Автор неизвестен - Аспазия
- Название:Аспазия
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Автор неизвестен - Аспазия краткое содержание
Доподлинно не известны ни дата ее рождения, ни смерти. В истории она осталась как одна из самых умных и блистательных гетер. Свою карьеру на этом поприще начала в Милете, на родине сказочных мифов и куртизанок. Ее отец-философ по имени Аксиох, увидев, какой красотой наделили боги его дочь, решил, что такая красавица не может составить счастье одному человеку, ее удел — доставлять удовольствие всему человечеству. Поэтому и дал ей солидное образование, соответствующее ее великому, по его мнению, предназначению в этом мире.
Если верить поэтам, в детстве Аспазию (или Аспасию) похитили и увезли в Мегару или Коринф. Здесь она росла в качестве невольницы своих похитителей, постаравшихся развратить ее. Привлекательная и умная девушка сумела очаровать богатого афинянина, который выкупил ее, и она оказалась на свободе.
По другим сведениям, Аспазия до прибытия в Афины никуда не выезжала из Милета, где вела жизнь куртизанки. Но легкие интрижки вскоре надоели — сердце жаждало настоящей (и желательно великой!) любви. В поисках таковой Аспазия перебралась в Афины, неофициальную столицу Эллады. Денег к этому времени она скопила достаточно, поэтому с несколькими подругами купила дом и организовала школу риторики. Многие исследователи настаивают на том, что это был обычный публичный дом — правда, высшего класса, где Аспазия преподавала девушкам историю, философию, политику, а также искусство любви.
«Каждая женщина, — вещала гетера, — должна быть свободной в выборе мужа, а не выходить за назначенного ей родителями или опекунами; муж обязан воспитать свою жену и разрешать ей высказывать свои мысли».
Вскоре «школа» Аспазии стала едва ли не самым популярным местом в Афинах. Пообщаться с красивой и неординарной женщиной, с ее умными прелестницами приходили знаменитые философы: Зенон, Протагор. Врач Гиппократ и гениальный ваятель Фидий сделались завсегдатаями в доме этой гетеры. В Афинах заговорили о том, что в прекрасном теле женщины поселилась мудрая душа Пифагора. Сократ, юноша с пылкой душой, влюбился в Аспазию и не отходил от нее ни на шаг, а позднее, когда стал известным философом, подчеркивал, что обязан этим Аспазии.
Наслушавшись восторженных отзывов друга Сократа, на куртизанку-философа решил взглянуть и правитель города Перикл.
Наверное, это была любовь с первого взгляда… Ему исполнилось сорок — возраст опытного воина. Он обладал силой, своеобразной мужской привлекательностью и пользовался славой лучшего правителя в истории Афин. Аспазия была прекрасна, как пристало подруге правителя, и умна — как положено советнику вождя… Ее салон переместился в дом Перикла. Сам же стратег незадолго перед этим (по другим сведениям, только встретившись с Аспазией) развелся со своей женой и, заботясь о ее будущем, дал ей приданое и вновь выдал замуж, оставив при себе сыновей.
Впервые в истории античной Греции философы и политики выслушивали советы женщины и следовали им. Более того: правитель допустил свою любовницу к принятию политических решений, она составляла речи для его выступлений в народном собрании и сопровождала любимого даже в военных походах. Современники и потомки, как отмечают многие исследователи, неоднозначно оценивали такое «ненормальное» положение дел. Так, поэт Кратинус был уверен: «Распутство создало для Перикла Юнону — Аспасию, его защитницу с глазами собаки». А некоторые историки вообще склонны считать, что гетера и приехала в Афины с единственной целью — покорить Перикла, этого «достойнейшего из эллинов», о котором она столько слышала…
Закон Афин не допускал брака с чужестранкой. И ребенка гетеры, родившегося через пять лет после начала их связи, долгое время считали незаконнорожденным… Только когда оба старших сына Перикла погибли от чумы, ребенок наложницы был признан наследником.
Аспазия быстро добилась уважения, достойного жены правителя, сохранив при этом свободу, какой могли пользоваться лишь гетеры. Она не чуралась застолий, сама их организовывала, являясь душой и центром увеселений… Более того, позволяла себе принимать посетителей и в отсутствие мужа, развлекала их беседой, угощала вином, что, по афинским обычаям, являлось совсем уж недопустимым.
Многие утверждали, что милетская гетера превратила жилище правителя в дом разврата. На философских пирах непременно присутствовали красивые девушки для вполне определенных целей. Что касается военных походов, в которых верная подруга сопровождала своего супруга и благодетеля, то она делала это не в одиночку: за ней непременно следовал обоз куртизанок из ее школы, и женщины неплохо зарабатывали, ублажая изголодавшихся без любви мужчин.
