные машины. Всё. Спектакль окончен. Finita la komedia.

– Где Соня?

– Соня уже дома, но тоже под охраной. На всякий случай.

– Я надеюсь, её имени не будет в протоколе?

– Её здесь вообще не было.

… На следующий день, после утреннего развода, Беркутов передаёт приказ – в 12: 00 явиться к командиру дивизии с «тревожным» чемоданчиком. Форма одежды зимняя, парадная, в фуражке. Командировка на две недели. Куда – неизвестно.

Две недели – это две смены белья. Придётся выложить запас «горючего» и пополнить запас сигарет. За пять минут до назначенного времени, я в приёмной комдива.

Там уже сидят… мои «подруги». Людмила едва скрывает волнение; Соня, вся зарёванная, не поднимает головы. Делаю удивлённое лицо.

– Что произошло?…

… – Вас ждут…

– Товарищ генерал…

– Вы подавали рапорт, с просьбой об отпуске. Я могу предоставить только две недели, – генерал подаёт два листа бумаги. – Идите, оформляйте.

– Есть оформлять!

Ничего не понимая, выхожу в приёмную, читаю. На одном листе, действительно, мой, годичной давности, рапорт об отпуске, с моей подписью и с визой генерала; на втором – задание. Вместе с его дочерью, сопроводить Соню в Москву, сдать с рук на руки её отцу. Вылет немедленно – через два часа, попутным бортом. Посадка в «Чкаловском». Все документы готовы. Возвращение – только поездом. На всё – две недели. Подробности у Людмилы… Ясно, что генерал в курсе вчерашнего. Откуда?. Кто доложил? Беркутов? Думаю – нет. Быстрее всего, его сосед, милицейский майор. Или оба вместе. Вероятно, ещё вчера вечером… Что доложили?

Попутный борт – это бомбардировщик ТУ – 16, переоборудованный в грузопассажирский – некий аналог гражданского ТУ – 104, даже с кухней и туалетом. Два часа – этого достаточно, чтобы заехать в эскадрилью, передать текущие дела. От «Беркута» узнаю вчерашние подробности. На первом же допросе, оба заявили, что они только курьеры. Организатором и координатором была Соня. Ей был разработан план, по которому она должна была выйти замуж за одного из них, уехать в Москву, прописать «мужа», затем разделить генеральскую квартиру и наладить «бизнес» в Москве.

Сергей, переодевшись в военную форму, представился офицером КГБ, провёл с ними дополнительную «беседу», пообещав им «райскую» жизнь в общей камере с убийцами и насильниками. После этого они изменили свои показания, в которых имя Сони уже не упоминалось.

Но Соню всё равно нужно было прятать. Далеко. В дальнейшем «южане» могли снова поменять показания. Забрав Соню, милицейский майор поехал на квартиру генерала. Там ей предложили уехать в Москву, к её приёмному отцу. Сначала она заявила, что она лучше сядет в тюрьму, чем вернётся к отцу, но когда ей показали первичные протоколы допросов, она согласилась. Ночевала она у Людмилы. Утром Людмила оформила отпуск без содержания, – кто откажет дочери командира дивизии, а Соня, по легенде, должна была сбежать в неизвестном направлении…

Сдержанно, без эмоций, прощаемся с Сергеем.

– Что тебе привезти из Москвы? – Смеётся.

– Себя!

Ни он, ни я не могли предположить, что прощаемся мы с ним, почти на целые десять лет…

Поезд «Москва – Владивосток» торопливо отстукивал на стыках последние десятки километров. За всё время пути перед моими глазами, как на экране телевизора, прошли почти все мои двадцать семь лет жизни. Эти «телевизионные сериалы» напрочь лишили меня покоя – меня, который последние три года, всегда мечтал о лишних двух часах сна. После всего пережитого я долго не мог заснуть и спокойно выспаться. На вторые сутки уже совсем не спалось…

С Людмилой мы почти не разговаривали, – не знаю, как ей, но мне не хотелось.