Раушан Илиясова - Багровые степи. Повесть

На недовольное замечание мужа она отвечала: «В жизни невозможно предугадать три вещи: с кем будет заключен супружеский союз, пол будущего ребенка и дату смерти. Неизвестно, в какую семью попадет мой птенчик. Поэтому, позвольте мне растить ее в радостях и довольстве». Теперь Тарбие исполнилось шестнадцать, и недавно, Торгын завела речь об ее сватовстве. «Это должен быть достойный род, – неторопливо говорила она, подавая ему пиалу с горячим чаем. – Я думаю, мы могли бы породниться с аулом Есназара. Разве могут они соперничать с нами по количеству поголовья скота или такими обширными пастбищами? Для них, наша Тарбияжан, со своим приданым, станет словно принцесса – они будут пылинки сдувать с нее. Моя девочка родилась только для такой жизни!». «Ох, женщины! – подумал старик, переворачиваясь на другой бок. – Снег летом повалит, а они будут думать только о своем». Одновременно, до слуха донесся кашель младшего сына Кунасыла, спящего в противоположной части юрты. Невольно, из памяти, всплыли слова покойного отца: «Знающий победит тысячи, а сильный – только одного!». Поэтому, когда сыновья подросли, их обучение даже не обсуждалось. «Аке 2 2 Аке (каз. әке) – отец. , – мысленно обратился старик к покойному отцу, – мы выполнили Ваше поручение – все Ваши внуки были отправлены учиться в медресе. Вот только закончить обучение не удалось». Четверо сыновей старшего брата Абата получали образование в Туркестане; его трое сыновей учились в Оренбурге. Несмотря на то, что у младшего брата Картпагамбета не было наследников, отец, незадолго до своей трагической гибели, и с него взял обещание, что он выдаст замуж своих дочерей, исключительно, за образованных сынов кочевой знати. Теперь, происходящие перемены могут изменить обстоятельства не в лучшую сторону. Месяц назад, весточку прислал Изимбет, сын Токтасына – брата отца. Изимбет передавал о своей откочевке, вместе с некоторыми влиятельными людьми, в сторону иранских земель и предлагал присоединиться к нему. «Я родился и вырос в урочище Мендикуль, – подумал старик, сверкнув глазами. – Здесь земля моих истинных предков. Здесь я похоронил отца. Здесь мои сыновья похоронят меня. В народе говорят: „В своем ауле и собака хвост трубой держит“. Кто меня ждет на чужбине?». От этих мыслей больно кольнуло в сердце, и взгляд снова наткнулся на открытый тундюк. Оказывается, за беспокойными думами, он не заметил, как небо стало светлеть. «Скоро время фаджр намаза», – подумал он и, намереваясь совершить утреннюю молитву, стал подниматься с теплой постели. Взяв с собой кувшин для омовения, вышел на улицу и направился к любимой сопке.

Через время, проведя теплыми ладонями по лицу, старик поднялся с колен, выпрямился и обернулся в сторону аульной стоянки. Селение спало тихим безмятежным сном, периодически нарушаемым лаем шныряющих собак. Около ста дворов находились рядом с ним изо дня в день; кочуя из года в год, выполняя любые его указания и приказы. Его острый, с прищуром, взгляд, казалось, видел собеседника насквозь; а тихий голос, невольно, наводил на окружающих внутренний трепет. Несмотря на свой небольшой рост и худощавое телосложение, он был жестким и принципиальным человеком, сумевшим, железной рукой, навести четкий порядок вокруг себя. Таким его учил быть отец. Таким был его отец. «Чтобы бы сделал отец на моем месте?» – подумал старик, подходя к своей юрте. Неслышно войдя в жилище, почувствовал, как передернулось его тело: но не от утренней прохлады и не от бессонницы, а от приступа бессильной ярости. Поежившись, сильнее запахнул полы своего длинного шелкового халата. «Если это дойдет до нас? – нервно подумал он. – Как поступить? Драться? Упорствовать? Отстаивать? Но это может навредить сыновьям. Я уже свое пожил, а у них все впереди». Почувствовав, как повлажнели глаза, он, рукавом халата, резко вытер их. Будучи очень сдержанным человеком, на этот раз, почувствовал, что выдержка изменяет ему. Он всегда жил и продолжал жить, следуя многовековым степным традициям своих предков, четко разделяя грани между социальными группами и слоями. Он не представлял и даже не мог представить себе иной уклад жизни. Но, вспоминая общепринятые моральные ценности минувших дней, понимал, что с приходом, переполошивших степь, новостей, эти ценности бесследно исчезают. «Как быть? – снова болью в висках отдалась мучившая мысль. – Как поступить?». В памяти вновь вплыли те счастливые дни, когда будущее представлялось беспечным, играя всеми цветами радуги.

