Наиль Акчурин - Сборник сценариев и кинопроектов. Издание третье. Том 2

СЕРЕБРЯКОВ

И что это за компромисс?

АДВОКАТ

(с улыбкой)

Я думаю, Вы догадываетесь.

СЕРЕБРЯКОВ

(с улыбкой)

И мысли и догадки нет.

АДВОКАТ

Это связано с подписанием договора о сотрудничестве.

СЕРЕБРЯКОВ

А вон оно, что? И из-за этого я здесь? Понятно. Спасибо, передайте, что я подумаю.

(обращаясь к конвоиру)

Ведите в камеру.

Серебряков встает и выходит из комнаты.

ИНТ. ТЮРЕМНЫЙ КОРИДОР ДЕНЬ

Конвоир ведёт Серебрякова в камеру.

НАТ. 1987 ГОД ФАСАД ЗДАНИЯ АДМИНИСТРАЦИИ ГОРОДА ДЕНЬ

Серебряков подходит к входу, пытаясь зайти в здание. Однако к нему подходят два молодых человека в штатском, предъявляют удостоверения и жестом просят пройти с ними, сесть, в стоящую недалеко, машину. Владимир противится этому, молодые люди применяют силу и, буквально, заталкивают его в автомобиль.

ИНТ. 1987 ГОД КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА ГОРОДСКОЙ МИЛИЦИИ ДЕНЬ

Серебрякова заводят в кабинет полковника милиции МИХАИЛА ИВАНОВИЧА ПОДГОРНОВА. Увидев молодого учёного, полковник хватается за голову и истерично обращается:

ПОДГОРНОВ

Ой! Серебряков, как ты мне надоел. Ну, зачем, зачем тебе это нужно?

Владимир Серебряков в растерянности.

СЕРЕБРЯКОВ

(с упрёком)

Как я Вам могу так надоесть, если я Вас впервые вижу?…

ПОДГОРНОВ

(гневно, выходя из образа)

Если ты не оставишь нас в покое, я вынужден буду применить власть, ты имей это ввиду…

ИНТ. 1996 ГОД ТЮРЕМНАЯ КАМЕРА ДЕНЬ

Серебряков проходит в камеру. Он подавлен и растерян. Его окликает Красин.

КРАСИН

Подойди.

Властный, тихий голос действует на молодого учёного словно гипноз. Он безропотно направляется к своему новому месту и садится на кровать. Красин откладывает книгу и обращается к Серебрякову.

КРАСИН

(продолжение)

Ну, рассказывай…

СЕРЕБРЯКОВ

О чём?

КРАСИН

Как дошёл до такой жизни?

СЕРЕБРЯКОВ

Сам не знаю.

Любопытные заключённые подсаживаются поближе, чтобы подслушать разговор.

КРАСИН

(обращаясь к любопытным)

Так, ушли отсюда!

Заключённые беспрекословно выполняют его требование.

СЕРЕБРЯКОВ

А Вы здесь главный?

КРАСИН

(с усмешкой)

Нет, я здесь на привилегированном положении.

СЕРЕБРЯКОВ

И на каком, позвольте Вас спросить, основании?

КРАСИН

(ещё раз усмехнувшись)

За заслуги перед Отечеством. Видишь ли, домой меня не отпускают. Пришлось выбирать между одноместным номером и общежитием. Я выбрал общежитие, всё разнообразнее.

СЕРЕБРЯКОВ

И за какие, такие заслуги?

КРАСИН

Ты мне о себе рассказывать не хочешь, а сам интересуешься, это с твоей стороны некрасиво.

СЕРЕБРЯКОВ

Ну, а что рассказывать, как меня упекли в дурдом?

КРАСИН

Расскажи, если интересно…

СЕРЕБРЯКОВ

Да нет, там нет ничего интересного. Там страшно, кто-то воду пьёт неустанно, изображая из себя матроса, кто-то занимается членовредительством в надежде обрести мудрость, кто-то прячется от правосудия. Это как будто изнаночная сторона нашего общества, но побывав там, всё больше убеждаешься, что она скорее лицевая.

КРАСИН

Да ты не физик, ты философ.

СЕРЕБРЯКОВ

Ну и всё же, как Вы здесь оказались?

КРАСИН

(с усмешкой)

Так это мой дом родной.

СЕРЕБРЯКОВ

(спрашивая, для всех очевидное)

Разве можно этот дом считать родным?

