Вик Бовэ - Сказ о жизни Сергия

Пётр, которому исполнилось двенадцать годов, разрывался между старшим братом и отцом. Любо ему было бегать по крепостным стенам, стоять на вершинах сторожевых башен, пугая мать свою Марию. А пуще того, любил он ездить с отцом по дальним селищам их нового надела и внимать наставлениям Кириллы Афанасьевича. Рассказывал отец младшему сыну, как выгоднее обрабатывать и засевать пашню.

– Рожь любит много влаги, а потому сей её под зиму, быть тогда зерну налиту, тяжелу и урожаю богату, – говорил Кирилла Афанасьевич, проезжая мимо ржаного поля.

Пётр выспрашивал и про пшеницу.

– На кой её сеять, ежели зерна от неё много меньше ржаного? Может статься, надобно и её, как рожь, по осени сеять?

– Пшеница холодов боится, а потому может зимних месяцев не пережить. Вот посему и следует зерно пшеничное в нагретую землю по весне бросать. Хоть урожай не так богат, как со ржи, но зато калач белый из неё выходит. Каждый год поле пшеничное след менять с полем ржаным, и к тому же надо иметь ещё одно про запас, ничем не засеянное для отдыха. Вот тогда на доброй земле и при таком рачительстве смерд, холоп, мир селища всегда с зерном будет, а значит и оброк исправно выдаст.

Пётр слова отцовские в самое сердце брал, а потому уже сейчас было видно, что из него добрый и заботливый хозяин вырастет.

По-прежнему огорчал родителей средний сын – Варфоломей. Шёл ему четырнадцатый год, а всё не могли понять отец с матерью, куда же сердце его клонится. На крепость его не влекло. Хоть ратной науке выучился – и на коне ездил, из лука стрелял, копье метал и саблей при случае мог отбиться, но видел боярин, что всё это от сильного принуждения, а не от души. Когда речь заходила о возведении хором, изб с печами или про труды на пашне, интерес Варфоломей выказывал, но без жилки хозяйской и личной выгоды. Проглядывалось в нём нехитрое любопытство, которое сводилось к познанию трудов созидательных и к постижению внутреннего движения природных сил у всяк твари сущей. Того уровня умения читать и писать, какими владел Стефан или даже Пётр, достичь Варфоломею так и не удалось. Бывало, уже и не один раз, даст ему мать псалтырь, так средний сын едва бредет по нему, а на первотрудном попавшемся слове споткнётся и вовсе остановится. Не только матери с отцом было заметно, но и всем домочадца, что тяготиться Варфоломей своими близкими. Довольно часто уходил отрок из дому. Бродил Варфоломей в окрестностях городища, уходил к реке, подолгу сидел на берегу, глядя в прозрачную речную глубь. Не один раз забирался на вершину горы, где ещё оставалась не сведенной вековая дубрава, и стоял часами, напряженно оборотив лицо своё в сторону южную, словно оттуда весть должен был какую увидеть и услышать. В той стороне, в какую подолгу глядел Варфоломей, находилось Дмитровское селище.

Большим то поселение назвать было нельзя, так как жило там всего около сорока смердов, управляемых старостой Ессеем. Стояло оно, как и Александровское городище, рядом с Вёрдой. Когда боярин Кирилла Афанасьевич осматривал тамошние пашни и угодья, то одно обстоятельство показалось ему весьма странным: почему избы, числом пять, находились на низком затопляемом берегу, а не на высоком, у подножья Дмитровой горы? Спросил тогда у старосты, но тот лишь плечами жал, смущённо покрякивал, да говорил что-то невнятное, сбивчиво ответствовал про запрет далёких предков.

Подумалось тогда Кириллу Афанасьевичу, что мировой старшина опился пива хмельного, а потому так путано слова выговаривает. В тот раз недолго пребывал воевода в Дмитровских починках, которые по чьему-то недогляду прозвали селищем. Когда же уезжал, то очень жалел, что раньше про Дмитровскую гору ничего не ведал. Виделась ему на этом высоком месте крепость грознее, чем выходила у Красного городка, а потому думалось о новом возведении. До Дмитровского селища было десять верст и там тоже не мешало бы иметь надежный кремник, как оберег для окрестных смердов и ещё одно надёжное прикрытие пронской стороны.

Об этом воевода сказывал князю Александру Михайловичу. Да ещё порассказал о лесном отшельнике Демьяне, который чудным искусством владеет и, окромя посуды дивной, производит глиняные кирпичи невероятной прочности, которые для постройки крепости лучше дубовых бревен сгодиться могут. Показывал Кирилла Афанасьевич пронскому князю того потешного медведя, какого старый Демьян передал в дар для Стефановой женки. В отличие от зверя, что сидел на воротах домовой пристройке у Демьяна, этот косолапый мордой был совсем не злобной и веселой; с широко разинутой улыбчивой пастью сидел медведь и на гуслях играл. Потом показывал кирпичи. Теперь уже засомневавшийся пронский князь их твердость пробовал. Бил, как и в своё время Кирилл Афанасьевич лупил, со всего размаха и сил не жалея. Испытанием остался доволен.

Воевода и о своих подсчётах доложил. Не один день высчитывал Кирилла Афанасьевич, сколько кирпича понадобиться, ежели делать его охватом локоть на локоть. Князь Александр Михайлович, подивившись деловитости боярина, препятствий чинить, не стал и даже сулил изыскать кое-каких денег.

– Уменья тебе не занимать. Возводи, воевода, ещё крепость, но до времени разговора боле ни с кем об том не веди. Коли проведает о сем Иван Коротопол взбелениться пуще прежнего, и к великому владимирскому и московскому князю с жалобой упадёт, – сказал он.

Вот почему, когда возведение крепости и городища Ломихвост близилось к своему окончанию, больше думал Кирилла Афанасьевич о Дмитровской горе и о новой постройке, но в мысли свои никого не посвящал. Даже жене сказал, что собирается в Дмитровское лишь по делам хозяйственным, а потому и сыну Стефану отказал в поездке.

Однако, когда Варфоломей прознал, что отец с десятником Иваном Чириковым собирается вновь в селище около высокой горы, то стал страстно просить взять его с собой. Так как до сих пор средний сын не высказывал никаких желаний, то такая горячность удивила мать, а отца даже порадовала.

В хмурое осеннее утро, когда светать начинает так поздно, что успевают заболеть бока от пустого лежания, выехали из новой крепости. Ломихвост, который особенно старательно принялись обживать с наступлением сильных ночных холодов, нуждался в работниках, а потому лишних людей брать с собой не стали. Так как путь до селища было не далеким, то решились ехать втроем. К тому же, верный помощник воеводы десятник Иван Чириков доносил, что татар поблизости невидно.

Десять вёрст, которые требовалось преодолеть, ушли под копыта коней незамеченными и всё благодаря Вислому. Пожилой воин говорил всю дорогу безостановочно, а так как вещал он складно и лучше любого сказителя, то слушать его было в удовольствие и Кириллу Афанасьевичу и Варфоломею.