Олег Иванов - Петр III. Загадка смерти

Этот фрагмент, конечно, не прошел мимо внимания Дашковой. Казалось, что именно здесь она должна была бы обрушиться с критикой против «хитросплетений лжи и гнусных измышлений, возведенных на Екатерину Великую некоторыми французскими писателями». Но нет. Екатерина Романовна не говорит, что все это ложь, что существовало письмо Орлова, снимающее все сомнения в виновности императрицы, что Панин не предлагал ничего подобного, наконец, что Екатерина II была не менее Дашковой (а возможно, и более) потрясена смертью Петра Федоровича. Единственно, что опровергает княгиня: участие в ропшинских событиях Г.Н. Теплова [20] Участие Г.Н. Теплова в ропшинских событиях не вызывает сомнения. Надо сказать, что замечание Дашковой о нем: «Неправда, что Теплов был послан в Ропшу» – не совсем ясное. Это можно трактовать и как: Теплов не был в Ропше, и как: Екатерина II не посылала его в Ропшу. О приятельских отношениях Теплова и Дашковой в ту пору известно. Княгиня утверждает, что она подала идею привлечь к заговору Теплова (Дашкова Е.Р. Записки. 1987. С. 63; Соловьев С.М. Сочинения. Кн. XIII. М., 1994. С. 120). Скорее всего, Дашкова хорошо знала, что произошло в Ропше, если не от Екатерины, то от ее знакомых, бывших там с А.Г. Орловым. Но в основном тексте «Записок» она решила ограничиться приведенной выше фразой «Однако довольно об этом несчастном государе…». Похоже, Дашкова знала истину, но не хотела о ней говорить. Как раз в этом месте княгиня должна была излить весь свой гнев на А. Орлова, но она молчит и отправляет всю свою эффектную сцену с его письмом в примечание к другому месту. . Впрочем, Дашкова не входила в подробную критику названного сочинения.

В тот же год, когда появилась книга Рюльера, в Париже увидело свет сочинение Жана Кастера «Жизнь Екатерины II, российской императрицы». В следующем году оно было переиздано там же на немецком языке. Несмотря на запрещение, труд Кастера получил большое распространение в России, попал он и в руки Е.Р. Дашковой, которая сделала в нем многочисленные пометы. К счастью, этот экземпляр сохранился. Удивительно, но исследователи, изучавшие его, в ряде существенных моментов высказывают даже противоположные суждения.

Так, в опубликованной в 1922 году статье О.Е. Корнилович-Зубашевой «Княгиня Дашкова за чтением Кастера» сказано: «Дашкова отвергает рассказ Кастера о смерти Петра III и дает ту же самую версию о письме Алексея Орлова, найденном в шкатулке после смерти Екатерины, которая находится и в ее «Записках». Исследовательница полагает, что свои заметки Дашкова делала после работы над «Записками».

Иной точки зрения придерживается В.А. Сомов в статье «Книга о Екатерине II из библиотеки Е.Р. Дашковой». Он считает, что именно замечания на книги Рюльера и Кастера использовались Дашковой для написания ее «Записок». Исследователь утверждает, что, «прочитав у Кастера подробное описание убийства царя, Дашкова не опровергает его рассказ…». Подобное суждение выглядит странно. По версии Кастера, в убийстве Петра Федоровича активную роль играл Г.Н. Теплов, а известие о смерти бывшего императора, как и в рассказе Рюльера, привез А. Г. Орлов 96.

Судя по всему, Дашкова ничего не знала ни о первом, ни о втором письме Орлова, хотя что-то слышала о двух или трех письмах Петра Федоровича к Екатерине II 97. А учитывая все сказанное выше, берем на себя смелость утверждать, что она не видела и ОР3. Неопределенность свидетельства Екатерины Романовны можно объяснить и тем, что ей, защитнице чести Екатерины II, было стыдно признаться, что та не показала ей столь важного письма.

От кого же тогда Екатерина Романовна узнала о существовании ОР3 и его содержании? Полагаем, что этим человеком был Ф.В. Ростопчин. Аргументов тут можно привести несколько: и то, что в «Записках» Дашковой Ростопчин назван одним из тех, кому Павел I показал ОР3, и то, что излагаемое в «Записках» содержание этого письма близко к воронцовскому списку. Сохранились сведения о встречах Дашковой с Ростопчиным. Так, 18 января 1803 года в письме к С.Р. Воронцову Ростопчин сообщал: «Я встречался в некоторых домах с вашею сестрою, и мы не могли довольно наговориться и поспорить между собою. Она чересчур пристрастно судит о делах и не хочет убедиться, что изменения и новизны приносятся самим временем. Ей все кажется, что она живет в 1762 году, и она никак не хочет убедиться, что лучший способ спокойно смотреть на современные события заключается в невозможности устранить зло и в ограничении своей деятельности определенным, непереступаемым кругом» 98.

С самого начала нового царствования Дашкова почувствовала свою ненужность, несмотря на провозглашенное возвращение нового императора к принципам своей бабки. «…Я с грустью видела, – пишет Екатерина Романовна, – что Александр окружил себя молодыми людьми, небрежно относившимися к особам преклонного возраста… Каково было мое негодование, – продолжает она, – когда я услышала, что лица, окружавшие государя и обыкновенно враждовавшие между собой, однако, в один голос поносили царствование Екатерины II и внушали молодому монарху, что женщина никогда не сумеет управлять империей». Как-то в 1802 году на обеде у брата, Александра Романовича (где присутствовал и С.Р. Воронцов), Дашкова так горячо защищала Екатерину от нападок присутствовавших, что, по ее словам, даже опасно заболела".

Ф.В. Ростопчин, также не призванный к делам новым императором, по-видимому не совсем бескорыстно подыгрывал Екатерине Романовне, остававшейся еще первой статс-дамой императорского двора и имевшей многочисленные родственные связи и знакомства. Как-то Дашкова дала ему для снятия копии письмо Дидро, Федор Васильевич вернул его с запиской, заканчивающейся такими словами: «Превосходный философ, могучий оратор, глубокий наблюдатель; природа была страстью его; пламенная душа его порывалась охватить великие произведения Вечного. Отсюда вытекало уважение его к княгине Дашковой» 100.

Однако приватно Ростопчин давал и другие оценки Екатерине Романовне. Так, в письме от 4 февраля 1804 года к князю П.Д. Цицианову он писал: «Посещая в бытность мою в Москве несчастную Небольсину, имел я тут нередко случай видеться, говорить и спорить с княгинею Дашковою; что же из сего вышло? Она от меня без памяти, пишет, и я должен отвечать, читать у ней все важные переписки, а она, кстати и некстати, кричит, что она в своей жизни нашла лишь трех человек, кои делают честь людям: Фридриха Великого, Дидерота и меня. Однако ты не думай, чтоб я возгордился. Ее похвалы и яд и лекарство; и похваляя час, примется доказывать, что сын ее, недоросль умом и душой [21] Нельзя исключить того, что ревнивый к царским почестям Ф.В. Ростопчин с большим неудовольствием следил за приближением сына княгини Дашковой к Павлу I (Дашкова Е.Р. Указ. соч. С. 200–202). Кроме того, стоит добавить, что, если верить одной из гравюр Павла Михайловича, он «российский генерал-адъютант, лондонского философического и других ученых обществ член». , Павел Михайлович, есть божество, коего свет не достоин» 101.