Светлана Бестужева-Лада - Премудрая царица. Историческая фантастика

– Прости, государь, не гневайся, – пролепетала я и непроизвольно заплакала.

Лицо царя смягчилось.

– Ну будет сырость-то разводить. Шучу я. От шишки на голове еще никто не помирал.

Я рискнула снять тряпку со лба и ощупала голову. Действительно, небольшая шишка над левым ухом имелась. Этим точно местом я и приложилась, когда в ординаторской грохнулась. Но Иван Грозный в качестве законного мужа – это уже перебор.

Или, как сказал бы мой взаправдашний супруг Николай Павлович, грамотно замотивированная галлюцинация. Только было у меня грустное подозрение, что галлюцинация тут совершенно не при чем.

– Я скоро поправлюсь, государь, – голосом первой ученицы сообщила я. – Завтра уже на ногах буду.

Тут в комнату бочком протиснулся еще один персонаж: мужчина в черном, явно не русский, если судить по внешности. Надо полагать, их знаменитый долгожданный лекарь. Увидев царя, он заметно побледнел и повалился на колени. Чего испугался – непонятно.

– Встань, – почти ласково сказал царь, – очнулась супруга моя богоданная. Теперь и снадобья твои, пожалуй, ни к чему будут.

– Как повелите, государь, – с сильным акцентом отозвался врач.

– Прикажи, государь, пусть свинцовую примочку к ушибу приложат, – не сдержалась я. – Быстрее пройдет.

– С каких это пор ты в медицине сведуешь, Марьюшка? – усмехнулся царь.

– Так ведь маменька братцам моим всегда к шишкам такие примочки прикладывала, – выкрутилась я. – Они непоседы были и драчливы зело…

Ого! Я уже начинаю переходить на здешний диалект.

– Ну, чего медлишь? – пристукнул посохом царь. – Выполняй царицыно повеление. А что за снадобье ты принес?

– Повязку целебную. Смесь спиритуса и цитрона сока.

Умник! Кожу сожжет только так. Эти средства, по-моему, в каменном веке применялись.

– Прикажи, государь, унести. Сам, небось, ведаешь: не люблю я запаха винного.

– Ведаю, ведаю… Неси обратно свои примочки, лекарь, да приготовь свинцовую, как царица повелела.

– Слушаюсь, государь, – пискнул лекарь и быстренько шмыгнул из комнаты.

– А ежели тебе, Марьюшка, каких-нибудь яств диковинных или заморских захочется – только скажи. Из-под земли достанем.

Рука царя лежала на моей постели и мне было нетрудно повернуть голову и припасть к царской длани благодарственным поцелуем.

– Балуешь ты меня, государь, – прошептала я. – Мечта у меня одна-единственная…

– Говори.

– Сыночка хочу тебе родить. По три раза в день перед иконами вымаливаю…

Упс… Откуда я знаю, что моя предшественница в этом теле по три раза на день делает? Но, похоже, случайно угадала.

– Ведомо мне сие. Ну, отдыхай, набирайся сил. А как наберешься, приходи в мою опочивальню.

Меня непроизвольно бросило в жар. Доболталась.

– Ах ты, скромница моя, – по-своему оценил мое смущение царь. – Люба ты мне Марьюшка, и за это. Бог даст, пошлет ребеночка. Елена-то вон зачреватела. Да ты и сама знаешь.

Елена? Какая еще Елена? Как принято говорить в таких случаях в оставленном мню времени, «никогда еще Штирлиц не был так близко к провалу».

– Бог милостив, – только и могла произнести я.

Ничего другого мне просто не приходило в голову.

– Твоя правда, Марьюшка. И мне супругу послал любезную сердцу, и невестками утешил. У Ирины, Бог даст, тоже скоро детки пойдут. Только бы Федча не хворал…

У меня точно молния перед глазами сверкнула. Федча – это же Федор, младший сын Ивана Васильевича, муж Ирины, в девичестве Годуновой. А Елена – ну, конечно же! – супруга старшего сына, Ивана. Какое счастье, что Николай Павлович увлекся жизнью Ивана Грозного. Я же помню: после моей свадьбы на другой день две сыграли. То есть помню, что читала об этом. Пиршество, небось, знатное было – три царских свадьбы подряд.

– Сейчас-то он во здравии? – осведомилась я. – А Иван как?

– А что Иван? Как сходил из Можайска в литовские земли, да разорил несколько малых городов, так без всякой чести в Смоленск и вернулся. Али запамятовала?

– Запамятовала, государь, прости дуру грешную.

– Да не бабьего это ума – дела ратные. Теперь вот доносят мне, что король Стефан Баторий с почти 100-тысячным войском собирается на Псков. Думаю, Ваньку туда послать, пусть командует тамошним гарнизоном. Как только Ленка опростается, так и поедет.

– Мудро, государь.

– Да что это я с тобой о делах государственных рассуждать вздумал? Ты и так голову зашибла, почитай, совсем ничего не соображаешь.

– Прости, государь. Только мне отрадно голос твой слышать. А о чем вещать – твоя воля.

У-фф, кажется, проскочили. Тут ведь всех женщин считают идиотками по определению, а уж в делах государственных… даже думать смешно, что с бабой можно о ратных делах рассуждать.

Царь погладил меня по голове и поднялся.

– Поправляйся, Марьюшка. А как поправишься – на богомолье отправимся, с Сергиев Посад. Помолимся о ниспослании нам чада.

– На все твоя воля государь.

Богомолье – это, конечно, хорошо, только я ни единой молитвы не знаю. Нужно срочно выздоравливать и по-умному внедряться в окружающую среду. Иначе объявят ведьмой и сожгут на костре. У них с этим просто, читала, знаю. В лучшем случае в монастырь законопатят. А оно мне надо?

Как только за царем затворилась дверь, возле меня опять возникла женщина в черном. Пожилая, лицо доброе, но встревоженная. Что ж, или пан – или пропал.

– Ты кто? – негромко спросила я.

Женщина всплеснула руками и охнула:

– Батюшки-светы, няньку свою Агафью не признала!

– Я и государя не признала, – слабо улыбнулась я. – Видать, память совсем отшибло. Ничего не помню, точно только что родилась.

Агафья схватилась за виски?

– Так что же теперь делать, Марьюшка?! Надобно лекарю…

– А вот этого совсем не надобно, – уже тверже сказала я. – Прознают, что царица память потеряла – враз в монастырь отправят. Ты лучше мне сама помоги.

– Да как же?

– Будь все время при мне, подсказывай, кто есть кто. А там, глядишь, и память вернется.

– Слава Богу, государь ничего не заподозрил, – чуть слышно прошептала Агафья. – А то не сносить бы нам головушек-то.

– Вот и я про то же. Какое ныне число на дворе, ведаешь?

– Первое ноября 7088 года.

Очень ценная информация. И как я с такими цифрами оперировать буду?

– А свадьба у меня когда была?

Агафья, похоже, расслабилась и перестала удивляться.

– А двух месяцев еще не прошло, касатушка. И все было ладно, да лепо: государь-батюшка тебя возлюбил и подарками задаривал. Один такой подарил… прости Господи, грех и срам.

Комплект эротического белья, что ли?

– Это что же за подарок?

– Да вон, велел на стенку повесить. Мы его пологом закинули, а то не приведи Господи кому ведомо станет.

На стене напротив постели действительно висело что-то размером с художественный альбом, завешенное темно-красным бархатом.