КРАСИН

(в тон Серебрякову)

А разве человек может изменить свою судьбу?

СЕРЕБРЯКОВ

(с энтузиазмом)

Может, конечно, может, и даже должен!

КРАСИН

(глубоко вздохнув)

Когда-то я тоже так думал. Вышел на свободу после первого срока, а жизнь на воле стала совсем другой. И меня, и мою судьбу как будто и не принимает. Захотел я, мысля как ты, поменять свою судьбу – стать богатым и счастливым.

СЕРЕБРЯКОВ

И что стали?

КРАСИН

(с усмешкой)

Стал…, конечно, стал, только ненадолго.

Тогда я как ты сказал себе: прочь самобичевание, что случилось, то случилось, прошлого не вернешь. Жизнь воспринимать такой, какая она есть. Определить для себя цель и думать о будущем. В этой стране, где сажают за валютные операции, делать нечего. Только куда ехать без денег? На родину обетованную? Там на границе висит плакат: не думай, что ты самый умный, здесь все евреи. Значит, нужно было, прежде всего, взять где-то деньги.

НАТ. 1978 ГОД УЛИЦЫ НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ ДЕНЬ

Красин идёт по проспекту.

КРАСИН

(продолжение, голос за кадром)

Когда вернулся в Ленинград, остановился у сестёр. Много воды утекло: умерли отец и мать, умерли три сестры… Но жизнь надо было как-то налаживать.

ИНТ. 1978 ГОД ЛЕНИНГРАДСКАЯ КВАРТИРА ДЕНЬ

Квартира заполнена антиквариатом. Две старушки смотрят телевизор.

КРАСИН

(продолжение, голос за кадром)

Но Бог дает шанс каждому и он, как мне, казалось, представился: «наколку» дал один из блатных и с дела просил пять процентов.

В центре Ленинграда тихо жили две сестры КОШЕЛЕВЫ дочери камердинера двора Николая II. В 1978 году это были добрые, маленькие, сморщенные старушки, которые ничем не отличались от обыкновенных бабушек во множестве дворов Ленинграда. Разнились они лишь тем, что папа им оставил неплохое наследство, позволяющее быть одними из самых богатых людей СССР. Стол царя Николая был хлебосольным. В доме старушек нашли приют уникальные сервизы, часы работы Фаберже – единственные в Союзе и вторые в мире – и многое другое, числившееся как достояние народа и музейная ценность. Всего, если переправить за кордон и не торговаться, на миллион долларов.

Старушки в дом никого не пускали, имея опыт борьбы с грабителями. Единственным уязвимым местом, была их засидевшаяся в девках племянница. Она работала библиотекарем в научной библиотеке. И ещё существовал один облегчающий задачу фактор: в квартире, где жили старушки, не было «кнопки» сигнализации. Апартаменты находились на втором этаже, а на первом располагался пикет милиции, и всем думалось, что для охраны этого вполне достаточно.

ИНТ. 1978 ГОД БИБЛИОТЕКА ДЕНЬ

Красин сидит в читальном зале и читает книгу. Он периодически отвлекается от чтения и внимательно рассматривает девушек – библиотекарей.

КРАСИН

(продолжение, голос за кадром)

Я погрузился в работу. Во-первых, нужен соответствующий имидж. Белая «Волга» и рестораны должны подождать до лучших времён. Скромный костюм, белая рубашка, галстук – и молодой учёный «грызёт» гранит науки, погрузившись в тома научной библиотеки. Краем глаза я вычислял племянницу. Опережать события – значит навлечь подозрение. Племянницу звали ВАЛЯ – Валентина Сергеевна Сухорученкова. Уткнувшись в книги, я превратился в слух. Все три девушки-библиотекарши предстали безликими, учеными грымзами. Хорошо, если Валентина среди них одна. Я терпеливо, с трепетом ждал своего часа, как легавая в стойке, почуяв вожделенный запах дичи. Углублённо изучал искусство Фаберже, мастеров русского фарфора, зодчество. Каторжная работа, вместе с новыми знаниями непременно получишь в нагрузку геморрой и близорукость, а не исключено и, того хуже, сердечную недостаточность. Целую неделю сидел до закрытия библиотеки, прислушивался к разговорам девушек, пока, наконец, не выяснил, кто из них Валя Сухорученкова. Полгода минимум, нужно любить эту мымру, чтобы на щеках загорелся румянец, налились соком груди, и появился в глазах интерес к жизни.