Александр Карпачев - Всегда живой

Встреча с ними показалась Марку добрым знаком.

– Ну, как вдохновение? – иронично спросил Авил, проявляющий искреннюю заинтересованность в трудах Марка.

– Нагуливаю, – ответил Марк.

– Ну-ну, ну-ну, – одобрил Авил, – почитать только потом дай, на бумаге виднее, может, что переврали, а то неудобно будет, если что не так, да и перед потомками стыдно.

– Обязательно, – успокоил Марк.

Пефоний, вероятно, будучи не в настроении, лишь пробурчал:

– Потомки-подонки, – и скрылся внутри палатки, за ним последовал и Авил.

Вернувшись к себе, Марк послушал ровное сопение своего заместителя, позавидовал, зажег светильник, достал чистый лист и начал писать.

«В летнем лагере в Паннонии размещались вместе три легиона, находившиеся под командованием Юния Блеза. Узнав о кончине Августа и о переходе власти к Тиберию, он в ознаменование траура освободил воинов от несения обычных обязанностей. Это привело к тому, что воины распустились, начали бунтовать. Был в лагере некий Перценний, в прошлом глава театральных клакеров, затем рядовой воин, бойкий на язык и умевший, благодаря своему театральному опыту, распалять сборища. Людей бесхитростных и любопытствовавших, какой после Августа будет военная служба, он исподволь разжигал в ночных разговорах или, когда день склонялся к закату, собирая вокруг себя, после того как все благоразумные расходились, неустойчивых и недовольных…»

Написав несколько предложений, центурион внезапно почувствовал сильную усталость. Ладно, завтра продолжу, решил он и отправился в постель…

Звук трубы, играющей подъем, вырвал Марка из сна. Он не сразу сообразил, что находится в своей палатке, в пограничном лагере недалеко от Оппидум Убиорум. Из-за ранения в голову, полученного во втором походе Германика, с ним иногда случалось что-то похожее на потерю сознания, происходило это чаще всего в момент пробуждения. Но в первое время практически каждое утро Марк терял связь с реальностью, зависал, словно кто-то на невидимом пульте нажимал на паузу, останавливая кино, и ему долго приходилось ждать, когда начнется воспроизведение, и гадать, с того ли места или же нет. Марка хотели даже комиссовать, но он научился успешно скрывать истинное состояние своего сознания, а может, ему просто везло, и никто не обращал внимания на то, что его реальность прерывалась. Вскоре частота приступов уменьшилась, да и подвернулась подходящая служба. Сейчас приступы случались совсем редко, а реальность далеко не отбегала, хотя ощущение потерянности во времени и пространстве его не оставляло.

Первым, кого увидел Марк, был Эрих – немец, перешедший к ним на службу три года назад, во время внутригерманских разборок. Эрих жил в городе и работал там под прикрытием.

Склонившись над столиком, Эрих что-то читал. Центурион не сразу понял, что это его вчерашняя запись, которую он, ложась спать, забыл убрать в сумку.

– А ну-ка отвали, нехрен читать чужое! – грозно крикнул Марк.

– Простите, мой господин, но вы же знаете, что я грамоте не обучен, я не читал, я только любовался на эти прекрасные буквы, выведенные вашей прекрасной рукой. – Изображая испуг и покорность, Эрих отпрянул от столика.

Марк усмехнулся удачной шутке. В палатке они были вдвоем. Заместитель Марка пошел за завтраком. Штабные офицеры в лагере еду себе не готовили, для них было сделано исключение, обычные центурионы, как и везде в армии, вместе с рядовыми самостоятельно заботились о том, чтобы из выдаваемого дневного довольствия приготовить нечто съедобное. Считалось, что совместная трапеза с подчиненными укрепляет боевой дух и единство армии.

– А ты сказал Луцию, чтобы он и на тебя взял? – спросил Марк Эриха.

– Ага, я его прямо в дверях застал, сейчас каши с бараниной притащит, перекусим, а то я что-то выехал не позавтракав.

Эрих Краузе был рода, имеющего отдаленное родство с королем маркоманов Марободом. Он несколько лет жил и учился в Риме. После окончания учебы Маробод приказал ему вернуться на родину. Эрих знал, что будет выполнять роль посла между Римом и Марободом. Но, приехав на родину, Эрих оказался в гуще междоусобицы.

Непримиримые римские противники херуски под предводительством Арминия, к которым примкнули отпавшие от Маробода семноны и лангобарды, решили окончательно выяснить отношения с маркоманами и свебами. Смешалось и личное: дядя Арминия, Ингвиомер, перешел на сторону Маробода. Но в решающем сражении войска Маробода и Ингвиомера были разбиты, царь маркоманов был вынужден обратиться за помощью к Риму, но Тиберий прислал в Иллирию только своего сына Друза и только лишь для того, чтобы наблюдать, чем все закончится. Войска бездействовали.

Маробод всю свою злость от бессилия срывал на ближайшем окружении. Досталось и Эриху, он впал в такую немилость, что каждый день ожидал ареста и казни. «Ну что, твои римляне сильно мне помогают!» – кричал на него Маробод. Ничего удивительного, что в такой атмосфере возник заговор. Ходили слухи, что это Друз помог организовать переворот при дворе Маробода и чуть ли не лично инструктировал Катуальда, в итоге захватившего власть. Царь, спасая свою жизнь, бежал к римлянам и был поселен в Равенне на положении почетного пленника. Последовавшему за ним Эриху удалось избежать этой участи. Он покинул низвергнутого царя и перебрался на Рейн, подальше от Маробота, в котором сильно разуверился и на которого был обижен.

С появлением Эриха начался новый этап в карьере центуриона. Немца ценили и берегли, но вначале не спускали глаз. Как раз одними из этих глаз, по приказу легата Аппия Красса, занимавшегося вопросами внешних сношений, а заодно и разведки, и стал центурион. Эрих оказался отличным переговорщиком и посредником в улаживании всевозможных конфликтов с обитателями противоположного берега.

Вскоре необходимость в жестком присмотре за немцем отпала, он сумел доказать свою лояльность, разруливая, казалось бы, безвыходные ситуации, и руководство решило использовать его в контрразведке. Марк, успевший выучить немецкий и обзаведшийся массой связей в городе, стал его начальником. В круг обязанностей Марка входило поддержание агентурной сети на том и на этом берегу, выявление диверсионных и разведывательных немецких групп. Должность центуриона теперь была лишь вывеской, об истиной его работе знал только командующий армией, легат, его заместитель и Эрих.

Приехать в лагерь в такую рань Эриха заставила одна неприятность.

У них пропал информатор. Точнее, не у них, а у Эриха, Марк его даже в лицо не знал. Информатора звали Ральф, и на сотрудничество он согласился с одним условием – никаких контактов с римлянами.

Агент был новый и ничем не примечательный: сдал трех германцев, воевавших вместе с Арминием и осевших здесь после прошлой кампании, помог выявить одного шпиона, изображавшего из себя контрабандиста – трое «спящих» и один шпион, вот, пожалуй, и все. Ну сообщал еще, кто и что болтает на улицах, каково общественное мнение. Правда, был подозрительный момент: на последней встрече Ральф сказал, что скоро в город прибудет немецкая диверсионная группа для взрыва моста через Рейн. Когда Эрих попытался узнать подробности и источник, то Ральф стал говорить, что все это пока на уровне слухов, пообещал узнать конкретнее. Пообещал и исчез. Причем другие агенты информацию не подтверждали. Скорее всего, это была деза, но что случилось с Ральфом?