В тот год Лошади, весна выдалась небывало щедрой на дожди. Порой, ливень мог затянуть на несколько суток, превращая все пространство вокруг себя в грязевое месиво. Временами, к дождю присоединялся промозглый ветер, пробираясь прямо до костей и не давая возможности согреться. Особенно страдали чабаны: верхом на лошадях, в сопровождении сторожевых собак, заменяя друг друга и, практически, не слезая с коней, они управляли бесчисленными отарами овец, упрямо следующих по направлению ветра. Впереди маячили силуэты табунщиков, перегоняющих немалые стада лошадей и верблюдов. Крепкие копыта прокладывали дорогу тем, кто ехал позади.

Огромная вереница из людей, подвод и скота, неторопливо перемещалась вдоль берега реки Иргиз. Это был караван Курмана – одного из самых знатных и влиятельных людей рода Торткара-Аккииз 3 3 В данном случае, речь идет о принадлежности к конкретному роду. Казахский род (каз. қазақ рулары) – термин, обозначающий принадлежность к определенной группе, так называемому роду (по данным «Википедиа»). , кочующего между пустынными землями Каракума и живописными местами Бокеткуля. Курман входил в состав суда биев своего округа и слыл образованнейшим человеком. Чувствуя свое призвание в обучении сородичей, он терпеливо учил детей грамоте, привозимых к нему со всех близлежащих аулов. Поручив ведение хозяйства сыновьям, Курман построил небольшую мечеть в урочище Мендикуль, где, в свободное время, проводил занятия с детьми. За это, в округе, его прозвали «Курман бий» или «Имам Курман».

«Иншаллах, год Лошади принесет хороший приплод», – думал Курман, восседая на любимом белом бактриане и устремив зоркий взгляд вперед. Осторожно перебирая длинными ногами, любимец чинно вез своего седока, устроившегося на богато украшенном седле. Полы нарядного бархатного чапана 4 4 Чапан – верхняя одежда, которую мужчины носят поверх одежды, как правило, в течение холодных зимних месяцев (по данным Википедия). , развеваясь на ветру, похлопывали верблюда по поджарым бокам. Верблюд, принимая хлопки за определенную команду, начинал перебирать ногами быстрее. Натягивая сильными руками поводья, Курман, ласково поглаживая, успокаивал животное. Разменявший седьмой десяток, он, по-прежнему, прямо держался в седле, сумев сохранить горделивую осанку. Его веселый добродушный взгляд мог заставить составить о нем ошибочное мнение у незнакомых людей; и только когда губы Курмана растягивались в холодной улыбке, любой незнакомец понимал, – перед ним человек, обладающий железным характером и огромной внутренней силой. «Зимой удалось избежать крупного падежа скота, но не удалось справиться с проклятыми барымтачами 5 5 Барымта – захват скота у тюрских кочевых народов (по данным «Википедиа»). , – скрипнув от злости крепкими белыми зубами, он вгляделся в силуэты табунщиков. – Я знаю, чьих рук это дело. Но сейчас, – не подходящее время для мести».

Читать дальше