Олег Яковлев - Хроники Червонной Руси

Ворчала что-то недовольно Гертруда, завидовали князю молодые гридни, восхищались красотой молодой княгини степенные бояре, а в сердце Радко она одна поселилась и хозяйничала, словно у себя дома. И никуда не деться было ему от этого наваждения, от бедового своего неразделённого чувства. Знал, что добром это не кончится, старался отвлечься, брался за самые трудные поручения, за самые запутанные дела, исполнял их толково, но когда возвращался во Владимир, снова чуял, как бьётся с отчаянием в груди сердце. Надо было что-то с этим делать, но что, молодой мечник не ведал…

Он не спеша взобрался на коня, ласково похлопал его, тронул поводья. Застучали по шляху копыта. Ждал впереди отрока Радко очередной опасный путь.

Седьмицу целую гуляла залитая вешним солнцем Тмутаракань. Реками многоводными лились меды и вина, на дворе перед княжескими хоромами рядами стояли широкие дубовые столы с яствами. Кормили всех желающих, без разбора, будь то боярин, купец тороватый или простолюдин. Рыба разноличная, копчёная, вяленая и жареная, виноград, фрукты заморские, сладости аравитские, каши, острый горский кебаб – чего только здесь не было. Пировали шумно, на широкую ногу. Не поскупился князь Давид Игоревич на угощения, не скупились и гости его на добрые слова, поднимались, говорили пышные здравицы.

Праздновал Игоревич свадьбу свою, отмечал союз и дружбу с горцами – касогами. Светилась счастьем невеста его – дочь Идара, Лашин, под красным платьем её, перехваченным на бёдрах лентой-поясом, проступали крутые, словно у мужа, плечи. Женщина-воительница, охотница, поленица 124 124 Поленица – женщина-воин, богатырка русских былин. ! Такими, наверное, были сказочные амазонки. Такова была Марья Моревна в русских сказаниях, о коей вещали древние руны, силу и красоту коей воспевали песнетворцы-гусляры.

И имя христианское получила касожинка – Мария, как будто, воистину, в честь сказочной поленицы. Показывала всем молодая княгиня свою радость, улыбалась легко и беззаботно, из-под короткой верхней губы её выставлялись маленькие белые зубы. Лишь когда бросала взор касожинка на сидящего рядом с Давидом одетого в праздничный багряный кафтан с золотым узорочьем Володаря, словно тень набегала ей на чело, тотчас супилась она недовольно.

«А тебе что здесь надобно? Помешать счастью моему хочешь?» – говорили прекрасные глаза, синие, будто перезрелые сливы.

В них читал Володарь затаённую злобу, видел сполохи грозовые, пронзающие тьму южной ночи. Становилось не по себе. Что-то надо было с этим делать. Но что? Или кажется ему всё это? Вина вкусил излиха, вот и мерещится всякая чепуха!

Он поднимал очередную чару, пил за красоту невесты, смотрел на её головной убор, на убрус, перехваченный узорчатой повязкой с вкраплениями дорогих самоцветов. Самоцветы горели праздником, а глаза… Нет, это морок какой-то!.. Отмёл Володарь прочь мысль лихую и гадкую… «Что я ей сотворил? Какое лихо?» – простучало в голове.

Но вино почему-то стало горьким. Неприметно выплеснул он очередную чару за ухо.

О том, что ощущения его верны, узнал несколько позже. Пока же, как только спустился на Тмутаракань очередной вечер и высыпали на чёрное небо мириады звёздочек, поспешил он в свои покои. С особым тщанием проверил сегодня стражу, у каждого гридня осмотрел копьё и саблю, наказал ни на миг не терять бдительности.

«Что со мной? Почему так стучит сердце? И вино… Ужель… Отравить меня хотел кто?!»

Он зачерпнул ковшом воды, промыл горло, сплюнул. Вытянулся на просторном ложе, положил рядом с собой меч в ножнах. До рассвета Володарь не сомкнул очей, всё лежал и прислушивался к звукам за дверями покоя.

Вот ударило било 125 125 Било – доска; деревянный, иногда медный, колокол. , раздались голоса стражи на крепостной стене, вот кот запрыгнул на постель и устроился у него в ногах, вот гридни Игоревича о чём-то негромко беседуют с его воинами. Кажется, толковня идёт о заморском вине и о горских жёнках.

«Надо отвлечься, выбросить эту глупость из головы! Игоревич – мой ратный товарищ, друг! Но… Если Ратибор был прав… Опытный боярин, разбирается в людях, ведает, кто из князей чего стоит… Заутре пойду к Таисии… Она успокоит… Или нет… Зачем её впутывать?.. Велю позвать ту пышногрудую блудницу-армянку. С ней, наверное, будет весело… Легко и весело».

Рассвело. Володарь поднялся, разминая уставшее после череды пиров тело, зевнул и перекрестил рот. Растворил дощатые ставни, выглянул во двор. Чей-то гужевой конь мирно щипал травку возле одного из столов. Громко храпел рядом с ним толстопузый боярин, неподалёку отрок Юрий Вышатич, видно, здорово захмелевший, силился поднять голову с лавки. Тут же сидел торговый гость из Корчева, тупо уставившись на опустевшую чару и бормоча себе под нос какую-то срамную песенку.

Под столами шевелились холопы, подбирающие объедки.

Упившихся до состояния риз было много. Одно приметил Володарь: среди пьяных – ни одного касога и хазарина. Греки были, но в основном позволяли себе валяться под столами и лавками свои, русичи. Становилось за них обидно, стыдно, подумалось с сокрушением: «Что же это мы, яко свиньи, ведём себя?! И всегда ведь так было, со времён древних скифов и росомонов 126 126 Росомоны – древний народ в Восточной Европе, упомянутый готским историком Иорданом (VI век) в связи с событиями около 375 года. Предполагаемые предки руссов. !»

Взяв с собой двоих гридней, выехал Володарь за ворота. Стрелой промчался верный конь вниз, к городским вымолам, рванул вправо. Долго неслись вершники по пустынному в этот час берегу. Мимо проплыл хазарский конец, за ним следом – слобода армянских купцов и рыбацкие выселки с гигантскими чанами для засолки рыбы.

Когда впереди показалось широкое устье Гипаниса, Володарь круто осадил скакуна. Бросив поводья гридню, он сорвал с плеч рубаху и ринулся в воду.

Тело обдало холодом, будто сотни игл впились. Студёна была поутру черноморская водица. Широко, вразмашку, вздымая брызги, поплыл Володарь вдаль от брега. Понемногу тело привыкло к воде, дрожь прошла. Он перевернулся, лёг на спину, смотрел пристально на ярко-голубой небосвод. По тёмной, заходней стороне плыли густые кучевые облака, в остальном же небо было чистым, как камень сапфир. Тонула в безмерной глади одинокая утренняя звезда. Опять стало холодно, над морем поднялся ветерок. Зарябило, заплескали у берега волны. Володарь поплыл обратно, стремглав выбежал на золотистый песок. Гридень услужливо подал князю цветастый рушник. Растеревшись докрасна, Володарь набросил рубаху и вскочил в седло. Теперь они поехали шагом, удаляясь от берега. Вскоре перед ними выросли две старинные каменные статуи.