Олег Иванов - Петр III. Загадка смерти

На вечерах у Екатерины Павловны бывали Н.М. Карамзин, И.И. Дмитриев, А.И. Мусин-Пушкин, Ю.А. Нелединский-Мелецкий, А.Л. Нарышкин, И.А. Безбородко и др. Иногда ее посещали императрица Мария Федоровна и ее дети: Константин Павлович и сам Александр I. Тут, естественно, возникает вопрос: узнали ли все перечисленные лица о сообщенном великой княгине ОР3? Напомним, что Ростопчин просил Екатерину Павловну «удержать» у себя, то есть никому не показывать посылаемых им документов (хотя и это, вероятно, была уловка, чтобы повысить ценность сообщаемого). Трудно поверить в то, что великая княгиня не показала это письмо императору [23] Так же она поступила, по воспоминаниям М.А. Дмитриева, и с «Запиской о древней и новой России» Н.М. Карамзина, которую просила у историка написать для «своего собственного прочтения и хранить в тайне», а потом все-таки показала брату (Дмитриев МЛ. Московские элегии. М., 1985. С. 182). . Как писал великий князь Николай Михайлович, «пользуясь неограниченным доверием брата, Екатерина вела с ним аккуратную переписку, где касалась всех интересующих ее вопросов. Как мы видим, Александр отвечал, по мере возможности, на все заданные вопросы, удовлетворяя любопытство великой княгини; он даже любил вести с ней письменную беседу непринужденную и вполне откровенную». К сожалению, большинство писем Екатерины Павловны к брату за период с 1809 по 1811 год не сохранилось. В уцелевших же письмах Александра I к сестре нет ни слова о переданных ей Ростопчиным ОР3 и КР. Правда, Николай Михайлович замечает, что Александр I «доводил осторожность в переписке до крайних пределов», не доверяя деликатных тем российской почте. Так, например, он предупреждал Екатерину Павловну, чтобы она не распространялась о мартинистах. Может быть, и ОР3 казалось ему столь же деликатной темой? 121

Вполне возможно, что Ф.В. Ростопчин столкнулся с проблемой – объяснить различие сообщенного в КР и в «Записках» Дашковой. Дело в том, что Ю.А. Нелединский-Мелецкий (его дочь была замужем за А.П. Оболенским – адъютантом у принца Ольденбургского) был душеприказчиком Е.Р. Дашковой. После ее смерти 4 января 1810 года, пользуясь своим положением, Нелединский забрал к себе рукопись «Записок» Дашковой и удерживал ее у себя до февраля 1812 года, после чего «Записки» перешли к законному наследнику – М.С. Воронцову. За это время, несомненно, были сделаны копии. В.А. Мусин-Пушкин (1798–1854) читал «Записки» в марте 1812 года [24] Не исключено, что в этом воспоминании перепутаны сын и отец – Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744–1817). . Вообще же об их существовании знали многие родственники Дашковой. Трудно поверить, что о них не знала Екатерина Павловна. Правда, Н.М. Карамзин, которого великая княгиня очень ценила, ознакомился с воспоминаниями Дашковой лишь в 1819 году.

Заметим, в 1812 году Ю.А. Нелединский-Мелецкий посещал Ф.В. Ростопчина. Не просто, по-видимому, складывались отношения между этими людьми, разведенными в павловское царствование в разные партии. Нелединский-Мелецкий входил в интимный круг императрицы Марии Федоровны; из писем Ростопчина известно, как резко отрицательно он относился к этой партии. Возможно, что на их встречах вспоминались какие-то любопытные подробности прошлого. Однако спорить и «выяснять отношения» в высшем обществе было не принято. П.А. Вяземский, характеризуя это обстоятельство, писал: «В том же обществе, в том же доме, за обедом или на вечере, могли встретиться и князь Платон Александрович Зубов, и княгиня Екатерина Романовна Дашкова: первая страница и последняя страница истории царствования императрицы Екатерины, граф Ростопчин и граф Никита Петрович Панин – два почти политические противника. Граф Аркадий Иванович Морков и Обольянинов – две исторические и характеристические противоположности. Мистик и мартинист Иван Владимирович Лопухин и Нелединский – также далеко не близнецы и однородны» 122. В таких условиях споры об истинности ОР3 вряд ли были возможны.

Никто не стал тревожить вопросами Е.И. Нелидову: действительно ли письмо Орлова читалось в ее присутствии, как утверждалось в «Записках» Дашковой. Интересно отметить, что в издании последних в 1907 году переводчик, знавший о том, что Нелидова жила в то время в Смольном монастыре [25] О том, что Нелидова уже восемь месяцев жила в Смольном монастыре, поссорившись с женой Павла Петровича, пишет в «Последнем дне…» сам Ростопчин! Согласно камер-фурьерскому журналу за 1796 год, она появилась при дворе только 28 ноября. , преднамеренно исказил соответствующее место примечания Дашковой, изложив его следующим образом: «Павел I велел прочесть его (ОР3. – О. И.) в присутствии императрицы и послать (подчеркнуто мной. – О. И.) Нелидовой…» 123

Никто, наверно, не спрашивал Ф.В. Ростопчина о тех подробностях и их источнике, которые содержались в «Записках» Дашковой. Впрочем, если бы его и спросили, он мог все отнести к ошибке Екатерины Романовны – кто бы его проверил? Судя по тому, что и через два года после получения ОР3 Екатерина Павловна продолжала хорошо относиться к Федору Васильевичу, никто не «прижал» его по поводу противоречия ОР3 и КР и изложенного в «Записках» Дашковой 124.

Однако, как оказалось, Ростопчин был далеко не равнодушен к «Запискам» Екатерины Романовны. Он, как доказывают исследователи, пытался воспрепятствовать вывозу их в Англию Мартой Вильмот, которая была задержана в Кронштадте, вероятно по распоряжению самого императора. По намекам задержавшего ее офицера она начала догадываться, по чьей инициативе это происходило. Не называя имени, М. Вильмот характеризует доносчика как человека, которого она «считала до сих пор своим другом, известного в России, пользующегося доверием княгини, читавшего ее «Записки» с посвящением и знавшего, что они у меня». Послав из Кронштадта тайно полный отчет о происшествии к Дашковой, Вильмот не назвала ей доносчика; Екатерина Романовна так и не узнала имя человека, «который долго был в немилости при дворе и старался подняться на ее счет» 125.

Настало время подробно рассмотреть ОР3 и КР. Начнем с последнего.

«После смерти императрицы Екатерины кабинет ее был запечатан г. прокурором графом Самойловым и г-м адъютантом Ростопчиным».

Изложение событий в КР совпадает с их описанием в записке Ростопчина «Последний день жизни императрицы Екатерины II и первый день царствования императора Павла I», кроме времени совершения этой акции (судя по дате, поставленной под списками этой записки, она была написана 15 ноября 1796 года). Федор Васильевич следующим образом излагает там ход событий: «Наследник, отдав мне свою печать, которую навешивал на часах, приказал запечатать вместе с графом Александром Николаевичем Самойловым кабинет государыни». В то время Екатерина II была еще жива. Самойлов якобы предложил составить опись вещей и бумаг в кабинете, но Ростопчин отверг это предложение, заявив, что «на сие потребно несколько недель и писцов». «Мы, – продолжает Федор Васильевич, – завязали в салфетки все, что было на столах, положили в большой сундук, а к дверям приложили вверенную мне печать» 126.