Андрей Лютых - Крепь

– В какой же стороне той Амир показывал Раков? Жаль, что поснул, он же, хитрый татарин, дорогу чует, будто кошка! – продолжал разговаривать то ли с собакой, то ли сам с собой Тарас. – Кажись, туда. Главное, на гостинец не выходить, проселками. Ты, рыжий, давай, гони за мной волов.

Обоз, непонятно кем управляемый, будто летучий голландец, нащупав парусами слабый ветер, тронулся с места. Солнце садилось по правому борту подвод, следовательно, направление было выбрано верно: туда, куда завещал Амир.

Однако уехал этот несущий кому-то много-много радости и спотыкающийся на каждом шагу караван недалеко – саженей на пятьсот. Он остановился, когда навстречу ему выехали и окружили со всех сторон всадники числом даже превосходившие поголовье волов, бывших под началом у Тараса. Впрочем, количество кавалеристов в окосевших и часто заморгавших с полудремы глазах Тараса могло выглядеть и преувеличенным. Но то, что это не те всадники, которых они с Амиром видели утром, он сумел определить. Те, утрешние, были в зеленом, в меховых шапках с красными шлыками, а эти – в темно-синем, в шапках с верхом четырьмя углами, и у каждого была длинная пика, упиравшаяся в стремя. Один уже воспользовался своей, чтобы подцепить холст, прикрывающий бочки, и посмотреть, что под ним. И еще на шапках у этих были орлы, а сколько у тех орлов голов, Тарасу различить было уже трудно, но сразу показалось, что две. Или даже три. Таким образом, он не сомневался, что перед ним русские, которые вспомнили про свой богатый обоз и отправили его искать целый отряд. Тарасу, конечно, было невдомек, что в уже упомянутую легкую бригаду Пажоля (которой предстояло через два дня первой вступить в Минск) входили два полка: второй французский конноегерский и девятый польский уланский, их униформа, разумеется, была разной.

Тарас, конечно, мог бы попытаться незаметно улизнуть – густой кустарник был всего в полуметре от подводы, в которой он сидел – но как же Амир? Спит мертвецким сном, да еще с этой своей дурацкой саблей. Не бросать же друга расхлебывать кашу, которую заварили вместе! И Тарас решил призвать на помощь свою смекалку, хоть в ту минуту это было уже очень нелегко. Он решил, что лучше все объяснить, не дожидаясь вопросов.

– Дай вам Бог здоровьечка! – обрадованно заговорил он, стараясь, чтобы язык не слишком заплетался. – Насилу вас, хлопцы, дождался, все думал, куда же вы подевались? Все ваше, как есть, целехонько, все для вас сберегли, сховали тут… Кабы не мы с другом, глядишь, жиды все бы к утру растащили… Только уж вы извольте мне квитанцию выдать, все чин по чину…

– Кто ты есть? – спросил его красивый молодой суб-лейтенант с тонкими закрученными усами. Отвечать правду в этой ситуации казалось Тарасу неразумным. Смекалка подсказала ему, что нужно врать, заодно объясняя, почему Амир при оружии.

– Шляхтичи мы, – ответил он, неловко подбоченившись, и вспоминая фамилии соседей пана Константина, но вспомнил только одну, вторую пришлось придумать. – Богуш и Мурзаковский. Все разбежались, а мы, вот, что могли, схоронили, вам передать. Одно ведро только разлилось, рыжий собака виноват…

– Маешь документ? – продолжал допрос красавчик.

– А як же ж? – ответил Тарас, важно надув губы, и действительно извлек из-под свитки бумагу с гербовой печатью, ту, что выписали ему в Вильно.

– Что он говорит? – спросил у молодого офицера другой, постарше, который перед этим, сделав довольно широкий круг, объехал вокруг обоза, чтобы убедиться, что волы и бочки не приманка и рядом нет засады. Девятый уланский уже побывал в этой войне в деле – именно он под Ошмянами сразился с авангардом Дохтурова, изрядно пострадав, и это быстро привило привычку во всех случаях к службе относиться серьезно.

– Он говорит, что это русский обоз, и что они с товарищем спрятали его в лесу, чтобы передать нам, потому что они польские шляхтичи, пан лейтенант, – ответил молодой, бросив короткий взгляд на документы, которые взял у Тараса.

– Патриот? – сказал тот, кого назвали лейтенантом, взглянув на Тараса уже без всякого недоверия.

– Не, пан офицер, в бочках горелка, – припоминая, что когда-то он, кажется, пробовал вино с таким названием, что сказал офицер, ответил Тарас. – Добрая, казенная. Мы с паном Мурзаковским проверили… Не отдавать же добрым хлопцам всякую дрянь!

– Кажется, он изрядно пьян, – усмехнувшись, сказал лейтенант.

– Видимо, выпили для храбрости, и чуть-чуть не рассчитали. Дело-то лихое – увести из-под носа у москалей целый обоз! Молодцы литвины!

Оба офицера расхохотались, сделав в знак признания заслуг пана Богуша «под козырек», и тут же отрядили часть улан, чтобы те отконвоировали обоз в расположение бригады.

– Он просил квитанцию, – вспомнил суб-лейтенант.

– У тебя есть чернила, перо, бумага? Дай ему лучше московских денег. И запомни их фамилии, у нас сегодня получится хороший рапорт!

Тарас сказал, что дальше ехать с обозом не может, что им с товарищем нужно домой в Несвиж. Военные не возражали, сдавших имущество «шляхтичей» отпускали на все четыре стороны, но возникли трудности с Амиром. Тот никак не хотел просыпаться. Впрочем, и сам Тарас как-то отяжелел.

Как в итоге разрешилась эта беда, он узнал только утром, проснувшись, разбуженный противным вороньим карканьем, в распряженной телеге на обочине проселочной дороги, где он спал рядом с Амиром, укрытый грубым армейским холстом. Голова раскалывалась, и мутило так, что если бы сейчас Тарас опять увидел тридцать бочек с водкой, его бы, наверное, вывернуло наизнанку. Но от всего обоза осталась только одна пустая подвода да ведро, на дно которого Тарас не решался посмотреть. И еще рыжий пес верно охранял их сон, несмотря на то, что накануне Тарас так не по-товарищески пытался свалить на него вину за недостачу проклятой горелки. Слава богу, их с Амиром собственные кони стояли рядом, мирно пощипывая траву. Тарас торопливо подошел к своему, отвязал притороченную к седлу вместительную баклагу с кленовым соком, не портившимся, потому что в него были добавлены кислые ягоды поречки и проросший овес, стал жадно пить. Как они с Амиром нашли обоз, он еще помнил. Все остальное – очень смутно. Следующее, что полагалось сделать похмельным утром, после того, как утолил нестерпимую жажду, это проверить, все ли на месте. Раскрыв свою подозрительно пухлую торбу, Тарас обалдел, даже головная боль притупилась – так много в ней было денег – десятирублевых российских ассигнаций!

– Так что же это мы, не четверть цены, а целую в Ракове сторговали? – пихая Амира локтем в бок, пробормотал он, после того, как, несколько раз сбившись, насчитал триста шестьдесят рублей или около того. Однако, пошарив у себя за пазухой и не найдя там никаких бумаг, Тарас, начиная что-то смутно вспоминать, понял, что ни в каком Ракове они не были. Ведь вчера ему уже приходилось лезть под свитку, нужно было показать офицеру документ. Ладно бы пропал только тот дорожный паспорт…