Михаил Волконский - Сирена

«Или он очень глуп, – подумал Елчанинов, – или очень хитер».

Во всяком случае, он решил не сдаваться так легко и победить глупость или скрытность швейцара.

– Мне нужно видеть маркиза де Трамвиля! – решительно заявил он, меняя позицию и думая этим путем добиться своего.

– Маркиза де Трамвиля? – переспросил швейцар. – Такого в нашем доме нет.

– Как нет? Разве его не привезли сегодня сюда мертвого?

– С нами крестная сила! – перекрестился швейцар. – Зачем же к нам привезут мертвого? И зачем вам видеть его, если он мертвый?

Елчанинов должен был внутренне согласиться, что выразился не совсем ловко и что вся правда на стороне швейцара.

– Значит, его не привозили сюда?

– Никак нет!

Елчанинов замялся, помолчал, задумавшись. Швейцар терпеливо ждал, что он скажет ему дальше.

– Вот что, – сообразил наконец Елчанинов, – позови-ка мне карлика здешнего! Он сегодня мне отворял дверь, я с ним столкуюсь.

– В услужении у князя Верхотурова было два карлика; которого из них прикажете позвать?

Елчанинов вспыхнул: увертливые ответы швейцара рассердили его, и он в сердцах крикнул:

– Да зови обоих!

Швейцар поклонился, с уверенным видом подошел к висевшей вдоль стены тесьме звонка и дернул за нее три раза.

Через несколько секунд на мраморной лестнице сверху показался карлик, но не тот, которого видел Елчанинов сегодня утром, а другой, повыше его и с недобрым, как у того, а злым выражением лица.

– А Максим Ионыч где? – спросил швейцар.

– Ну вот, мне Максима Ионыча-то и нужно! – подхватил Елчанинов, вспомнив, что девушка приказывала горничной, чтобы «Максим Ионыч» отыскал доктора.

– Максима Ионыча нет! – ответил карлик.

Швейцар обернулся к Елчанинову и склонился, как бы говоря: «Сами слышите!».

Елчанинов нетерпеливо тряхнул головой.

– Где же он?

– Уехал! – сказал карлик. – С час тому уехал в деревню!

– И не вернется?

– Вероятно, что нет.

Елчанинов снова увидел, что ему не столковаться с этими людьми, но отступать он все-таки не хотел.

– Хорошо! – проговорил он, как человек, принявший последнее решение. – Есть тут кто-нибудь, кто главный над вами, кто распоряжается?

Швейцар не без некоторой гордости покачал головой.

– Нами никто не распоряжается! Со смертью господина князя Верхотурова мы, по воле его сиятельства, отпущены из крепостного состояния.

– Ну да, все это прекрасно! – перебил его Елчанинов. – Но все-таки в доме есть управляющий? Проведите меня к нему.

– Управляющего в доме у нас нет и не было; покойный князь всем заведовали сами, а теперь мы – вольные люди!

Делать было нечего; приходилось сдаваться.

С этим на вид словоохотливым швейцаром можно было проговорить до вечера и все-таки ничего не узнать от него.

А в это самое время Варгин стремился попасть к Киршу. Он не ошибся, предположив, что тот предался чтению, что всякая попытка увидеть его будет напрасной. Он с добрых полчаса стучался к нему в дверь и в окна, Кирш не откликнулся. Тогда Варгин плюнул и ушел к себе домой.

Между тем Кирш действительно сидел у себя в комнате, впившись глазами в развернутую книгу, и не впустил к себе Варгина не потому, что не хотел сделать это, а просто до того углубился в чтение, что не слыхал его неистового стука. Он, как вернулся домой, так сел за книгу и не отрывался от нее.

Он читал целый день, весь вечер, забыв, что не ел с утра, и не замечая своего голода. Лишь когда спустились сумерки летней петербургской ночи и стемнело настолько, что буквы стали сливаться, Кирш поднял голову.

По другую сторону стола перед ним сидел, то есть не сидел, а ему, конечно, только показалось это, человек в совершенно таком же, как сам он, Кирш, одеянии и как две капли воды похожий на него; словом, такой, каким он видел себя обыкновенно в зеркале.

Но зеркала в комнате у него не было, и тот, кто сидел перед ним, не был изображением, а имел свой самостоятельный облик. Правда, было довольно темно, но все же Кирш различал своего двойника.

В первую минуту ему стало страшно, а затем сделалось еще страшнее, потому что он почувствовал, что его двойнику так же страшно, как и ему.

Это двойное, обоюдное ощущение страха особенно казалось жутким.

– Ты напрасно читаешь! – сказал ему двойник.

Он не сказал этого ясными и определенными звуками, как звучит обыкновенно человеческая речь, даже как будто губы его не шевельнулись, но Кирш испытал такое впечатление, как будто слова действительно были сказаны.

– Почему же напрасно? – спросил он в свою очередь, сам не зная как и не слыша звука своего голоса.

– Потому что ты попал в историю, которой нельзя пренебрегать, и должен так или иначе постараться если не раскрыть ее, то сообщить тому, кого она касается.

– Я думал об этом! – согласился Кирш.

– Я знаю, что ты думал, да одних дум недостаточно: надо действовать.

– Да! Но как?

– Прежде всего пойти и рассказать.

– Кому?

– Неужели ты не знаешь?

Кирш добросовестно постарался догадаться, но никак не мог собрать свои мысли.

– Нет, не знаю. И к чему загадки задавать? Если пришел, так говори прямо.

– Да, я именно затем и здесь, чтобы напомнить тебе: ты забыл про князя Куракина!

Кирш хлопнул себя по лбу ладонью.

Куракин, которого Кирш знал только понаслышке, был в самом деле наиболее подходящий человек для того, чтобы пойти к нему и рассказать все.

– Куракин! Разумеется, Куракин! – несколько раз повторил себе Кирш. – Я завтра же пойду к нему.

– Смотри, завтра же! Время терять нельзя!

– К тому же Куракин, кажется, в Петербурге. Я слышал, что он нездоров.

– Я тоже слышал.

– Больше тебе ничего мне сказать не надо?

– Больше ничего!.. Разве вот что: Варгин совсем голову потерял от этой леди; ты бы присмотрел за ним!

– Об этом я сам знаю. Еще один вопрос: ты еще когда-нибудь ко мне придешь?

– Какие глупости! Я всегда с тобой.

– Не придирайся к словам; ведь ты понимаешь, что я хочу спросить: я тебя еще раз увижу?

– Не знаю; это будет зависеть от тебя самого.

Кирш провел руками по лицу, крепко зажмурил глаза и открыл их: перед ним никого уже не было.

Густые тени ползли из углов, и только окна яснели более светлыми пятнами. Кирш зажег свечку; окна потемнели, комната приняла свой обыкновенный вид: те же крашеные стены, те же гравюры на них в узких деревянных рамах, полки библиотеки и тот же стол, заваленный книгами.

Кирш, очнувшись, стал быстро рыться в них, выбрал один небольшой томик, переплетенный в старую тисненую кожу, перелистав, отыскал в середине загнутую страницу и принялся опять читать.

Это была французская книга, и на странице, которую отыскал Кирш, начинался особый отдел, носивший заглавие «De doublement», что значит «О раздвоении».