В конце концов народное собрание обвинило подругу Перикла в сводничестве и развращении юных девушек. Аспазия предстала перед судом. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы защитником не выступил сам Перикл. Великий правитель плакал! «Он бы не пролил столько слез, если бы речь шла о его собственной жизни», — не без иронии подметил Эсхил. Слезы отважного полководца и государственного мужа настолько поразили судей, что те согласились признать невиновность гетеры. Но несмотря на это в появлявшейся череде бесконечных комедийных пьес ее продолжали высмеивать как распутную и продажную женщину.
После суда Аспазия смирилась с традиционной для благочестивых матрон ролью супруги-затворницы. Возможно, наедине с Периклом она продолжала обсуждать государственные вопросы и даже давала правителю советы, но шумные философские пиры в их доме больше не устраивались. История же донесла до наших дней такой факт. Когда Сократа полушутливо-полусерьезно спрашивали, как воспитать хорошую жену, он без тени сомнения отвечал: «Об этом гораздо лучше расскажет Аспазия!» Как всякая примерная супруга, она прощала мужу минутные слабости, после которых он все равно возвращался к ней — великой искуснице по части разжигания любовных страстей.
«Каким великим искусством или силой она обладала, если подчинила себе занимавших первое место государственных деятелей и даже философы много говорили о ней как о женщине незаурядной, — писал Плутарх. — Тем не менее очевидно, что привязанность Перикла к Аспазии была основана скорее на страстной любви. Говорят, что при уходе из дома и при возвращении с площади он ежедневно приветствовал ее и целовал».
Перикл и Аспазия прожили вместе двадцать лет. А потом на Афины с Востока обрушилась страшная эпидемия, которая скосила множество афинян. Не обошла она и дом Перикла. Ушла из жизни его сестра, умерли оба сына от первого брака. Потом наступила очередь самого правителя…
После смерти супруга Аспазия незамедлительно вышла замуж — вернее, перешла на содержание к некому торговцу скотом, бывшему когда-то ее учеником, Лизиклу, решив своими руками сделать из него великую личность. Благодаря ее педагогическим стараниям недавний скототорговец превратился в прекрасного оратора, снискавшего повсеместную популярность в Афинах. Через год его уже избрали стратегом, а еще через несколько месяцев он погиб в одном из сражений…
Пережила Аспазия и смерть еще одного стратега — Перикла-младшего, собственного сына, одержавшего победу над спартанцами в морской битве при Аргинусских островах. Но, увы, неблагодарные сограждане казнили его в числе других стратегов только за то, что не все трупы погибших в этом сражении афинян были выловлены из бушующих волн и погребены в земле.
Говорят, вскоре после этого и его мать отошла в мир иной…
Аспазия - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто из всех присутствующих не глядел более внимательно на произведение Алкаменеса, чем Перикл.
— Эта статуя, — сказал он наконец, — почти напоминает мне произведение Пигмалиона, она также будто готова ожить.
— Да, — вскричал Кефал, — произведение Агоракрита вдохновлено духом Фидия, тогда как в создании Алкаменеса, мне кажется, есть искра из постороннего очага, искра, придающая ему странную жизнь.
— Послушай, Алкаменес, — вскричал Перикл, — скажи нам, какой новый дух вселился в тебя, так как до сих пор твои произведения, по своему характеру, почти не отличались от произведений Агоракрита, или, быть может, ты видел богиню во сне? Твоя статуя привела меня в такой восторг, какого во мне не вызывал еще ни один кусок мрамора.
Алкаменес улыбнулся, но Фидий, как будто пораженный неожиданной мыслью, пристально глядел на произведение Алкаменеса, как бы разбирая мысленно каждую черту, каждую округлость форм.
— Не во сне, — сказал он наконец, — мне кажется, что это произведение слишком напоминает действительность, чтобы быть изображением богини. Чем более я смотрю на эту стройную фигуру, на эту сильно развитую и в то же время безукоризненную грудь, на тонкость этих пальцев, тем больше убеждаюсь, что эта статуя напоминает мне одну женщину, которую мы в последнее время раза два видели в этом доме…
— Это если не лицо, то во всяком случае фигура милезианки! — вскричал один из учеников Фидия, подходя ближе.
И все остальные, подходя один за другим и приглядываясь, восклицали:
— Нет сомнения, это милезианка!
— Кто эта милезианка? — поспешно спросил Перикл.
— Кто она? — улыбаясь сказал Фидий. — Ты уже раз видел ее мимоходом, блеск ее красоты на мгновение ослепил тебя. Что касается остального, ты спроси Алкаменеса.
— Кто она?.. — повторил тогда Алкаменес, — она солнечный луч, капля росы, прелестная женщина, роза, освежающий зефир… Кто станет спрашивать солнечный луч об имени и происхождении!.. Может быть Гиппоникос может сказать о ней что-нибудь, так как она гостит у него в доме.
— Один раз, вместе с Гиппоникосом, она была в этой мастерской, сказал Фидий.
— С какой целью? — спросил Перикл.
— Чтобы сказать такие речи, каких я еще никогда не слышал из женских уст.
