Светлана Бестужева-Лада - Премудрая царица. Историческая фантастика

– Сегодня же накажу послать в Вену нарочного. У них-то наверняка есть, с французами давно торгуют. Чаю, венский цесарь мне не откажет.

– Пошли, государь. Ты уж не серчай, что мне такая блажь пришла. Вот захотелось – спасу нет, во сне вижу.

Царь долго вглядывался мне в лицо, потом изрек:

– То примета добрая: либо понесла уже, сама того не ведая, либо понесешь вскорости. Будут тебе ягоды заморские, Марьюшка. Потерпи немного. Найду, чем сладеньким тебя сегодня побаловать.

Царь поднялся с кресла и я уловила легкую судорогу боли, пробежавшую по его лицу. Спина-то, небось, болит, а у него амуры в голове порхают. Что ж, совместим приятное с полезным.

Супруг благопристойно поцеловал меня в лоб и отправился по своим делам. А я хлопнула в ладоши:

– Эй, кто там есть!

Тут же вбежали две прислужницы.

– Чего изволишь, царица-матушка.

– Баню мне приготовьте, да не простую, а с разными ароматами. Сегодня вечером государь приказал мне к нему в опочивальню явиться. Нужно, чтобы я, как роза благоуханная была.

– Сей момент все исполним.

Девицы умчались, а вместо них явилась Агафья.

– Что это ты удумала, Марьюшка? Тебе еще отдыхать надо.

– С царем не поспоришь, Агаша. Да и в благостном расположении он нынече.

– Так-то оно так…

– Да у меня уже все прошло

– Ну, смотри сама. Потом не жалуйся.

– Не буду, – весело пообещала я.

Потом… потом был рай земной. Девки расплели мне косу, вымыли волосы в трех водах (две я не запомнила, а третья была розовая). Замотали голову чалмой из полотенца и принялись распаривать меня в травяных душистых настоях, точнее, в их пене. Потом окатили росной прохладной водицей и повели в светелку – сушить да расчесывать волосы, а после из короной в три обхвата на голове укладывать.

К великому огорчению Агафьи, краситься я отказалась наотрез. Ни белиться, ни румяниться, ни брови углем подводить, ни ресницы чернить. И так хороша. Но набившиеся в светелку ближние боярыни моего мнения не разделяли.

– Что же ты, государыня, к царю как девка худая пойдешь?

– Не как девка, – огрызнулась я, – а как жена послушная.

– Ну хоть щечки-то нарумянь.

– И так хороша!

Как выглядели женщины того времени, я знала еще до того, как в него попала… Превращаться в одну из окружающих меня боярынь я не собиралась. У них косметика из средства украшения стала средством устрашения. Белая маска из свинцовых белил, алые пятна на щеках, будто кто кистью провел, углем нарисованные брови… Нет, спасибо.

При этом, разумеется, мало кто связывал частые недомогания и раннюю смерть московских красавиц с «невинными» свинцовыми белилами. Температура, боль в животе, не проходящая по две-три недели, тошнота и бессонница объяснялись либо несвежей пищей, либо сглазом, порчей от недобрых людей. А на самом деле это была «свинцовая колика» от накопившегося в организме металла. Помочь им уже никто не мог.

Осуждение просто выплескивалось из глаз окружающих женщин, но слово молвить поперек никто не смел. Царица ведь! И матушка родная далеко, да и ее, поди, на послушает.

Но ведь государь зовет ее в свою опочивальню, и словечка не вымолвил, чтобы прихорошилась. Тут уж всем смириться приходится: перечить царю – себе дороже.

Зато нарядили меня так, что я вздохнуть не могла. Поверх нарядной рубашки еще и выходное платье, расшитое золотом и самоцветами. Весило это чудо не меньше пуда и удобно в нем было, как в каменном мешке. Но тут уж пришлось прикусить язык мне: не оборванкой же перед светлые государевы очи являться. Другие вон тоже на себя по десятку килограмм парчи, бархата и самоцветов носят – и ничего. Придется и мне потерпеть.

– Платье до времени уберите, – распорядилась я. – Мы с царевной Ириной к исповеди скоро пойдем. Негоже в церковь в таком виде являться.

Слава Богу, на какое-то время меня освободили от этих доспехов и заменили из простым бархатным платьем черного бархата. На голову приладили такую же шапочку с покрывалом: при желании в него можно было закутаться с головой. И отпустили с миром замаливать земные грехи перед тем, пока я еще не натворила новых.

Узкими коридорами и бесконечными лесенками я в сопровождении Агафьи добралась до дворцовой церкви. Перешагнула порог – и временно ослепла от яркого света сотен свечей. Когда я вообще последний раз была в церкви? Не помню…

Ирина уже ждала меня, одетая так же просто, с покрытой головой. И в тот же момент из боковой церкви вышел священник – высокий, дородный мужчина в просто черной рясе и с большим крестом на груди.

– Ты иди первая, – шепотом сказала Ирина. – Я пока помолюсь.

Я шагнула вперед и по какому-то наитию опустилась на колени перед батюшкой. Господи, я же вообще ни разу в жизни не исповедовалась!

– Слушаю тебя, дочь моя. Чего ты хочешь?

– Исповедаться хочу, святой отец.

– На заутрене сегодня была ли?

– Была.

– Тогда слушаю тебя. Какие грехи исповедать хочешь?

– Гордыню, батюшка. Загордилась перед невестками своими, посчитала их ниже меня по происхождению.

– Сожалеешь ли об этом?

– Сожалею. Все мы – дети господа.

– Отпускаю тебе грех сей малой епитимией: трижды в день читать «Отче наш». Еще в чем грешна?

У меня в голове не было ни единой мысли.

– Супружеский долг свой добросовестно ли и с любовью исполняешь?

– Да, батюшка.

– О других мужчинах, помимо супруга, мечтала ли?

– После свадьбы – никогда.

– Грешишь ли чревоугодием и винопитием?

– Грешна чревоугодием: хочется иной раз яств заморских.

– Отпускаю тебе грех сей: почаще молись богу, чтобы он помог тебе тать равнодушной к земным соблазнам. Греховные мысли и соблазны разные испытываешь ли?

– Нет, батюшка. Только молюсь, да о здоровье супруга тревожусь.

Священник накрыл мне голову куском материи и забормотал что-то не очень разборчивое. Надо полагать, отпускал мне мои прегрешения.

– Ступай дочь моя с миром, и не греши. Отпускаю тебе все твои прежние прегрешения, вольные и невольные.

Я поцеловала священнику руку и поднялась с колен. Вот и все. Оказывается, это гораздо проще, чем вылечить застарелый радикулит.

– Все хорошо? – с тихой улыбкой шепотом спросила меня Ирина. – Покаялась?

– И покаялась, и отпустили мне все грехи. Иди ты теперь.

– Подожди меня. Нужно про лекарства поговорить.

Я кивнула головой и принялась рассматривать богатый иконостас. Неожиданно для себя почувствовала какое-то странное умиротворение на душе, словно ее и правда очистили. И легкая тревога перед тем, что ожидало меня вечером, отступила. Воистину, Бог милостив.

– А вот и я, – услышала я голос Ирины. – Хочешь, пойдем ко мне, Кое-какие лекарства я уже достала.

Светлица Ирины была далеко не такой роскошной, как моя. Простое покрывало на кровати, простая мебель. Словно и не царевна тут жила. И множество образов на стене – почти как в церкви.