— Итак, она живет у Гиппоникоса как гостья? — спросил Перикл.
— Да, в маленьком домике, принадлежащем ему, — сказал Фидий, помещающемся между его домом и моим. С некоторого времени, ученик, которого мы с тобой встретили в задумчивости на улице, сделался еще задумчивее. Что касается Алкаменеса, то он принадлежит к числу тех, которых я наиболее часто встречаю на крыше дома, с которой можно заглянуть в перистиль соседнего, и куда мои ученики поминутно ходят под всевозможными предлогами, в действительности же для того, чтобы послушать игру на лире милезианки.
— Итак, наш Алкаменес, — сказал Перикл, — подсмотрел те прелести этой очаровательницы, которыми мы восхищаемся здесь, в этом мраморе?
— Как это случилось, я не могу сказать, — возразил Фидий. — Очень может быть, что ему помог наш Задумчивый, так как я несколько раз видел его разговаривающим с прекрасной милезианкой. Может быть, он договорился с Алкаменесом о тайном свидании с ней и предполагает, что может научиться от прелестных женщин большему, чем от учителей искусства.
— То, что вы здесь видите, — вскричал Алкаменес, вспыхнув от насмешливых слов Фидия, — есть произведение моих рук. Порицание, которого оно не заслуживает, я беру на себя, но не хочу также делить ни с кем тех похвал, которых оно заслуживает!
— Ну, нет! — мрачно вскричал Агоракрит, — ты должен разделить их с милезианкой, она тайно прокрадывалась к тебе!..
Яркая краска выступила на щеках Алкаменеса.
— А ты!.. — вскричала он. — Кто прокрадывался к тебе? Или ты думаешь мы этого не замечали? Сам Фидий, наш учитель, прокрадывался по ночам в твою мастерскую, чтобы докончить произведение своего любимца…
Теперь пришла очередь Фидия покраснеть. Он бросил гневный взгляд на дерзкого ученика и хотел что-то возразить, но Перикл стал между ними и примирительным тоном сказал:
— Не ссорьтесь, вы оба говорите правду, к Алкаменесу прокрадывалась милезианка, в Агоракриту — Фидий, каждый должен учиться там, где может, и не завидовать другому.
— Я не стыжусь учиться у Фидия, — сказал Алкаменес, оправившийся первым из троих, — но всякий умный скульптор должен заимствовать у действительности все прекрасное.
Многие из присутствующих присоединились к мнению Алкаменеса и считали его счастливым, что он мог найти такую женщину, как эта милезианка, которая была к нему так снисходительна.
— Снисходительна, — сказал Алкаменес, — я не знаю, что вы хотите этим сказать, снисходительность этой женщины имеет границы. Спросите об этом нашего друга, Задумчивого.
Говоря таким образом, Алкаменес указал на юношу, которого раньше Перикл с Фидием встретили на дороге из Пирея и который в эту минуту входил во двор.
При этих словах, все присутствующие поглядели на Задумчивого и улыбнулись, так как не находили ни в его наружности, ни в манерах, ничего такого, что могло бы сделать его достойным прекрасной женщины. У него был плоский, приплюснутый нос, и вся наружность не представляла ничего привлекательного, хотя его улыбка была довольно приятна, несмотря на толстые губы. Когда в глазах его не было задумчивости, то взгляд их был ясен и внушал доверие.
— Однако, мы отвлекаемся от нашего предмета, — заметил Фидий, Алкаменес и Агоракрит все еще ожидают нашего приговора, а в настоящее время мы кажется сошлись только в том, что Агоракрит создал богиню, а Алкаменес — прекрасную женщину.
— Ну, — сказал Перикл, — мне положительно кажется, что не только наш Алкаменес, но и Агоракрит, как ни кажется его произведение более божественным, одинаково раздражали бы бессмертных, если бы они глядели на их произведения взглядом Фидия, так как божественные изображения обоих одинаково имеют в себе много земного. В сущности все вы, скульпторы, одинаковы в том отношении, что, предполагая создавать образы богов, в которых мы думаем видеть одно божественное, в сущности создаете эти божественные образы только в виде идеальных человеческих образов. Но мне кажется, что в этом случае нам следовало бы обратиться ко второму ученику прелестной милезианки, вашему Задумчивому, который также должен вынести свой приговор.
— Как ты думаешь, — вскричал Алкаменес обращаясь к Задумчивому, достойна ли человеческая природа представлять божественные создания?
— Гомер и Гесиод, а также и другие поэты, — сказал Задумчивый, называли небо и землю божественными, поэтому мне было бы удивительно, если бы люди со своими мускулами, кровью и жилами не могли бы быть божественными. Пиндар, как мне кажется, заходит в этом случае еще дальше. Кроме того, я помню, что мудрый Анаксагор говорит, что все живое и живущее божественно, но если вы не желаете слушать этих стариков, то спросите прекрасную милезианку.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
